ВОЗНЕСЕНИЕ
На смертном ложе плоть была,
А бедная душа плыла
Вне суеты мирской, убогой -
Уже небесною дорогой.
Там, постучав в ворота рая,
Душа воскликнула, вздыхая:
"Открой, о Петр, ключарь святой!
Я так устала от жизни той...
Понежиться хотелось мне бы
На шслковУх подушках неба,
Сыграть бы с ангелами в прятки,
Вкусить покой блаженно-сладкий!"
Вот, шлепая туфлями и ворча,
Ключами на ходу бренча,
Кто-то идет -- и в глазок ворот
Сам Петр глядит, седобород.
Ворчит он: "Сброд повадился всякий -
Бродячие псы, цыгане, поляки,
А ты открывай им, ворам, эфиопам!
Приходят врозь, приходят скопом,
И каждый выложит сотни причин,-
Пусти его в рай, дай ангельский чин...
Пошли, пошли! Не для вашей шайки,
Мошенники, висельники, попрошайки,
Построены эти хоромы господни,-
Вас дьявол ждет у себя в преисподней!
Проваливайте поживее! Слыхали?
Вам место в чертовом пекле, в подвале!.."
Брюзжал старик, но сердитый тон
Ему не давался. В конце концов он
К душе обратился вполне сердечно:
"Душа, бедняжка, ты-то, конечно,
Не пара какому-нибудь шалопаю...
Ну, ну! Я просьбе твоей уступаю:
Сегодня день рожденья мой,
И -- пользуйся моей добротой.
Откуда ты родом? Город? Страна?
Затем ты мне сказать должна,
Была ли ты в браке: часто бывает,
Что брачная пытка грехи искупает:
Женатых не жарят в адских безднах,
Не держат подолгу у врат небесных".
Душа отвечала: "Из прусской столицы
Из города я Берлина. Струится
Там Шпрее-речонка, -- обычно летом
Она писсуаром служит кадетам.
Так плавно течет она в дождь, эта речка!..
Берлин вообще недурное местечко!
Там числилась я приват-доцентом,
Курс философии читала студентам,-
И там на одной институтке женилась,
Что вовсе не по-институтски бранилась,
Когда не бывало и крошки в дому.
Оттого и скончалась я и мертва потому".
Воскликнул Петр: "Беда! Беда!
Занятие это -- ерунда!
Что? Философия? Кому
Она нужна, я не пойму!
И недоходна ведь и скучна,
К тому же ересей полна;
С ней лишь сомневаешься да голодаешь
И к черту в конце концов попадаешь.
Наплакалась, верно, и твоя Ксантупа
Немало по поводу постного супа,
В котором -- признайся -- хоть разок
Попался ли ей золотой глазок?
Ну, успокойся. Хотя, ей-богу,
.-Мне и предписано очень строго
Всех, причастных так иль иначе
К философии, тем паче -
Еще к немецкой, безбожной вашей,
С позором гнать отсюда взашей,-
Но ты попала на торжество,
На день рожденья моего,
Как я сказал. И не хочется что-то
Тебя прогонять, -- сейчас ворота
Тебе отопру...
Живей -- ступай!...
Теперь, счастливица, гуляй
С утра до вечера по чудесным
Алмазным мостовым небесным,
Фланируй себе, мечтай, наслаждайся,
Но только -- помни: не занимайся
Тут философией, -- хуже огня!
Скомпрометируешь страшно меня.
Чу! Ангелы ноют. На лике
Изобрази восторг великий.
А если услышишь архангела пенье,
То вся превратись в благоговенье.
Скажи: "От такого сопрано -- с ума
Сошла бы и Малибран сама!"
А если поет херувим, серафим,
То поусердней хлопай им,
Сравнивай их с синьором Рубини,
И с Марио, и с Тамбурини.
Не забудь величать их "eccelence"',
Не преминь преклонить коленце.
Попробуйте, в душу певцу залезьте,-
Он и на небе чувствителен к лести!
Впрочем, и сам дирижер вселенной
Любит внимать, говоря откровенно,
Как хвалят его, господа бога,
Как славословят его премного
И как звенит псалом ему
В густейшем ладанном дыму.
Не забывай меня. А надоест
Тебе вся роскошь небесных мест,-
Прошу ко мне -- сыграем в карты,
В любые игры, вплоть до азартных:
В "ландскнехта", в "фараона"... Ну,
И выпьем... Только, entre nous 2,
Запомни: если мимоходом
Бог тебя спросит, откуда ты родом,
И не Берлина ли ты уроженка,
Скажи лучше -- мюнхенка или венка".
---------------------
1 Ваши сиятельства (ит.).
2 Между нами (фр.).
11
РОЖДЕННЫЕ ДРУГ ДЛЯ ДРУГА
Ты плачешь, смотришь на меня,
Скорбишь, что так несчастен я.
Не знаешь ты в тоске немой,
Что плачешь о себе самой.
