Мне кажется, что порой я отношусь к ее травмам недостаточно серьезно. Последние полгода я ходил вокруг нее на цыпочках, стараясь не замечать очевидное, чтобы она не ощущала, сколь много она лишилась. Но что если, потакая ее нежеланию обсуждать события той ночи, я невольно делаю только хуже?
Черепно-мозговая травма похожа на любую другую телесную травму. Она требует реабилитации. Нужно упорно работать, чтобы вернуть утраченную силу. Я прошел трехмесячный курс физиотерапии, чтобы восстановить раненое плечо, но с травмой Лейлы мы поступили диаметрально противоположным образом.
Мы не тренировали ее мозг… предоставили ему возможность восстанавливаться самому.
Мы не признавали ее травму, поставили вопрос на паузу в надежде, что Лейла исцелится сама по себе. Но этого не случилось. Она исцелилась физически. Но, как мне кажется, не эмоционально.
— Ты сейчас разговаривал по телефону? — спрашивает она.
— Нет. А что?
— Когда я спускалась, мне показалось, ты говорил.
— Я говорил, — спешно отвечаю я, — сам с собой. Не по телефону.
Лейла принимает мои объяснения за чистую монету. Затем открывает холодильник и рассматривает содержимое полок, но, так ничего и не взяв, захлопывает дверцу.
— Хочешь, я приготовлю тебе завтрак? — предлагаю я.
В ответ она издает стон.
— Я набрала два килограмма за эту неделю. Больше не буду завтракать.
— Мы же в отпуске. Тебе надо набрать еще минимум четыре килограмма, чтобы можно было считать нашу поездку успешной.
— Ты милый, — улыбается она. — Но если я наберу еще четыре килограмма, больше не смогу купаться в бассейне голышом. Буду сама себе противна.
Я подхожу к Лейле и заключаю в объятья. Мне неприятны ее слова. Не нравится, что ее огорчает такая ерунда, как незначительная прибавка в весе за время отпуска. Я размышляю о наших отношениях, пытаюсь вспомнить, что такого я мог сказать, что заставило бы ее думать, будто ее тело заботит меня больше, чем она сама. Я часто говорю Лейле, что она сексуальна, но вкладываю в свои слова позитивный смысл. Возможно, этот акцент на внешней привлекательности вынудил ее придавать внешности излишнее значение.
Я беру ее лицо в ладони.
— Я люблю тебя, Лейла. И моя любовь не зависит от цифр на весах.
Она улыбается, но ее улыбка не касается глаз.
— Я знаю. Но все равно хочу быть здоровой.
— Отказ от еды не способствует твоему здоровью.
— Как и «Поп-тартс»3 или «твинкис»4, но вся кухня забита вредной едой.
— У нас отпуск, — говорю я. — А в отпуск только тем и занимаются, что едят всякое вредное дерьмо, ленятся и спят допоздна, — я целую ее. — Тебе надо войти в отпускной режим, пока он не закончился.
Лейла обнимает меня за талию и упирается лбом мне в плечо.
— Ты прав. Нужно расслабиться и получить удовольствие от следующей недели. — Она отстраняется. — Знаешь, от чего я не могу отказаться? От мексиканской еды. Особенно от тако.
— Тако звучит заманчиво.
— И от маргариты. Где здесь поблизости можно поесть тако и выпить маргариту?
Предложение выйти из дома наполняет меня сомнениями. Хочется сводить ее куда-нибудь, и я рад, что ее так взбудоражила затея поесть тако, но меня по-прежнему распирает от тысячи вопросов, которые я хочу задать Уиллоу. И я не смогу их задать, если мы уедем из дома, а я буду за рулем и сосредоточу все внимание на Лейле.
— Уверена, что хочешь ехать куда-то? До ближайшего ресторана почти сотня километров.
Лейла решительно кивает.
— Да. Хочу выйти из дома. — Она целует меня, встав на носочки. — Я в душ.
Едва она выходит из кухни, я мчусь к ноутбуку и открываю его.
— Ты еще здесь? — спрашиваю я, надеясь получить хоть какой-то ответ.
Я неотрывно смотрю в монитор, но ничего не происходит. Терпеливо жду, пока со второго этажа не доносится шум воды в душевой. Я повторяю вопрос.
— Уиллоу? Ты еще здесь?
