Звук выстрела еще долго звенел в ушах мистера Таслера. Порой его отголосок приходил в кошмарах, наполняя видения ружьями, охотниками и орущими котами, которые походили на кота Флаффи, задавленного телегой Таслера пару лет тому назад. Лечил простреленную ногу он долго, упорно скрывая от всех причину ранения. А после продал участок и уехал в другой город. Но кое-что последовало за ним.
Каждую ночь под окном его спальни вырастала куча свежего навоза.
Свисток, Лохматый, Лео, Бурбон и унылая фея
Пункт 2 п/п 2 УКФ:
«Крестная фея обязана экономить волшебные резервы Общества.
Поэтому для передвижения по континенту поощряется использование
обычного транспорта, затраты на который в разумных пределах компенсируются позднее»
Мчавшийся во весь опор поезд резко затормозил, и багаж посыпался с полок прямо на головы пассажиров. Крики боли и негодования смешались с зубодробительным скрежетом тормозов, всех сотряс последний рывок, и состав замер напротив узкой платформы без какой-либо ограды или видимой таблички с названием. За ней стлались бескрайние поля кукурузы, рассеченные надвое странной дорогой из желтого кирпича, которая брала свое начало у платформы и убегала за горизонт. То определенно были диковинные места.
Кристиан Фэй медленно выдохнул, силясь успокоиться. Затем дернул фрамугу и вылез в окно по самые плечи. В то же самое время из кабины машиниста спустился усатый мужчина в фуражке и с отстраненным видом уставился под колеса локомотива.
— Господин машинист! — Кристиан попытался привлечь его внимание, но мужчина продолжал прохаживаться вдоль поезда, задумчиво оглядывая колеса.
— Господин машинист! — Фэй умудрился вытащить руку и отчаянно ею замахал. Однако его заглушили крики и стенания остальных пассажиров, разбиравших сваленные на пол вещи.
Лишь когда Кристиан выбрался из поезда на низкую платформу, его глазам открылась причина остановки. На рельсах из-под колес локомотива торчали две худые женские ноги.
— Эй, шеф! — рявкнул он, и на этот раз машинист обернулся, удивленно вскинув брови.
— Да?
— Когда мы отправимся? К вечеру мне нужно быть в Золотой Долине.
Усатый хмыкнул, вложив в этот звук как можно больше неопределенности.
— Боюсь, что не сегодня, господин. Чертова корова вечно норовила сигануть под колеса, и сегодня ей это удалось. Чтоб ее, мать-перемать. Теперь будем ждать полицию.
Он сплюнул под колеса, словно это могло помочь составу сдвинуться с мертвой точки. Фэй же продолжал сверлить его взглядом, напрочь отказываясь верить в услышанное.
— Но к вечеру мне нужно добраться до Золотой Долины,— упрямо повторил он.
Машинист поморщился и снова сплюнул, тем самым выразив все свое раздражение, скопившееся от ситуации и назойливого пассажира. Его рука взметнулась, указав на поле за платформой.
— Если пойдете той дорогой, попадете прямо в Долину. Бегом, может, и к вечеру доберетесь.
Кристиан вновь обратил взгляд к выложенной кирпичом дороге, кислотно-желтой на фоне зеленых полей. Над ней вилось марево, что еще раз напомнило о тридцати пяти градусах в тени, обещанных в газетах. На небе не было видно ни облачка, и солнце поливало жаром и без того раскаленное железо вагона, серое покрытие платформы и понурые стебли кукурузы.
Фэй никогда не бывал на юге, и перспектива отправиться пешком по неизвестной дороге в неизвестный город его слегка пугала. Но самая лучшая крестная фея на свете не могла спасовать перед каким-то кукурузным полем и застрявшим поездом. Нет, он был сильнее обстоятельств. Это Кристиан повторял себе, вытаскивая на платформу изрядно помятый при падении чемодан. Затем, не желая расставаться с единственным видимым островком цивилизации, он прошелся вслед за машинистом вдоль поезда. Из распахнутых окон доносилась брань и стоны, многие с любопытством высовывались наружу, разглядывая куда-то собравшегося странного молодого человека.
Когда он вернулся, то обнаружил, что на его чемодане устроился неопределенной породы песик. При приближении Кристиана он поднял грустные гнойные глаза и заскулил.
— А ну кыш! — Фэй попытался согнать его зонтом, но песик терпеливо сносил все уколы и слез лишь после того, как Кристиан перевернул чемодан. На клетчатой обивке осталось темное пятно, при виде которого юноша закатил глаза в безмолвном отчаянии.
