Александр произнес слово «папа» так, будто хотел сказать «ротвейлер».
— А он что?
Я почувствовала, как Александр задрожал.
— Он сказал… сказал, что отправит меня в школу-интернат, если я не буду над собой работать, и после того нашего разговора мне уже нельзя было прогуливать. Еще он сказал, что меня в новой школе так зашпыняют, что мало не покажется.
— Тебя послушать, твой папа — сама доброта. — И я погладила Александра по костлявому плечу.
— Он говорит, что нужно уметь постоять за себя.
Я фыркнула и вдруг легонько его толкнула. Он вскрикнул от неожиданности и чуть не упал с подоконника. Пришлось подхватить его.
— Ты и сидеть-то как следует не умеешь! — сказала я и покачала головой.
— Знаю, — скорбно сказал Александр.
— А ты попробуй дать сдачи!
— Не могу. Не знаю, как это делается.
— А я тебя научу.
Ему повезло. Ведь я самый лучший боец на свете! Особое восхищение вызывает мой первый удар исподтишка. Я не полагаюсь на одни кулаки. Еще я классно дерусь ногами. Но если довести меня как следует, я пускаю в ход зубы.
Я стащила Александра с подоконника и попыталась заставить его принять стойку — ничего не получилось. Его руки беспомощно повисли вдоль туловища.
— Не умею я драться и не могу ударить девочку.
— А ты и не сможешь, дружище, — сказала я, встала в боксерскую стойку и легонько его стукнула. Потом еще. Он только стоял и глупо моргал. — Ну же, дай мне сдачи!
Александр начал слабо сопротивляться. Как будто кулаки его были сделаны из ваты.
— Бей сильнее!
Он еще раз попробовал. Я отпрыгнула в сторону, и он промазал, потом споткнулся и чуть не упал.
— Теперь понимаю, что ты имел в виду, — сказала я, и до меня наконец дошло, что тут действительно безнадежный случай.
— Ничего у меня не получится, — сказал Александр и сник.
— Ты только драться не умеешь, — ответила я, потом задумалась и посмотрела на его маленькие ноги в начищенных до блеска, зашнурованных ботинках фирмы «Кларкс».
Александр совсем не был похож на драчуна. Кусаться он тоже не умел. Единственное, на что он был способен, — это перебирать своими мелкими зубами, как хомяк. О настоящем вампирском укусе не могло быть и речи. Нужно выработать другую тактику. Я попыталась вспомнить, что я делала в те редкие моменты, когда готовилась к драке с Громилой-Гориллой, которому ничего не стоило меня просто растоптать. Да ничего! Отвечала ему грубостью на грубость и удирала.
— Вот смотри, — сказала я Александру и высунула язык.
Язык у меня розовый и очень длинный. Я умею крутить им во все стороны и могу дотянуться им почти до ушей. Александр нервно отшатнулся. С гордым видом я убрала язык на место:
— Острее любого ножа!
Александр покорно кивнул. Не знаю, понял ли он меня.
— Нужно сказать твоим мальчишкам что-то ужасно гадкое!
— Ну конечно, — сказал Александр, и я услышала в его голосе саркастические нотки, — тогда они меня еще сильнее отлупят!
Возможно, в чем-то он был прав.
— А почему бы тебе их не рассмешить? Ну, например, когда вы будете вместе мыться в душе?
— Они и так надо мной смеются.
— Нужно рассмешить их еще больше. — Я попыталась представить себя в подобной ситуации и захихикала. — Знаю, — прыснула я. — Скажи им, что, хоть у них выросли большие огурцы, тебя вполне устраивает твой маленький маринованный огурчик.
Александр снова заморгал:
— Я не смогу.
— Нет, сможешь!
— Смелости не хватит.
— Еще как хватит! Я тебе приказываю, если хочешь стать моим другом.
Александр задумался:
— А мы что, друзья?
Подумать только… Какая наглость!
— Что, может быть, ты не хочешь? — строго поинтересовалась я.
Александр кивнул. И правильно сделал.
— Ладно. Теперь мы друзья. Ну как, встретимся завтра?
На том же месте и в тот же час. Пусть уж лучше придет и снова принесет что-нибудь вкусненькое.
Дома у Футболиста
Улизнуть на следующий день оказалось не так-то просто. Кэм кипятилась по поводу школы и моих прогулов. И не то чтобы я сама ей что-то рассказывала! Не из болтливых! Просто ей позвонил директор и сказал, что маленькая Трейси демонстративно удалилась. Вот Кэм и подняла такой шум. Потом долго читала мне нотацию. Ну я не выдержала и слегка зевнула. Кэм крепко схватила меня за плечи и велела посмотреть ей прямо в глаза:
— Трейси, это не смешно!
— Ага.
— Совсем не смешно!
