Я не оборачиваюсь посмотреть, кто входит на кухню. Мой взгляд прикован к стоящему передо мной столу.
Я знаю, что это не Чед и не Аспен, потому что ощущаю запах духов Лейлы. Она обходит меня кругом, и по моей спине пробегает дрожь, распространяясь по плечам и рукам. Я не смотрю на нее. Сейчас мне впервые становится страшно, потому что я не знаю, чего ожидать.
Это Лейла? Удивительным образом спустилась вниз как раз в нужный момент?
Или Лейла спит где-то наверху?
Она выдвигает себе стул, и я наконец встречаюсь с ней взглядом. Это Лейла.
Но не она.
В ней что-то изменилось. Она смотрит на меня так, будто я незнаком ей так же, как и она мне. У нее испуганный вид. Или же это любопытство, а не страх.
Она поднимает ногу и, упершись голой ступней в стул, обхватывает колено руками. Затем кладет на него голову и смотрит на меня.
— Лейла? — едва слышно обращаюсь я, но не потому, что не хочу нарушать тишину. Просто у меня пропал голос, потому что от волнения перехватило горло, не оставив воздуха.
Она мотает головой.
— Уиллоу?
Ответом мне служит кивок.
Я облокачиваюсь на стол и шумно выдыхаю, потирая лоб. Какого черта?
— Ты не сбежишь? — спрашивает она голосом Лейлы, но звучит он иначе. В отличие от голоса Лейлы он полон радости.
— А стоит?
— Нет.
Как же это странно. Как такое возможно, что я смотрю на Лейлу, но вижу, что в ответ на меня смотрит кто-то другой?
Теперь я окончательно лишился рассудка. Случаем, не в двадцать с лишним лет у мужчин проявляются первые признаки шизофрении? Может, дело в этом. Возможно, я шизофреник. Я скорее поверю в это, чем в то, что стал свидетелем проникновения духа в человеческое тело.
— Я схожу с ума?
Она пожимает плечами.
— Ты уже спрашивал. Ответа я все равно не знаю. — Она оглядывается на холодильник у нее за спиной. — Можно мне выпить сока?
Сока?
Она хочет выпить сока?
Я киваю и начинаю потихоньку отодвигать свой стул, но она жестом останавливает меня.
— Я сама возьму. — Она достает стакан из шкафчика. Затем открывает холодильник и вынимает бутылку апельсинового сока. Я наблюдаю за ней, увлеченный происходящим. Она ведет себя совсем не так, как Лейла. Ее движения причудливы, будто ее не сковывает тревога.
Она прислоняется к разделочному столу и залпом выпивает весь сок. Затем со вздохом ненадолго прижимает стакан к щеке. Она не открывает глаз, будто наслаждается вкусом сока на языке.
— Как же хорошо.
Она споласкивает стакан и ставит его обратно в шкаф.
— И часто ты это делаешь?
— Что именно? — Она садится обратно за стол и опять поджимает ногу. — Ворую у вас еду?
Я отвечаю кивком.
— Нет. Для этого мне нужно тело. Мне не нравится использовать тело Лейлы без крайней необходимости. Это немного странно.
— Немного?
— У нас с тобой очень разные представления об обыденности.
— А что для тебя обыденность?
Она задумчиво смотрит в потолок.
— Ничто.
— В каком смысле?
— Обыденность для меня — ничто. Я просто… существую. И вместе с тем меня нет. Не знаю, это сложно объяснить.
— Ты призрак?
— Я не знаю.
— А давно ты здесь?
— Не знаю. Время ощущается странно. Для меня оно будто замерло. — Она проводит пальцем по старой царапине на столешнице. — Как-то раз я восемь дней смотрела на часы на стене в гостиной. Просто хотела узнать, как долго я могу смотреть в стену.
— Ты не спишь?
— Неа. Не сплю, но все время чувствую усталость. Я не ем, но всегда голодна. Не могу пить, но постоянно ощущаю жажду. Мне начинает казаться, что я в аду, потому что нет ничего хуже постоянного чувства голода.
Просто невероятно. Она сейчас в теле Лейлы, но так непохожа на Лейлу, с которой я провел весь день.
— Есть еще такие, как ты?
— В этом доме нет, — мотает головой она. — Я одна.
— Ты можешь уйти?
Она вновь пожимает плечами в ответ.
— Не знаю. Мне слишком страшно пробовать.
