— Олег Семеныч! Буквально пять минут, ладно? Я просто уже не помню как файл называется! — крикнул ему вдогонку Тарас и, под ржание коллег, кинулся к клавиатуре. Выдавать экспромт.
«Кадры — мантры — чакры…»
* * *
Сразу после совещания Мешечко поехал в Следственное управление, надеясь застать там своего давнего знакомца, а по совместительству — регулярного поставщика работы и головняка для «гоблинов», старшего следователя Олега Викула. Андрей очень надеялся, что Викул, будучи в курсе новостей и сплетен, циркулирующих в околоследственных кругах, сгрузит ему недостающую часть информации. И тогда, возможно, не дающие ему покоя пазлы выстроятся по примеру льдинок из «Снежной королевы», и всё слово можно будет наконец прочесть целиком. Главное, чтобы этим словом не оказалась пресловутая «Вечность»…
…Однако не удалось. Выстроить. По приезде на место выяснилось, что именно сегодня в Следственное нагрянули проверяющие из столицы, а посему весь личный состав Управления был скопом введен в состояние, именуемое в народе как «в жопу раненный олень». Так что всё, что смог сделать для поджидающего на улице Андрея Викул, так это выскочить из здания, сославшись на внезапный приступ диареи. Вместо приветствия с ходу предупредив коллегу, что времени у него — лишь на «пару затяжек».
— Андрей, очень быстро! Я действительно капитально пригораю. У нас там сейчас такое творится!
— Какое?
— Представь себе пожар на фабрике по разведению песцов. Вот примерно в таком духе. Короче, что у тебя?
— Олег, ты в курсе, что в штате ваших прямых конкурентов, то бишь в Следственном комитете, имеется чернокожий сотрудник?
— Ну да, есть у там них опер-мулат, — подтвердил Викул. — Внебрачное дитя интернациональной дружбы. Как зовут, не знаю. Тем более что его всё больше по прозвищу кличут — Тимати.
— Имеешь что о нем сказать?
— Лично я с ним по работе не сталкивался, а люди… разное говорят.
— А что именно говорят?
— Общий вектор, скорее, негативный. Но ты же знаешь, я не любитель собирать слухи. Тем более когда они непосредственно не касаются моего ведомства.
— Олежек! — умоляюще сложил руки Мешок. — Мне край как нужны все эти слухи! Пускай даже самые фантастические!
— Ну, в принципе, я могу переговорить с парой-тройкой ребят, которые немного в теме, — неопределенно пожал плечами Викул. — Но только, извини, не сегодня. У меня сейчас действительно — полный песец.
— Когда?
— В понедельник, во второй половине дня устроит?
— Лучше бы, конечно, пораньше, — вздохнул Мешок. — Ну да куда деваться… Хорошо, тогда в понедельник я тебя наберу. Погоди-ка! — спохватился Андрей. — Телефон! Слушай, а хотя бы номер его мобильного можешь мне эсэмэской скинуть? В течение дня? А?
— Хорошо, постараюсь узнать и отправить
— Спасибо, дружище! Ты — человек!
— А вот в этом не уверен, — горько усмехнулся Викул.
— В каком смысле?
— Я говорю, что на этот счет у наших московских друзей, похоже, несколько иная точка зрения. Ладно, всё, Андрей, я полетел…
Викул на бреющем полетел обратно в Управление, а Андрей, в состоянии глубочайшей задумчивости, поплелся к машине. Чертовы пазлы складываться категорически не желали. В размышлениях о них Мешечко провел весь остаток дня сегодняшнего. А затем — и наступившего завтрашнего. Но «вечность» так и не проявилась…
…А потом незаметно подкралась суббота. И размышлять Андрею сделалось некогда, потому как былые оперативные планы все-таки пришлось подвергнуть существенной корректировке. И начинать спешно готовиться играть новую партию. Практически с колес и на чистой импровизации…
Парголово,
8 августа 2009 года,
суббота, 14:28 мск
Крепко заснув во время дневной прогулки, детеныш никак не желал пробуждаться. Между тем час кормления давно миновал, и Анечка, придерживавшаяся в этом вопросе неукоснительного соблюдения расписания, сидела возле кроватки и терпеливо ждала, когда малыш начнет ворочаться или хотя бы вздрагивать ресничками. Именно в этот момент она собиралась попытаться дать ему грудь: если голодный, то и во сне пососет.
Дверь в комнату молодых приоткрылась с неприятным скрипом («Венька, зараза такая! Сколько раз просила смазать петли!»), и Анечка недовольно повернула голову, приложив палец к губам:
— Тсссс! Он всё еще спит!
— Телевизор не смотришь? — взволнованным шепотом спросила мама.