Ее короткие волосы топорщились во все стороны. Почему она их не отрастит и не сделает нормальную прическу? Если бы Кэм пользовалась косметикой, она бы выглядела гораздо лучше. Не понимаю, почему она упорно не желает стать такой же хорошенькой, как моя мама.
Мне совсем не хотелось смотреть ей в глаза. Я только моргала и моргала, пока у меня в глазах не потемнело.
— М-м. — А потом я заерзала: — Кэм, мне больно!
Похоже, ей действительно очень хотелось продырявить мне плечо, но она лишь кивнула и сразу меня отпустила:
— Я говорю серьезно, Трейси. Если так будет продолжаться и дальше, тебя исключат.
— Ух! Правда?
Футболиста ведь исключили. Везет же придуркам! Ну, коли уж на то пошло, хочу стать самой чокнутой на свете!
— И не надейся!
— Куда это годится? Люди прогуливают, потому что школа им осточертела! Учителей это бесит, и они грозят применить самое суровое наказание — исключить их, а на самом деле именно на это прогульщики и рассчитывают!
— Неужели ты так ненавидишь школу?
— Кэм, ну пожалуйста! Не будем об этом!
— Знаю, ты не ладишь с миссис Бэгли.
— Это слишком мягко сказано!
— Ну не сидеть же тебе вечно в ее классе. Ты ведь способная! Если постараешься, будешь очень хорошо учиться, сдашь экзамены…
— Чтобы стать актрисой, экзамены не нужны.
— Я думала, ты хочешь быть писательницей.
— Передумала. Буду лучше актрисой.
— Как мама?
— Ага.
Я замечталась о маме и о том, как мы будем жить. Может быть, я сразу начну играть и мы будем вместе в кино сниматься. Потрясающий у нас получится дуэт! Мама могла бы сыграть мою мать, но не такую, как у всех, а гораздо сексуальнее и нахальнее. А я бы сыграла классную дочь и иногда говорила бы что-нибудь дерзкое. Я так ясно себе это представила!
— Трейси, — донесся сквозь мечты голос Кэм, — я знаю, как ты любишь маму. Хорошо, что вы наконец встретились. Только… Может быть, не надо возлагать на одну маму все свои надежды?
Знаю, на что она намекает. Даже слушать не хочу. У меня столько надежд, что, если бы мама превратилась в самую большую в мире подушку для иголок и мои мечты пришлось бы к ней приколоть, места бы на все не хватило.
Все будет хорошо, и все у нас получится — у меня и у моей мамочки. Ведь мы — это мы! Я проведу с ней следующие выходные. Не могу дождаться!
Знаете, что я вам скажу? Кажется, Кэм совсем не против!
— Если ты этого хочешь, Трейси… — сказала она.
— Конечно, именно этого я и хочу. А ты, чего хочешь ты?
— Хочу, чтобы ты больше не прогуливала. Чтобы пообещала завтра не пропускать уроков. И послезавтра тоже. И послепослезавтра, и потом… Чтобы ты вообще не прогуливала. Обещай мне, Трейси!
Я пообещала, а за спиной сложила пальцы крестиком. Мало ли что я сказала? Кэм сама нарушает свои обещания. Кто говорил, что мы всегда будем вместе? Не успела моя мама появиться, как Кэм сделала вид, что ждет не дождется, когда же наконец от меня избавится. Подумаешь! Буду я еще из-за этого переживать!
Мама так хочет забрать меня к себе. Она потрясающая. Даже лучше, чем я себе представляла. Лучшая мама на свете! И это правда! Правда! Она лучше всех! Мама Кэм, странная и чопорная пожилая леди, живет себе в деревне и не желает встречаться с дочерью, потому что не одобряет ее образа жизни.
Мама Александра похожа на маленькую мышку, которая пищит себе что-то в уголке и вздрагивает всякий раз, когда видит, как по коридору крадется его папа.
Мама Футболиста — ее полная противоположность. Она отвратительная и свирепая. Я ее сегодня видела, когда прогуливала школу. Мне нужно было узнать, выполнил ли Александр мой приказ (мы играли в слабо). Сначала я пошла в магазин «Спар» на углу, чтобы запастись кое-какой провизией на свои карманные деньги, предназначавшиеся для школьного обеда. Я брела по дороге, когда вдруг увидела, как эта женщина вышла из дому и закричала что есть мочи:
— Или ты встанешь с постели, грязный лентяй, и начнешь пылесосить, или тебе не поздоровится, когда я вернусь домой! Ты меня слышал? Ты слышал меня, я тебя спрашиваю?
Она вопила на всю улицу. Даже на другом конце города прохожие, наверное, морщились и закрывали уши руками. Ее голос, пронзительный и противный, как сирена, так и шумел в голове.
— И если ты опять что-нибудь натворишь, я от тебя избавлюсь. Ты меня понял?! Ты слышал? Ты мне до смерти надоел! Ты дрянь! Ни на что не годишься! Как твой подлый отец!
