Конец 1820-х годов
""Прекрасный будет день", — сказал товарищ…"*
‹Из «Путевых картин» Гейне›
«Прекрасный будет день», — сказал товарищ,Взглянув на небо из окна повозки.Так, день прекрасный будет, — повторилоЗа ним мое молящееся сердцеИ вздрогнуло от грусти и блаженства!..
Прекрасный будет день! Свободы солнцеЖивей и жарче будет греть, чем нынеАристокрация светил ночных!И расцветет счастливейшее племя,Зачатое в объятьях произвольных, —Не на одре железном принужденья,Под строгим, под таможенным надзоромДуховных приставов, — и в сих душахВольнорожденных вспыхнет смелоЧистейший огнь идей и чувствований, —Для нас, рабов природных, непостижный!Ах, и для них равно непостижи‹ма›Та будет ночь, в которой их отцыВсю жизнь насквозь томились безотрадноИ бой вели отчаянный, жестокий,Противу гнусных сов и ларв* подземных,Чудовищных Ерева* порождений!..Злосчастные бойцы, все силы духа,Всю сердца кровь в бою мы истощили —И, бледных, преждевременно одряхших,Нас озарит победы поздний день!..Младого солнца свежее бессмертьеНе оживит сердец изнеможенных,Ланит потухших снова не зажжет!Мы скроемся пред ним, как бледный месяц!Так думал я и вышел из повозки*И с утренней усердною молитвойСтупил на прах, бессмертьем освященный!..Как под высоким триумфальным сводомГромадных облаков всходило солнце,Победоносно, смело и светло,Прекрасный день природе возвещая!Но мне при виде сем так грустно было,Как месяцу, еще заметной теньюБледневшему на небе. Бедный месяц!В глухую полночь одиноко, сироОн совершил свой горемычный путь,Когда весь мир дремал — и пировалиОдни лишь совы, призраки, разбой;И днесь пред юным днем, грядущим в славе,С звучащими веселием лучами
И пурпурной разлитою зарей,Он прочь бежит… еще одно воззреньеНа пышное всемирное светило —И легким паром с неба улетит.Не знаю я и не ищу предвидеть,Что мне готовит Муза! Лавр поэтаПочтит иль нет мой памятник надгробный?Поэзия душе моей былаМладенчески-божественной игрушкой —И суд чужой меня тревожил мало.Но меч, друзья, на гроб мой положите!Я воин был! Я ратник был свободыИ верою и правдой ей служилВсю жизнь мою в ее священной брани!
1829 или 1830
"Как над горячею золой…"*
Как над горячею золойДымится свиток и сгораетИ огнь сокрытый и глухойСлова и строки пожирает —Так грустно тлится жизнь мояИ с каждым днем уходит дымом,Так постепенно гасну яВ однообразье нестерпимом!..О Небо, если бы хоть разСей пламень развился по воле —И, не томясь, не мучась доле,Я просиял бы — и погас!
‹1829›, начало 1830-х годов
Цицерон*
Оратор римский говорилСредь бурь гражданских и тревоги:«Я поздно встал — и на дорогеЗастигнут ночью Рима был!»*Так!.. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты*Во всем величье видел тыЗакат звезды ее кровавый!*..Счастлив, кто посетил сей мирВ его минуты роковые!Его призвали всеблагие*Как собеседника на пир.Он их высоких зрелищ зритель,Он в их совет допущен был —И заживо, как небожитель,Из чаши их бессмертье пил!
‹1829›; начало 1830-х годов
Весенние воды*
Еще в полях белеет снег,А воды уж весной шумят —Бегут и будят сонный брег,Бегут, и блещут, и гласят…Они гласят во все концы:«Весна идет, весна идет,Мы молодой весны гонцы,Она нас выслала вперед!Весна идет, весна идет,И тихих, теплых майских днейРумяный, светлый хороводТолпится весело за ней!..»
‹1829›, начало 1830-х годов
Silentium![18]*
Молчи, скрывайся и таиИ чувства и мечты свои —Пускай в душевной глубинеВстают и заходят онеБезмолвно, как звезды в ночи, —Любуйся ими — и молчи.
Как сердцу высказать себя?Другому как понять тебя?Поймет ли он, чем ты живешь?Мысль изреченная есть ложь.Взрывая, возмутишь ключи, —Питайся ими — и молчи.Лишь жить в себе самом умей —Есть целый мир в душе твоейТаинственно-волшебных дум;Их оглушит наружный шум,Дневные разгонят лучи, —Внимай их пенью — и молчи!..