Секунды в ожидании ее ответа тянутся бесконечно долго. Но вскоре клавиши вновь утопают в клавиатуре, и я выдыхаю с облегчением, пока она печатает ответ.
Извини. Теперь я здесь. Я ушла, когда Лейла спустилась в кухню. Мне неловко наблюдать за вами без спроса, поэтому я стараюсь этого не делать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Куда ты уходишь?
Я была в Большом Зале.
— Ты поднимаешься на второй этаж?
Иногда. Но не хожу туда, когда вы оба там.
Это не совсем так.
— Ты была наверху в ту ночь, когда проникла в ее тело, встала с кровати и стала смотреть в зеркало.
Я думала, что вы оба уснули. Я стараюсь не следить за вами, когда вы вдвоем. Это неправильно. Но у меня есть слабости… например, когда я ощущаю запах вашей еды.
— Но ты следишь за нами, когда мы одни?
Я бы не сказала, что слежу. Мне просто любопытно. Одиноко. Поэтому порой я наблюдаю за вашей жизнью. Больше мне нечем здесь заняться.
— А что ты будешь делать, когда мы уедем на следующей неделе?
Грустить. Может быть, попытаюсь побить собственный восьмичасовой рекорд по залипанию на часы.
Меня не смешит ее самоирония. Я беспокоюсь за нее при мысли, что она останется совсем одна. Даже странно сочувствовать призраку. Духу. Кем бы она ни была.
Интересно, какие из событий моего детства привели к тому, что я взваливаю на себя непомерно много вины, даже если не в ответе за произошедшее. Я взвалил на себя груз печалей Лейлы. А теперь взваливаю груз тех, что испытывает Уиллоу.
Возможно, стоит купить этот дом. Лейла не захочет жить здесь постоянно, но мы могли бы проводить здесь отпуска. Так Уиллоу не будет постоянно одна.
— Мы скоро уедем, но вернемся сегодня вечером.
Куда вы поедете?
Похоже, ее и правда здесь не было во время нашего с Лейлой разговора. Мне кажется забавным, что призрак следует своим моральным принципам, как человек. Она не хочет вторгаться в наше личное пространство, даже если мы не узнаем о ее присутствии.
— Лейла хочет тако. И наверняка захочет пройтись по магазинам в городе. Нас не будет весь день.
Тако звучит заманчиво.
— Хочешь, я и тебе привезу?
Очень мило с твоей стороны, но ты, наверное, забыл, что я не могу есть.
— Ты могла бы поесть ночью. Когда Лейла заснет. — Пару мгновений ничего не происходит, а затем она печатает ответ.
Ты не против, чтобы я снова воспользовалась телом Лейлы?
Я должен быть против, но непохоже, чтобы это причиняло Лейле вред. Скорее наоборот, так она набирает немного столь необходимых калорий.
— Конечно. Тако — важная вещь. Тебе с говядиной или курицей?
Удиви меня.
Я закрываю ноутбук и спешу наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Мне не терпится провести день с Лейлой. Но, кажется, с еще большим нетерпением я жду вечернего разговора с Уиллоу.
Здесь явно творится что-то неладное, я знаю это наверняка. Но непросто понять, где обозначить границу, когда границы пролегают в разных мирах.
Глава 12
В Небраске вариантов оказалось больше, чем во всей округе канзасского Ливана, и, преодолев границу штата, мы отправились в городок под названием Хейстингс.
К тому времени, как мы въехали в город, я уже умирал с голоду, но Лейла захотела сперва пройтись по магазинам, так что мы заглянули в несколько бутиков, а потом отправились в ресторан. Это решение оказалось разумным, потому что, съев всего один тако и выпив четыре маргариты, к концу ужина она едва стояла на ногах.
Но была недостаточно пьяна, чтобы оставить без внимания купленные на вынос тако. Я ответил, что купил их потому, что Лейла слишком мало ела за ужином, и мне захотелось взять еды домой на случай, если она проголодается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она расплылась в улыбке от моих слов и потянулась поцеловать меня через стол, попутно опрокинув бокал с маргаритой. Упав на пол, он разлетелся на осколки, а Лейла от безграничного смущения принялась извиняться перед убиравшими за ней сотрудниками. Она даже извинилась перед разбитым бокалом. Тогда я понял, что ей уже достаточно.