— Чего ты боишься?
— Возможно, таких же как я?
Я удивленно вскидываю бровь.
— Призрак боится других призраков?
— Ничего удивительного, — отвечает она. — Люди тоже боятся друг друга.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А меня ты боишься?
Она вновь поводит плечом.
— Не знаю. Вроде бы, нет. Но возможно, это лишь потому, что я сейчас в теле Лейлы и испытываю некоторые из ее чувств. Ей с тобой комфортно.
Приятно это знать.
— А что чувствовала ты, когда мы сюда приехали?
Она опускает ногу на пол и облокачивается на спинку стула.
— Волнение. Я не хотела, чтобы вы здесь были. Поэтому я захлопнула ноутбук, когда ты писал риэлтору о покупке дома.
— Значит, это была ты?
— Обычно я так не делаю. Стараюсь, чтобы наши миры не пересекались.
— Сейчас не стараешься.
— Потому что ты сам попросил меня поговорить с тобой через Лейлу. Я не хочу это делать.
— Но делала. Уже дважды. А может трижды. Верно?
Она печально вздыхает.
— Да, но лишь потому, что порой это невыносимо. Я ничего не могу с собой поделать. — Она встает из-за стола и начинает осматривать содержимое шкафчиков. Найдя упаковку чипсов, возвращается за стол, но на сей раз садится на столешницу и ставит ноги на стул. Она отправляет кусочек в рот. — Сперва я даже не знала, что могу так делать, — говорит она. — Пока вы сюда не приехали. Раньше здесь бывали и другие люди, но я ни разу не пробовала проникнуть в кого-то из них. Я даже не знала, что могу. Но мне так сильно хотелось есть. — Она отправляет еще горсть чипсов в рот. — Ты даже представить себе не можешь, каково ощущать голод… и жажду… но не иметь возможности есть или пить. А этот дом пустует уже очень давно. Я истосковалась по запаху еды. Наверное, паста — мое любимое блюдо, потому что, глядя, как Лейла гоняет ее по тарелке, я жаждала ее попробовать. Все произошло само собой. Я ничего не замышляла.
— И сколько раз ты уже это делала?
— Несколько раз, — отвечает она, вытирая крошки с пальцев о футболку Лейлы. — Дважды за ужином. Один раз, пока ты спал на диване. И еще раз, когда я смотрела на нее в зеркале в спальне. Я стараюсь действовать незаметно, но ты замечаешь каждый раз.
— У тебя не выходит. Когда ты проникаешь в ее тело, перемена очевидна.
— Ну что сказать, я плохая актриса.
— Как ты выглядишь вне тела Лейлы?
Она смеется. И у меня екает сердце, потому что звучит смех Лейлы. Как странно, что кто-то другой смеется смехом Лейлы. И как же давно я его не слышал.
— Я никак не выгляжу. У меня нет физической формы. И я ничего не вижу, глядя в зеркало. Никаких киношных призраков в светящихся белых мантиях. Я… ничто. Я мысли. Чувства. Но они не связаны с осязаемой оболочкой. Наверное, это странно, но это все, что я знаю.
Я пытаюсь придумать, о чем еще ее можно спросить, но голова плохо соображает от зашкаливающего уровня адреналина. У меня возникает чувство, будто этим разговором мы разгадали какой-то секретный код. Или нарушили одно из негласных правил.
Мне хочется поддаться волне радостного возбуждения, но непросто отпустить сформировавшееся за двадцать пять лет устойчивое отрицание.
— Лейла… если это какая-то шутка…
Она мотает головой.
— Не шутка. Я не Лейла. Я Уиллоу.
Мысль о том, что Лейла зашла бы настолько далеко, чтобы лгать мне безо всякой на то причины, кажется мне еще более невероятной, чем версия о том, что ее телом завладел призрак. Мне остается только поверить этой девушке, или, по крайней мере, сделать вид, пытаясь тем временем получить от нее больше ответов.
— Сколько тебе лет?
— Я не знаю. Мне неизвестно даже, есть ли у меня возраст, если можно так выразиться. Как я уже говорила, время для меня ничего не значит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Значит, у тебя нет ощущения, что у твоей жизни есть конец?
— Я не думаю об этом. В отличие от людей. Мне нечего делать и нечего ждать… даже обеда и недолгого сна. Или чего-то более важного, как старости и смерти… чего тогда стоит время?
