— Алка не пойдёт! — отрезала Тина. — У неё дел много.
Уходя вместе с Вальтером, Тина услышала и даже поняла, как Гюнтер осведомляется у Аллы о цели их путешествия. Услышала и ответ:
— Цель нашего путешествия — туризм по пространствам нашей родной страны…
Уфолог Зинаида… нет, не икала оттого, что её на разные лады вспоминали питерские путешественники. Все тонкие воздействия, если даже и имели место, без остатка сгорали в огне владевшего Зинаидой бешенства. Она не была патологически вспыльчивой дамой, но человеческая тупость, неумение видеть дальше собственного носа и нежелание замечать очевидное с неизменным успехом выводили её из себя. Она ещё была согласна стерпеть, когда эту самую тупость проявляли домохозяйки, политики или менеджеры по продажам никому не нужных вещей. От этой публики чего ещё ждать? Но чтобы такие же пенки выдавали собственные сподвижники? Как-бы-единомышленники, от которых она вправе была ожидать понимания?! Способности выступить единым фронтом в критический момент? Переломный, быть может, для всей человеческой истории?!
— Слушайте, Аркадий, ну вы-то должны понимать, что ни о каких снежных людях больше не может быть речи! Возможно, где-то они действительно встречаются, но то, что происходит в здешних местах, явно имеет внеземное происхождение!
— С чего ты взяла? — пожал плечами её собеседник, крупный флегматичный мужчина, в миру — инженер-электронщик. — Никаких тарелок и прочего, насколько я понял, здесь последнее время не замечалось. Взрывов не было, зелёные человечки не десантировались…
— Но при чём тут ваши реликтовые обезьяны?!
— Может, и обезьяны, но с выраженными паранормальными способностями. Вот гринписовцы, кстати, молодцы, конкретно мыслят. Они сразу сказали: надо охранять…
— Аркадий! Как руководитель экспедиции, я категорически запрещаю с ними откровенничать. Только чисто формальные контакты! Здравствуйте — до свидания! Они все, кроме одного, иностранцы, и ещё неизвестно, на кого в действительности работают. Может, Гринпис вообще только прикрытие! Первый внеземной контакт должен состояться на российской территории и на русском языке…
— Зинаида, ты что?! — Аркадий постучал себя по лбу толстым согнутым пальцем. — Совсем, мать, рехнулась? Прикрытие? На кого они, по-твоему, могут работать? На ЦРУ? На доктора Зло? Или уж сразу на галактическую разведку? Пока больше похоже, что они к нам с открытой душой, а мы им: «У советских собственная гордость»! Они за «природу вообще», на всей земле! Ты небось сама и с немецкими, и с американскими уфологами по Инету переписываешься и на форумах базаришь…
— Лучше вспомните, Аркадий, сколько всего у них до сих пор засекречено!
— А у нас?
— Вот-вот. Есть границы, кто бы там что ни говорил. Сейчас очень ответственный момент! Надо сплотить ряды и поменьше хлопать ушами! Снежных людей отставить до лучших времён. В крайнем случае использовать как отговорку при контактах с гринписовцами…
Аркадий усмехнулся и почесал затылок:
— Ну, мать, ты прямо, блин, фюрер.
Пыл Зинаиды вязнул в его спокойном добродушии, как удары детских кулачков — в необъятной перине. Можно было ещё вспомнить мягкую комнату, бушуя в которой, душевнобольной не может повредить ни комнату, ни себя, но это сравнение Зинаиде не нравилось.
Уфологией Аркадий увлекался с детства. Точно так, как другие заболевают коллекционированием марок или открыток. Начало увлечению положила найденная на антресолях слепая репринтная копия отчёта экспедиции за снежными людьми, предпринятой каким-то профессором Дановым годах в семидесятых прошлого века. В отчёте говорилось, что до триумфальной поимки чудовища учёным оставался буквально один шаг. Аркадий подумал и решил этот шаг совершить. Когда-нибудь, в будущем. Это тщательно взвешенное намерение показалось ему, как теперь говорили, прикольным. По крайней мере, сразу выделило толстого, не особенно лихого подростка из толпы сверстников. В снежном человеке, в его подробно описываемых привычках и даже во внешнем облике Аркадию мерещилось нечто родственное. Каждому хочется быть особенным, и он временами задумывался: «А вдруг? Вот пошла, скажем, моя прапрабабушка за грибами и заблудилась. И уже решила, что так и погибнет, но тут…»
Спустя годы он познакомился с людьми, которые имели сходные интересы. Они показались ему забавными, с ними было не скучно. К тому же, в отличие от некоторых, уфологи почти не пили водку и мало говорили о деньгах и футболе. А в каких путешествиях он проводил отпуска!.. Вот только придуманная в детстве цель — поимка снежного человека — стала его всё больше смущать. «Ну, поймаем — и что? На опыты отдадим?.. Жалко ведь. Да ещё если вдруг в самом деле прапра…»
Утешало то, что поимка вполне могла и не состояться. В конце концов Аркадий сказал себе, что главное — не цель, а процесс, и с прежним энтузиазмом отдавался детскому увлечению.
