— Похоже, здесь ничего не меняли с той ночи.
— Все сохранено, — подтвердил я. Император перекрестился на богато инкрустированное каминное распятие.
— Именно этот крест и рассматривал Распутин, когда дед выстрелил в него, — сказал я.
— И после этого Гришка еще сумел выскочить во Двор и чуть не спасся, — заметил государь.
— Мой дед отвратительно стрелял, — пожал я плечами.
— Зато мой бил без промаха.
Я отвел глаза в сторону.
— Ведь это Дмитрий Павлович уложил «старца», — усмехнулся император. — Не Пуришкевич же, у которого револьвер в руках трясся.
— Для любого подданного империи такое заявление было бы святотатством, — заметил я.
— Но мы-то с вами можем говорить начистоту. Для обывателя власть должна быть священна. Но если те, кто на вершине, уверуют в свою непогрешимость и богоизбранность, то обрекут себя на неминуемую гибель. Вы понимаете, почему я к вам приехал сегодня? Я правильно выбрал место для беседы? — государь обвел рукой комнату.
— Здесь менее всего возможна установка прослушивающих устройств, — я сделал вид, что не понял намека.
— Хватит ходить кругами, — государь тяжело опустился на венецианский стул.
Я подошел к стоявшему в стороне сервировочному столику, выставил на стол два бокала и разлил в них вино.
— Ого, Мадера, — заметил государь.
— Так хотел мой дед, чтобы здесь всегда была бутылка с Мадерой, — ответил я.
— А вы, Юсуповы, оказывается, сентиментальные люди.
— Так повелось, государь. Внешне жесткое должно иметь мягкий сердечник. Внешне мягкое должно таить в себе жесткость. Иначе не выжить в этом мире.
Император выжидающе посмотрел на меня.
— Вы правы, государь, — произнес я, — все признаки секты налицо. Да, учение Гоюна привлекает все больше последователей, притом секта «Небесного предела» целенаправленно вербует сторонников в разных странах и на всех социальных уровнях. Да, Гоюн старается завладеть экономическими рычагами. Да, он пытается приобрести политическое влияние.
— Пытается приобрести?! Он сумел заварить кашу с объединением немецких государств, чем чуть было не спутал нашу политику в Европе. Он привел к власти в Китае свою группировку чиновников. Да он уже весьма влиятельная фигура!
— Я бы не переоценивал роль Гоюна в этих событиях, ваше величество. Сложно было бы представить, что такая мощная держава, как Китай, не попытается возвыситься, а такой значимый регион, как Западная Европа, безропотно подчинится русскому влиянию и не даст адекватного ответа. Россия сейчас гегемон в мире. Естественно, что любые значимые международные события затрагивают ее интересы. Вот и получается, что и Пекин, и Мюнхен выступают против Петербурга. С кем им еще бороться? Америка не игрок. Гоюн просто оказался в нужном месте в нужное время: он дал китайским реформаторам идеологию и оказался посредником при тайных переговорах немецких государств. Но не он так другой. У истории свои законы, и эти события все равно бы произошли.
— Вы считаете, что Гоюн здесь ни при чем?
— Я говорю о причинах событий. Гоюн умело воспользовался ими и взлетел на самую вершину — это говорит о недюжинном уме. К тому же он активный политик, так что сбрасывать его со счетов нельзя.
— Так он опасен или нет? — нахмурился государь.
— Опасен, но не тем, о чем вы говорите. Он сумел создать учение, которое завладело умами миллионов. Бедные и богатые, знатные и худородные, стяжатели и бессребреники видят в нем пророка и мессию, а быть пророком и мессией может только очень сильная личность. Народы не пойдут за слабым вождем, им нужен тот, кто затронет в их умах и душах самые чувствительные струны. И, похоже, Гоюн умеет это делать.
— Так в чем же его учение?
— Банальности. Не убий, ни укради, следуй мировому Дао, ищи просветления. Все, что есть во всех мировых религиях. Мудрые вещи вообще до обидного банальны. Что бы ни открыл, все уже многократно сказано и растиражировано.
— Так чем же он берет?
— Тем, что понимает, о чем говорит и с кем говорит.
— А может быть, он и есть пророк и мессия? Или лжепророк и антихрист? И будет говорить гордо и богохульно, и дана ему будет власть? — государь испытующе посмотрел на меня, но я выдержал этот взгляд.
— Я не готов еще ответить на этот вопрос, ваше величество. Но я обязательно узнаю это.
— Каким образом?
— На ловца и зверь бежит, — я достал из кармана открытку и протянул императору.