— Нет. А что?
— Включи четвертый канал. «Вести». Церковь наша сгорела!.
Анечка испуганно схватилась за «лентяйку» и судорожно принялась листать каналы. Агрессивный звук рекламы на одном из них мгновенно разбудил малыша — он сердито запищал, однако молодая мама даже не обернулась в его сторону.
«…немногочисленные очевидцы рассказывают, что пожар начался примерно в половине первого ночи, — бесстрастно вещала репортерша питерских «Вестей» Жанна Скворцова. — И хотя пожарные прибыли на место происшествия уже через девять минут, церковный купол к тому времени выгорел дотла. Работавшие на месте дознаватели не исключают версию поджога. Тем более что, как стало известно нашему корреспонденту, с некоторых пор храм подвергался нападкам так называемых сатанистов… Напомним, что церковь является памятником архитектуры начала ХХ<N>века. С марта прошлого года здесь велись обширные реставрационно-строительные работы… Теперь к другим новостям…»
Анечка убрала звук, схватила со стула джинсы и принялась суетливо переодеваться.
— Ма, я его после прогулки так и не покормила. Попробуй укачать, но, если станет капризничать, покорми, ладно?
— Чем я его покормлю? Грудью, что ли?
— В холодильнике есть готовые смеси. Только не забудь подогреть… Всё, я убежала. Скоро буду.
— Куда ты, сумасшедшая?!
— В храм, к отцу Михаилу. Узнаю: что там и как? Может, помощь какая требуется.
— С ума спятила, девка! Ну какая от тебя сейчас может быть помощь? Вон, смотри, и Санечка совсем проснулся.
— Я быстро, ма. Честное слово!
Анечка чмокнула ошарашенную мать в щеку и пулей выскочила из комнаты. «Сказала! На свою голову!» — сварливо проворчала недавно испеченная бабушка и, сопровождаемая ревом оголодавшего внука, обреченно поплелась на кухню. За готовыми смесями…
… До храма Анечка добралась минут за пятнадцать, и открывшаяся перед ее глазами картина привела девушку в состояние почти шока. Купол церкви, вместе с венчавшим его крестом, выгорев полностью, рухнул вниз, сильно разрушив алтарь. Закопченные стены, обгорелые балки да черные скелеты металлических конструкций былых строительных лесов — вот что собою являл сейчас некогда нарядный красавец-храм. Раздражающим, неуместным напоминанием о том, каким он был и каким мог стать в самое ближайшее время, служила картинка на информационном щите строительного вагончика, пережившего, в отличие от своего объекта, стихийное бедствие без каких-либо потерь. Даже стоявшие в непосредственной близости деревянные козлы маляров — и те не пострадали.
Сглотнув подступивший к горлу ком, Анечка поискала в толпе людей, преимущественно состоящих из праздношатающихся, охочих до подобного зрелища зевак, отца Михаила. Он стоял, окруженный небольшой стайкой навзрыд причитающих старушек, и, казалось, сам едва сдерживает слезы. Девушка бросилась туда.
— Отец Михаил!
Не узнавший Анечку диакон Алексий решительно выдвинулся наперерез, пытаясь перекрыть «доступ к телу» батюшки.
— Девушка, никаких интервью! — заблажил он. — Неужели вы не понимаете, что у нас страшная беда?! Имейте же хоть каплю сострадания! Отец Михаил не будет отвечать на ваши дурацкие вопросы!
Судя по реакции диакона, нынешним утром здесь пришлось пережить целое паломничество представителей пишущей и снимающей братии.
Анечка притормозила и произнесла растерянно:
— Извините, но я вовсе не журналистка. Я напротив, я хотела… Отец Михаил, вы меня помните?
Батюшка обернулся на зов, с печальной улыбкой кивнул и, благословив прихожанок, подошел к по-прежнему ревностно сдерживаемой диаконом девушке:
— Здравствуйте, Анна… Видите, как оно всё вышло? Разве могли мы помыслить, что во вторник у нас с вами пройдет последний обряд крещения в этих стенах?
— Не надо так говорить! — отчаянно замотала головой Анечка. — Конечно, то что случилось — это ужасно. Но я уверена, что всё можно восстановить. И всё будет восстановлено. Вот увидите! Самое главное, что никто из служителей храма не пострадал.
— Вы правы, Анна, — чуть помедлив, потухшим голосом сказал батюшка. — Это действительно самое главное. Равно как то, что сейчас и в самом деле нельзя предаваться унынию. С Божьей помощью справимся и с этой бедой. Хотя, если честно, глядя на всё это, — отец Михаил с болью обвел взглядом то, что осталось от храма, — просто руки опускаются. Сколько труда вложено.
