— А вы не спутали? Это у вас нога вывихнута.
— И у него.
— Как, у обоих?
— Да. Мы упали.
— Почему?
— Так, знаете… Передать ему что-нибудь?
— Если вам не трудно. Отец согласился, он возьмет этот корм.
— Замечательно!
— А я привела собаку.
Монокль у Галли падал только в исключительных случаях. Сейчас он мелькнул, словно падающая звезда.
— Что? — закричал больной.
— Фредди дал мне овчарку, а я ее вернула.
— Вам она не нужна?
— Нужна, но ничего не выйдет. Она кинулась на отцовского спаниеля. Отец его очень любит. Он орал: «Кто пустил в дом эту истеричку?» Я сказала: «Я. А дал мне ее Фредди». — «Вот к нему и вези!..» В общем…
— Кричал?
— Голосил. «Я беру ружье и считаю до десяти! Будет здесь — молись о ее душе!» Ну, я поскорей ее увезла. Она пошла в людскую, поужинать. Жаль, конечно. Что поделаешь! Даром получили…
И прекрасная Валерия ушла, передав Фредди привет, а также — выразив надежду, что ногу ему не отрежут.
Если бы ее отрезали у Галли, он бы не заметил, радуясь за любимого племянника. Вероятно, думал он, это все ангел-хранитель; хорошо бы хлопнуть его по спине и поблагодарить. Переведя часы вперед, он сказал: «А наутро — радость» — и вызвал Биджа, чтобы тот принес ему виски с содовой.
Бидж принес их не скоро.
— Простите, что так долго, — сказал он. — Меня задержал у телефона полковник Фэншоу.
— А миссис Фэншоу у них есть?
— Насколько я знаю, да.
— Непременно зайдет, сегодня — их день. Чего же он хочет?
— Спрашивал милорда, но я не мог его найти.
— Он вышел погулять.
— Да, сэр? Не знал. Полковник Фэншоу просил его приехать завтра в Марлинг-холл как мирового судью. Они поймали грабителя у черного хода и заперли в погребе.
Монокль упал во второй раз за этот вечер. Чего-чего, но такого Галли не ждал, тут перебор даже для Кларенса.
— Это не грабитель, — сказал несчастный. — Это Кларенс, девятый граф Эмсвортский.
— Сэр!
— Уверяю вас. Я послал его в Марлинг-холл с секретной миссией. Какой погреб, винный?
— Угольный, сэр.
— Мы должны его вызволить. Минуточку, минуточку… Обычный человек думал бы долго, хмуря брови, скребя в затылке и перебирая пальцами; обычный — но не Галли.
— Бидж! — воскликнул он.
— Да, сэр?
— Идите ко мне, откройте шкаф и возьмите с той полки, где платки, баночку с таблетками. Принесите, естественно.
— Сейчас, сэр. Эта, сэр? — вернувшись, спросил он.
— Да, эта. Теперь — необходимые сведения. Вы знакомы с дворецким из Марлинг-холла?
— Конечно, сэр.
— Значит, он не удивится, если вы зайдете?
— Скорее, нет, сэр. Я часто бываю у него.
— И он вас угощает?
— Сэр?
— Выпиваете бокальчик-другой?
— О да, сэр!
— Тогда все ясно. Видите эти таблетки, Бидж? Они называются «Микки Финн». Слышали?
— Нет, сэр.
— Снотворное. Распространено в Соединенных Штатах. Когда я там был, один мой друг был поражен, что я не держу их. До сих пор не было случая их использовать, но сейчас — самое время. Вы поняли меня, Бидж?
— Нет, сэр.
— Бросаете штучку в бокал своего приятеля, и он никнет, как усталая лилия. Вы идете в погреб, освобождаете графа и ведете домой.
— Мистер Галахад!
— Что такое?
— Я не могу…
— Какое легкомыслие! Если мы не вытащим Кларенса, он погиб. Его опозорят, и ничто…
— Да, конечно, сэр, но я…
— И еще: он отблагодарит вас. Верблюды, обезьяны, павлины, слоновая кость прибудут в Бландинг.
Оба подбородка перестали дрожать. Бидж выпрямился и сверкнул глазами, как и советовал Генрих V.
— Вы обижаете меня, сэр! — сказал он. — Я иду.
Галли вернулся к кроссворду. Удостоверяясь, что автор страдает размягчением мозгов, и задремав было над «7 по горизонтали», он услышал пыхтенье Биджа. Вид у дворецкого был такой, какой бывает после тяжких духовных испытаний.
— Ну, как? — спросил Галли. — Все в порядке?
— Да, мистер Галахад.
— Ваш лорд на свободе?
— Да, мистер Галахад.
— Молодец. Где он?
— В ванне, мистер Галахад.
— Что же, идите спать, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сэр.
