Настя неподвижно уставилась перед собой на чайный сервиз. Внутри все похолодело.
– Мам, ты сказала, что ее звали Таней. А фамилию ее отчима, ну того, кто ее удочерил, ты помнишь?
– Конечно. Аркадий Гальский. Он тогда большой шишкой был. Правда, не знаю подробностей. Мне это в то время было не интересно. А потом, после исчезновения Тани, мы эту тему никогда больше не обсуждали.
– Исчезновения? – подняла глаза Настя.
– Да, она пропала. Ее долго искали. Милиция, мы сами, друзья. Помню, как разрыдался отец. Лающе, рывками. Не представляла, что он вообще может плакать. И я, оцепеневшая от горя и ужаса, сидела в своей комнате и слушала. Это было как раз зимой. В начале января, кажется. Иногда те воспоминания накатывают, особенно в день ее рождения, третьего ноября, и в новогодние праздники…
После ужина Настя уединилась в отведенной ей комнате. Там ее, погруженную в свои мысли, и нашла мама.
– Настюша, что-то случилось? – женщина присела рядом и легонько погладила дочь по полечу.
Та серьезно взглянула на Ольгу Александровну и вздохнула.
– Мам… Та балерина, останки которой нашли в подземном ходе Дворца культуры… Ты не думала, что это могла быть твоя сестра?
На лице матери появилась странное выражение. Возмущение, или может быть замешательство. Наверняка она никогда о таком не задумывалась.
– Почему ты так решила? – спросила женщина у дочери вполне спокойным тоном.
– Потому что я учусь и живу в одной комнате в общежитии с балериной по имени Татьяна Гальская. И та статуэтка принадлежит ей.
Ольга Александровна молчала, переваривая услышанное. Вывела ее из этого ступора Настя.
– Помнишь, перед смертью дедушка говорил что-то о том, что ему нужно найти дочь? Мы думали, что он бредил. Потому что ведь ты, его дочь, была рядом. Но вдруг он имел в виду другую дочь, старшую, которая стала балериной? И что, если не статуэтка всему виной? Она – своего рода средство привлечь внимание, что ли… Может быть, это дед нашел способ, как спасти своего старшего ребенка? Он просто послал Тане на помощь меня, свою внучку!
Утром у входа в общежитие Анастасия неожиданно увидела Татьяну. Вот и представился шанс попытаться сблизиться. Открывшиеся девушке новые обстоятельства стали еще одним веским поводом подружиться с первой красавицей балетного училища.
– Привет, – Настя улыбнулась. – Я думала, ты завтра приедешь.
– Сегодня же репетиция «Гаянэ», кто б меня отпустил до завтра?
– Точно.
Девочки неспешно поднимались по лестнице. Таня шла чуть впереди.
– Слушай, а ты случайно не знаешь, кому принадлежала та статуэтка «Балерина» до того, как попала к твоему деду? – спросила Настя.
– Какой-то женщине, – Гальская пожала плечами.
Кажется, эта беседа ее мало интересовала. Но Анастасия никак не могла придумать, о чем еще поговорить с Таней. В голову кроме банального «как отдохнула?», «как отметила день рождения?» и «какая хорошая погода» ничего не лезло. Разве что о балете? Пожалуй, это самая удачная идея.
– Боюсь, что сегодня на репетиции режиссер меня не утвердит, – поделилась своими переживаниями девушка.
– Да брось, – не оглядываясь, заметила Татьяна. – Все будет хорошо. Валентина правильно сделала, что выбрала тебя. Она долго металась между тобой и еще кое-кем. Но, на мой взгляд, ты гораздо лучше двигаешься и больше подходишь на эту роль.
– Так это ты ей посоветовала меня взять в балет? – Настя застыла на ступеньках, не решаясь поверить в свою догадку.
– Ну, Вава со мной советовалась по поводу некоторых танцоров… – расплывчато ответила Татьяна.
Значит, отчасти благодаря ей Настя попала в «Гаянэ»! Это было неожиданной новостью. И, надо сказать, лестной. Если такой человек, как Гальская, видит в ней перспективную танцовщицу, то возможно, так и есть! Анастасия с самого начала заметила, что Таня справедлива и требовательна к себе и другим. Редкое качество для творческого человека.
– Вопрос в том, совпадут ли взгляды Вавы и Королевича, – весело произнесла Настя.