Первый час путешествия по кирпичной дороге прошел спокойно и однообразно. Поезд скрылся за линией горизонта, оставив Кристиана в пустыне зеленых листьев под бескрайним ярким небом. Какое-то время он чувствовал себя настоящим дикарем на неведомой земле... Пока не показался он.
Среди стеблей кукурузы недвижимо стоял мужчина в оборванных одеждах. Волосы на его голове торчали в разные стороны спутанными клоками, грязь на лице сливалась с щетиной, а вокруг летали черные пятна ворон, не обращая на соседа никакого внимания.
— Эй! — хрипло крикнул бродяга и замахал руками. Его дырявые рукава развевались подобно флагам.— Милостивый господин, подождите!
Оборванец побрел к дороге, распугивая сидевших на кукурузе ворон. Заметив это, Фэй ускорил шаг. Но каким-то неведомым образом мужчина нагнал его и поплелся рядом, источая аромат пота, носков и рыбы.
— У вас монетки не найдется, милостивый господин? — поинтересовался он и улыбнулся, продемонстрировав десяток гнилых зубов.
Кристиан инстинктивно подался ближе к обочине, оглушенный гремучей смесью запаха и вида, но бродяга вновь оказался рядом.
— Нет,— отрезал Фэй, стараясь не смотреть в его просящие глаза с желтыми белками.
— Точно нет, милостивый господин?
— Точно! И зачем тебе деньги посреди поля, а?!
Легкая тень задумчивости тронула лицо мужчины, после чего он снова просиял.
— На билет до Золотой Долины. Говорят, там красиво. Меня, кстати, Лохматым зовут. А тебя как?
Фэй предпочел молчать, продолжая идти по дороге так быстро, что это уже напоминало бег трусцой. Лохматый шел рядом, молча и с неизменной улыбкой на лице.
— Твой Шарик? — поинтересовался он, указав куда-то за их спины.
Не удержавшись, Кристиан глянул через плечо. На небольшом расстоянии от них мирно трусил ободранный песик, тот самый, который оставил на чемодане грязное пятно и кучу налипших волос. Заметив внимание к своей персоне, он поднял черный нос и пару раз вильнул хвостиком.
— Не мой! — прошипел Кристиан, прибавив шаг.
— А идет за тобой,— заметил Лохматый и похлопал по истертой штанине.— Иди сюда, проказник!
— Не зови его!
— Тебе-то что? Он же не твой, сам сказал.
Отчаявшись хоть что-то доказать, Кристиан умолк, продолжая шагать по покрытым пылью кирпичам. Чемодан бил его по ноге, неудобный и слишком большой для столь долгой прогулки.
— Ты из Брюхвальда, верно? — снова подал голос Лохматый. Теперь он шел, держа песика на руках. Тот же радостно вылизывал его подбородок, оставляя на щетине обильные потоки слюны.
— Это ты у псины спрашиваешь? — бросил изрядно разозленный Кристиан. Почему для окружающих было так важно поинтересоваться о его родине и, получив ответ, с понимающим видом кивать? Словно узнав место, где он родился, можно было додумать остальное и без дальнейших расспросов. И как они вообще догадывались, откуда он приехал?
— Нет, конечно,— весело хохотнул Лохматый. — У меня брат в Брюхвальде живет, вот и спрашиваю. Может, знаешь его?
— Это вряд ли. Я давно там не был.
— Очень жаль. Его зовут Дрю, работает сапожником недалеко от вокзала Жвало...
— Не интересно,— процедил Кристиан, упрямо смотря перед собой. Внутри он уже весь кипел, с трудом сдерживаясь, чтобы не бросить чемодан на землю и самозабвенно заняться рукоприкладством. Или бросить чемодан в болтливого попутчика и ограничиться этим. Но Фэй не мог. Где-то впереди, за лазурной линией горизонта, в городе Золотая Долина его ждал подопечный, и это было главным. Месть за съеденный мозг могла подождать.
Лохматый тем временем продолжал рассказывать о своем брате, затем плавно перешел на состояние железных дорог и закончил монологом о политике королевства Брюхвальд, огромное влияние на которую оказывали аристократические семьи нечеловеческой природы. Солнце продолжало нещадно палить, и жар вкупе с монотонным бормотанием и усталостью создавал полное ощущение бреда наяву.
Когда на горизонте показалась темная линия, ощетинившаяся верхушками сосен, Фэй возликовал. Наконец он мог скрыться от палящих лучей в прохладе леса.
Однако прохлада леса встретила их тучами голодных комаров, легко прокусывавших одежду, с противным писком лезших в лицо и забиравшихся за воротник. Дорога нырнула за поворот, и впереди, под широкими лапами елей выросла хижина. Ее старые доски посерели и рассохлись от времени, а травяную крышу усеивали гнезда птиц.