Через несколько минут, посвященных «12-ти по вертикали», Галли с удивлением увидел сестру свою, Констанс.
— Привет, Конни, — сказал он. — Ты умеешь решать кроссворды?
Леди Констанс не воскликнула: «Да ну их к черту!», но только по своей воспитанности. Ею владел именно тот царственный гнев, который обращал лорда Эмсворта в виноватое желе.
— Галахад, — спросила она, — ты не видел Биджа?
— Да, только что. А в чем дело?
— Я звоню ему полчаса! Он совершенно отбился от рук!
— Кларенс говорил мне, что ты так думаешь. Хочешь его уволить?
— Да!
— Я бы не советовал,
— Что ты имеешь в виду?
— Разреши рассказать одну любопытную историю.
— Не говори глупостей! Нет, ты еще глупей Кларенса!
— История эта, — продолжал он, — о феодальной верности. Бидж…
— Ты напился?
— Я бы с радостью выпил за его здоровье. Так вот…
И он рассказал все, со вкусом, с подробностями, не обращая внимания на то, что леди Констанс становится мертвенно-бледной и дышит так, что ею бы заинтересовался любой специалист по легочным болезням.
— Ну, вот, — закончил он. — Если ты не умилилась и не восхитилась, ты все же поняла, что выгонять его — чистое безумие. Он разнесет сплетни по всему графству, и ты ему не помешаешь. Я бы на твоем месте немного подумал.
И он с удовольствием взглянул на развалины прекрасной леди. Судя по всему, она подумала.
II. Еще о лорде Икенхеме
Дядя Фред посещает свои угодья
Чтобы попить после ленча кофе в тишине и в мире, один Трутень повел приятеля в клуб, а там — в ту комнату, где можно курить, но реже бывают люди. В другой, побольше, пояснил он, беседы поражают блеском, но не так спокойны.
Гость его понял.
— Молодость!
— Она самая.
— Жеребята на лугу.
— Они.
— Но не все.
— Pardon?
Гость указал Трутню на молодого человека, только что появившегося в дверях. Глаза у него сверкали, изо рта торчал пустой мундштук; словом, если у него была душа, на ней лежала какая-то тяжесть. Когда наш первый Трутень его окликнул и пригласит подойти, он покачал головой, а там — исчез, словно грек, которого преследуют мойры.
— Ах, Мартышка, Мартышка!., — вздохнул Трутень.
— Мартышка?
— Да. Твистлтон. Страдает из-за дяди.
— Неужели умер?
— Куда там! Приезжает в Лондон.
— И он страдает?
— А как же! После всего, что было…
— Что же было?
— Ах!..
— Так что же было?
— Не спрашивайте!
— А я спрошу.
— Тогда я отвечу.
— Старый добрый Мартышка, — сказал Трутень, — часто говорил со мной о своем дяде, и если в глазах у него не стояли слезы, я просто не знаю, где им стоять. Граф Икенхемский живет круглый год в деревне, но иногда ему удается сбежать в Лондон. Там он направляется в Олбени, к племяннику, и подвергает его невыносимым пыткам. Дядя этот, переваливший на седьмой десяток, обретает в столице свой настоящий возраст (22 года). Не знаю, встречалось ли вам слово «эксцессы», но именно оно приходит в голову.
Все это было бы не так страшно, если бы он ограничивался клубом — мы не ханжи, и, если не разбить рояль, делайте, что хотите, никто не шевельнется. Но он тащит Мартышку на улицу и разворачивается вовсю при совершенно чужих людях.
Теперь вы поймете, почему племянник посмотрел на него, как на порцию динамита, когда, набитый его обедом, окутанный дымом его сигары, сытый граф бодро и весело сказал:
— Ну что ж, пора заняться чем-нибудь приятным и полезным.
— Каким? — проблеял Мартышка, бледнея под загаром.
— Приятным и полезным, — со вкусом повторил дядя. — Положись на меня, не подведу.
Денежные дела не позволяют Мартышке применить особую твердость, но тут и он ответил решительно:
— Только не на собачьи бега!
— Ну, что ты!
— Надеюсь, ты не забыл, что там случилось?
— Как это забудешь! Хотя судья поумнее ограничился бы внушением.
— Я ни за что на свете…
— Конечно, конечно. Мы поедем в родовое гнездо.
— Разве оно не в Икенхеме?
— Их много. Предки жили и поближе, в Митчинг-хилле.
— Под Лондоном?
— Теперь там пригород. Луга, где я играл ребенком, проданы и застроены. Но прежде то была деревня твоего двоюродного деда. Он носил бакенбарды, а душа у него была такая, что ты со своей чистотой просто бы не поверил. Мне давно хочется посмотреть, что там творится. Наверное, черт знает что. Значит, едем.
Мартышка повеселел — в конце концов, даже такой дядя не очень опасен в пригороде. Масштаб не тот.