Ее так и распирало от удовольствия. Внутри словно проснулся давно скучавший маленький бесенок. То, что в нее кто-то верил, вдохновляло и будоражило. От волнения в животе стало щекотно, как если бы она раскачивалась на качелях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Увлеченные обсуждением предстоящей репетиции, девочки вскоре оказались возле своей комнаты. Таня толкнула дверь, но та оказалась заперта. Девушка достала ключ. Тихо щелкнул замок.
– Странно. Неужели спят еще? – шепнула Настя, ступая за соседкой в помещение.
Но в следующую секунду она буквально наткнулась на Таню, замершую в проеме. Из-за плеча Гальской комната прекрасно обозревалась. Три аккуратно застеленные кровати, букет цветов на столе, оставленная кем-то чашка с недопитым чаем, блюдце с печеньем, заметно износившиеся пуанты, брошенные на стул… В общем, вполне обычная картина, если бы не безмятежно спавший в постели Тамары Тайгрян.
Глава 12. Оправдание Павла
– Танечка, еще раз поздравляю тебя с днем рождения, – вкрадчиво произнес Королевич. – Совершеннолетие – особый праздник. Теперь тебе можно делать все, что пожелаешь.
Прозвучало как-то двусмысленно. Насте в его словах даже почудился вульгарный намек. К счастью, о ее собственном дне рождения режиссер не знал, поэтому никак это не комментировал.
– Итак, чего бы тебе хотелось? – поинтересовался Евгений Владимирович, обращаясь к Гальской.
Тонкие губы Королевича сложились в таинственную улыбку. Таня же оставалась невозмутима.
– Хочу пить чай из самовара да на шишках. Сидеть на веранде, завернувшись в плед, и смотреть, как солнечные блики резвятся на полу.
Евгений Владимирович мечтательно сощурив глаза, покивал.
– Или не знаю, что еще можно?.. Может быть, бросить балет и стать свободной? – с серьезным видом выдала она.
Улыбка с лица балетмейстера мгновенно исчезла, и он нахмурился.
– Эй, ты так не шути.
– Тогда давайте начнем репетицию.
Не скажешь, что сорок минут назад она сидела на подоконнике в туалете и плакала. А Тайгрян стучался в дверь, пытаясь что-то объяснить.
– Понятия не имею, как Томе это удалось, но она давно собиралась что-то подстроить, – говорила Настя.
У нее самой все внутри перевернулось, когда увидела Павла. Дикая, рваная тахикардия, неприятие, ярость… А каково было Татьяне – даже представлять не хотелось. Как трепетно он обнимал ее тогда в кухне, как нежно целовал и уверял в том, что все будет хорошо. А тут такое… Будто резкий удар, после которого перехватывает дыхание, и по телу горячей лавой разливается острая боль.
– Откуда ты знаешь? – спросила Таня, не поднимая головы.
Она то и дело вытирала мокрые от слез глаза.
– Слышала их с Катей разговор. Тома так и сказала – парни на что-то там падки, вот и Тайгрян не устоит. Теперь понятно, что она имела в виду.
– Ясно, – Гальская шмыгнула носом. – Томка пусть хоть из кожи вон вылезет. А вот Паша… Предательство никогда не прощу.
Она спрыгнула с подоконника. Лицо ее вдруг стало спокойным и непроницаемым.
– Нужно идти, – заявила девушка. – А то опоздаем на репетицию.
Настя изумилась такому самообладанию. Выглядело, словно Татьяна в какой-то момент дала слабину, позволила себе расплакаться, а теперь ей неловко, и она хочет снова спрятаться в свой непробиваемый панцирь. Сама она была так зла на Тамару и Павла, что наверняка на месте Тани обоим бы попила кровь, чтоб надолго запомнили. Спускать им все это, молча отойдя в сторону? Нет, так нельзя. Когда сказала об этом Гальской, та криво усмехнулась.
– Ты не понимаешь. Своя жизнь дороже и важнее. Не стоит тратить время и нервы на человека, который от тебя отвернулся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И все же Анастасия осталась при своем мнении.
На репетиции Татьяна была какая-то отрешенная и холодная. А Павел смотрел на нее, словно побитый хозяйкой пес – жалобно и виновато. Видно было, что на душе у него тяжело. Хотел что-то сказать, но при всех не мог. Да она и слушать бы не стала.