Этим летом одни и те же вполне расплывчатые слухи привели на Кольский по сути две группы уфологов. Одни — и среди прочих Аркадий — привычно собирались ловить неизвестного науке гоминида. Другие, руководимые «фюрером» Зинаидой, не менее привычно имели в виду вступить в контакт с внеземной цивилизацией. Теперь вот она призывала сплотить ряды перед лицом неведомого. Да ещё обвиняла Аркадия в неумении обозревать перспективу. Он кивал, а про себя по обыкновению думал: «Ну сплотимся, а дальше-то что?»
Ответа не было. Ни у кого.
По возрасту он успел застать излёт социализма, «пятилетку пышных похорон» и то, как советских людей каждый раз призывали ещё теснее сплотить те самые ряды. Мальчишкой он поневоле задумывался: куда уже, ведь в тесноте двигаться не получится?..
Бодрые гринписовцы привлекали Аркадия тем, что подобных вопросов у них, кажется, не возникало…
Небольшая шустрая речка мелко растекалась по разноцветным камешкам, впадая в сонное море. Под камешками прятались крошечные камбалы, похожие на пятаки. На высоком берегу возле самого устья когда-то стоял дом. Теперь можжевельники, как свечи неведомого культа, окружали пустой фундамент. В почерневших развалинах траурно багровел иван-чай. Тина подошла посмотреть, споткнулась о камень в траве и ушибла большой палец ноги. Боль была вполне терпимой, но из глаз неожиданно потекло. Накатила детская обида: никому и дела нет, никто не пожалеет… Кто должен пожалеть? Как? С какой стати? Никто и не знает, никого и рядом нет…
«Что-то со мной происходит, — призналась себе Тина. — Раньше такого не было!»
Вспомнила свои же — весьма необычные — мысли про интеллигентность. А если этот камешек — что-то вроде радиоактивного паучка, который цапнул Питера Паркера, сделав из него Спайдермена? Тина представила, что вдруг начнёт зубрить в школе, делать уроки, говорить внятно и вежливо. Через сколько-то лет станет физиком, как Александра. Поджарой сухой тёткой, перетянутой в талии, с осколками стекла в мозгах и во взгляде…
Представив эту картину, девочка улыбнулась сквозь слёзы.
«А может, всё из-за Вальтера?»
Поразмыслила. И честно ответила сама себе:
«Нет. Вальтер здесь, кажется, ни при чём…»
— Послушай, я хотела…
Кирилл вздрогнул и оторвался от компьютера. Глаза в длинных ресницах показались Алле ощетинившимися зверюшками, наверное, потому, что смотрел Кирилл насторожённо. Вопросительно тявкнул вскочивший на заднем сиденье Монморанси. Пёсик, разумеется, Аллу узнал, но непорядок надо было отметить.
— Я хотела поговорить с тобой про немцев…
— Со мной? — удивился Кирилл.
При этом его пальцы продолжали вслепую порхать по клавишам ноутбука. На экране стремительно появлялись и гасли какие-то рамки, иконки. У Аллы зарябило в глазах. Ко всему прочему, его руки действовали каждая сама по себе. Ни дать ни взять отдельные существа. «Да он весь какой-то… отдельный, — неожиданно подумала девочка, в принципе не склонная к психологическим изыскам. — В смысле, разделённый на комнаты. На отсеки, словно подводная лодка. В каком отсеке живёт его душа? Интересно, а сам-то он знает?»
— Почему со мной? — повторил Кирилл. — Не с Кристиной? Не с Аликом?
Руки всё так же порхали. Работа с компьютером лишь чуть замедляла его речь. Алла, которую учили, что так себя вести очень невежливо, успела пожалеть, что вообще к нему подошла. Однако всё-таки пояснила:
— Тина влюблена в Вальтера. А Виталик ещё маленький.
Кирилл помолчал. Покосился на экран ноутбука. Потом убрал наконец руки с клавиатуры и сказал:
— Хорошо. Я тебя слушаю.
Алла прилипла к дверце, стараясь разглядеть лицо Кирилла хотя бы в зеркале. Отворачиваться, когда с тобой разговаривают, тоже очень невежливо. Будь она как следует уверена в себе, она тут и ушла бы. Но ей казалось слишком важным поговорить, а уверенности не хватало.