— Что это? — государь рассеянно скользнул взглядом по иероглифам.
— Приглашение от Ди Гоюна посетить его поместье в Калифорнии в любое удобное для меня время.
В комнате повисло молчание.
— Вообще-то, по правилам этикета, прилично было бы направить приглашение на русском, английском или французском языке, — заметил наконец император.
— Он дал мне понять, кого видит во мне, — ответил я. — Князь Юсупов ему не интересен. Ему нужен Сяо Лунг, Маленький Дракон, ученик Ма Ханьцина. Поэтому приглашение на китайском. И он видит во мне мастера, равного себе. Поэтому оно написано лично им, от руки, каллиграфически.
— Сложно у вас, — покачал головой государь.
— Европейский этикет не менее затейлив.
— И зачем он приглашает вас, как вы считаете?
— Не знаю. Но в любом случае это будет поединок.
— Почему вы так решили?
— Интуиция.
— Когда поедете? — спросил после небольшой паузы император.
— Не раньше чем через три недели. Мне нужно завершить еще кое-какие дела и должным образом подготовиться к встрече.
Император снова испытующе посмотрел на меня.
— Хорошо, желаю вам успеха. Но при любом исходе вы должны мне сказать, кто он.
— Можете в этом не сомневаться, ваше величество.
Государь одним махом допил вино из своего бокала и поднялся.
— Ну а дворец свой вы мне все-таки покажите. Какие тут у вас чудеса? Галерея, театр, библиотека, оранжерея...
— Мавританская гостиная, — подсказал я.
— Ведите, — улыбнулся император.
На втором этаже, в картинной галерее, император прервал экскурсию неожиданным вопросом:
— Слушайте, князь, что это за скандал приключился с вами в Висбадене?
— Скандал? — удивленно посмотрел я на него.
— Говорят, вы заявились туда с какой-то чрезвычайно юной особой.
— Вполне совершеннолетняя девица, ваше величество.
— Из простых?
— А разве это запрещено?
— Нет, конечно. Тем более что, судя по фотографиям, которые мне подсунули, дама более чем соблазнительная. Но есть же определенные нормы поведения. Я, конечно, по себе знаю: седина в бороду — бес в ребро. Человек нашего круга может позволить себе определенные вольности, но тащить любовницу на светский курорт было вовсе не обязательно.
— Но я же не отдыхать туда ехал. У меня было две задачи: провести переговоры с герцогом Дармштадтским и узнать, что думает высшее общество о секте Гоюна. И та, и другая задача требовали не привлекать к себе лишнего внимания.
— И для этого вы потащили за собой барышню?
— Разумеется. Все знают, что я сторонюсь мест, где собирается высший свет, и не лечусь на европейских курортах. Если бы я приехал один или в сопровождении светской львицы, в Мюнхене и Париже поняли бы, что я приехал на переговоры, а высшее общество забеспокоилось бы. А так всем все ясно: старый князь подцепил молодую любовницу, распушил хвост и поехал показывать ей свет.
— Гм, непростой вы человек, — покачал головой император.
— Это театр, — ответил я.
— Что? — нахмурился государь.
— Я говорю, что мы подошли к дворцовому театру, — улыбнулся я. — Сейчас таких осталось мало...
Глава 11
УЧЕНИК
Я поднялся по грязной лестнице на четвертый этаж. Какие-то неуютные были эти дома на окраине Невской стороны. Жили здесь формально безработные, которые никак не могли трудоустроиться, а на самом деле бездельники, упорно не желавшие работать. В Петербурге еще с шестидесятых годов остро не хватало рабочих рук. Люди приезжали сюда на работу с самых дальних окраин империи, а потом и из других стран ЕАС и даже из отсталых государств Африки и Азии. Впрочем, любой крупный город притягивает к себе толпы паразитов, и чем богаче мегаполис, тем многочисленнее и прожорливее проживающие в нем бездельники. В Петербурге они заселили целый район — тот, из которого уехали когда-то неквалифицированные рабочие, посчитавшие зазорным жить в низкокачественных блочных домах. Трудовые люди переселялись на Московскую сторону, в кварталы, построенные по проектам ле Корбюзье, а их старое жилье муниципалитет стал бесплатно сдавать «социально незащищенным группам». Эти люди перебивались случайными заработками, раз в год на недельку устраивались на «постоянную» работу, чтобы сохранить статус безработного и не утратить пособие и право на льготы. Остальное же время они в основном пили, играли в азартные игры или смотрели низкопробные фильмы, снятые в Порт-Артуре.