Томило ли тебя в тиши
Сомненье смутное души,
В твои прокрадываясь сны,
Что мы друг другу суждены?
Нас вместе счастье ожидало,
На скорбь разлука осуждала.
В скрижали вписано судьбою,
Чтоб сочетались мы с тобою...
Леней бы ты себя сознала,
Когда б на грудь ко мне припала;
Тебя б из косности растенья
Возвел на высшую ступень я,
Чтоб ты, ответив поцелую,
В нем душу обрела живую.
Загадки решены навек.
В часах иссяк песчинок бег.
Не плачь -- судьба предрешена;
Уйду, увянешь ты одна.
Увянешь ты, не став цветком,
Угаснешь, не пылав огнем,
Умрешь, тебя охватит мгла,
Хоть ты и прежде не жила.
Теперь я знаю: всех дороже
Была ты мне. Как горько, боже,
Когда в минуту узнаванья
Час ударяет расставанья,
Когда, встречаясь на пути,
Должны мы в тот же миг "прости"
Сказать навек! Свиданья нет
Нам в высях, где небесный свет.
Краса твоя навек увянет;
Она пройдет, ее не станет.
Судьба иная у поэта:
Он не вполне умрет для света,
Не ведая уничтоженья,
Живет в стране воображенья;
То -- Авалун, мир фей чудесный.
Прощай навеки, труп прелестный!
12
ФИЛАНТРОП
Они были брат с сестрою.
Богатым был брат, бедной -- сестра.
Сестра богачу сказала:
"Дай хлеба кусочек мне!"
Богатый ответил бедной:
"Оставь в покое меня!
Членов высокой палаты
Я позвал на обед.
Один любит суп черепаший,
Другому мил ананас,
А третий ест фазанов
И трюфли а lа Перигор.
Четвертый камбалу любит,
А пятому семга нужна,
Шестому -- и то и это,
А больше всего -- вино".
И бедная, бедная снова
Голодной пошла домой,
Легла на тюфяк из соломы
И, вздохнув, умерла.
Никто не уйдет от смерти,
Она поразит косой
Богатого брата так же,
Как и его сестру.
И как только брат богатый
Почувствовал смертный час,
Нотариуса позвал он
Духовную написать.
Значительные поместья
Он церкви завещал
И школам и музею -
Очень редких зверей.
Но самой большою суммой
Он обеспечил все ж
Союз миссионеров
С приютом глухонемых.
Собору святого Стефана
Он колокол подарил,-
Из лучшего сделан металла,
Он центнеров весил пятьсот.
Колокол этот огромный
И ночью звонит и днем,
О славе того вещая,
Кого не забудет мир.
Гласит язык его медный,
Как много тот сделал добра
Людям разных религий
И городу, где он жил.
О благодетель великий,
Как и при жизни твоей,
О каждом твоем деянье
Колокол говорит!
Свершали обряд погребенья,
"Во всем были роскошь и блеск,
И люди вокруг дивились
Пышности похорон.
На черном катафалке,
Похожем на балдахин,
Украшен перьями страуса,
Высоко покоился гроб.
Блестел он серебряной бляхой,
Шитьем из серебра -
Все это на черном фоне
Было эффектно весьма.
Везли умершего кони,
И были попоны на них,
Как траурные одежды,
Спадавшие до копыт.
И тесной толпою слуги
В черных ливреях шли,
Держа платки носовые
У покрасневших глаз.
Почтеннейшие горожане
Здесь были. За ними вслед
Черных карет парадных
Длинный тянулся хвост.
В процессии похоронной,
За гробом, конечно, шли
Члены высокой палаты,
Но только не весь комплект.
Отсутствовал тот, кто охотно
Фазаны с трюфлями ел,-
От несваренья желудка
Он кончил бренную жизнь.
КАПРИЗЫ ВЛЮБЛЕННЫХ
Правдивая история,
заимствованная из старинных документов
и переложенная в изящные немецкие стихи
На изгородь сел опечаленный Жук;
В красавицу Муху влюбился он вдруг.
"О Муха, любимая, будь мне женою.
Навеки в супруги ты избрана мною.
Тебя я одну полюбил глубоко,
К тому ж у меня золотое брюшко.
Спина моя -- роскошь: и там и тут -
Рубины горят и блестит изумруд".
"Ох, нет, я не дура, я муха пока,
И я никогда не пойду за жука.
Рубины! Богатство! К чему мне оно?
Не в деньгах ведь счастье, я знаю давно.
Верна идеалам сврим навсегда,
Я честная муха и этим горда".
Расстроился Жук, и в душе его рана.
А Муха пошла принимать ванну.
"Куда ты пропала, служанка Пчела?
В моем туалете ты б мне помогла:
Намылила спинку, потерла бока.
Ведь все же теперь я невеста Жука.
Прекрасная партия! Знаешь, каков! -
Не видела в жизни приятней жуков.
Спина его -- роскошь. И там и тут -
Рубины горят и блестит изумруд.