‹1829›, начало 1830-х годов
Сон на море*
И море, и буря качали наш челн;Я, сонный, был предан всей прихоти волн.Две беспредельности были во мне,И мной своевольно играли оне.Вкруг меня, как кимвалы, звучали скалы́,Окликалися ветры и пели валы.Я в хаосе звуков лежал оглушен,Но над хаосом звуков носился мой сон.Болезненно-яркий, волшебно-немой,Он веял легко над гремящею тьмой.В лучах огневицы* развил он свой мир —Земля зеленела, светился эфир,Сады-лавиринфы*, чертоги, столпы,И сонмы кипели безмолвной толпы.Я много узнал мне неведомых лиц,Зрел тварей волшебных, таинственных птиц,По высям творенья, как бог, я шагал,И мир подо мною недвижный сиял.Но все грезы насквозь, как волшебника вой,Мне слышался грохот пучины морской,И в тихую область видений и сновВрывалася пена ревущих валов.
‹1830›
Конь морской*
О рьяный конь, о конь морской,С бледно-зеленой гривой,То смирный-ласково-ручной,То бешено-игривый!Ты буйным вихрем вскормлен былВ широком божьем поле,Тебя он прядать научил,Играть, скакать по воле!Люблю тебя, когда стремглав,В своей надменной силе,Густую гриву растрепавИ весь в пару и мыле,К брегам направив бурный бег,С веселым ржаньем мчишься,Копыта кинешь в звонкий брег —И в брызги разлетишься!..
‹1830›
"Душа хотела б быть звездой…"*
Душа хотела б быть звездой,Но не тогда, как с неба полуночиСии светила, как живые очи,Глядят на сонный мир земной, —Но днем, когда, сокрытые как дымомПалящих солнечных лучей,Они, как божества, горят светлейВ эфире чистом и незримом.
‹1830›
Из «Эрнани» <Гюго>*
Великий Карл, прости! — Великий, незабвенный,Не сим бы голосом тревожить эти стены —И твой бессмертный прах смущать, о исполин,Жужжанием страстей, живущих миг один!
Сей европейский мир, руки твоей созданье,Как он велик, сей мир! Какое овладанье!..С двумя избра́нными вождями над собой —И весь багрянородный сонм — под их стопой!..Все прочие державы, власти и владенья —Дары наследия, случайности рожденья, —Но папу, кесаря* сам бог земле дает,И промысл* через них нас случаем блюдет.Так соглашает он устройство и свободу!Вы все, позорищем служа́щие народу,Вы, курфюрсты*, вы, кардиналы, сейм, синклит, —Вы все ничто! Господь решит, господь велит!..Родись в народе мысль, зачатая веками,Сперва растет в тени и шевелит сердцами —Вдруг воплотилася и увлекла народ!..Князья куют ей цепь и зажимают рот,Но день ее настал — и смело, величавоОна вступила в сейм, явилась средь конклава*И, с скипетром в руках иль митрой на челе,Пригнула все главы венчанные к земле…Так папа с кесарем всесильны — всё земноеЛишь ими и чрез них. Как таинство живоеЯвило небо их земле — и целый мир —Народы и цари — им отдан был на пир!..Их воля строит мир и зданье замыкает,Творит и рушит. — Сей решит, тот рассекает.Сей Истина, тот Сила — в них самихВерховный их закон, другого нет для них!..Когда из алтаря они исходят оба —Тот в пурпуре, а сей в одежде белой гроба —Мир, цепенея, зрит в сиянье торжестваСию чету, сии две полы божества!..И быть одним из них, одним! О, посрамленьеНе быть им!.. и в груди питать сие стремленье!О, как, как сча́стлив был почивший в сем гробуГерой! Какую бог послал ему судьбу!Какой удел! И что ж? Его сия могила.Так вот куда идет — увы! — всё то, что былоЗаконодатель, вождь, правитель и герой,Гигант, все времена превысивший главой!Как тот, кто в жизни был Европы всей владыкой,Чье титло было кесарь, имя Карл Великий,Из славимых имен славнейшее поднесь*,Велик — велик, как мир, — а всё вместилось здесь!
Ищи ж владычества и взвесь пригоршни пылиТого, кто всё имел, чью власть как божью чтили.Наполни грохотом всю землю, строй, возвысьСвой столп до облаков, всё выше, высь на высь —Хотя б бессмертных звезд твоя коснулась слава,Но вот ее предел!.. О царство, о держава,О, что вы? Всё равно — не власти ль жажду я?Мне тайный глас сулит: твоя она — моя —О, если бы моя! Свершится ль предвещанье? —Стоять на высоте и замыкать созданье,На высоте — один — меж небом и землейИ видеть целый мир в уступах под собой:Сперва цари, потом — на степенях различных —Старейшины домов удельных и владычных,Там доги*, герцоги, церковные князья,Там рыцарских чинов священная семья,Там духовенство, рать, — а там, в дали туманной,На самом дне — народ, несчетный, неустанный,Пучина, вал морской, терзающий свой брег,Стозвучный гул, крик, вопль, порою горький смех,Таинственная жизнь, бессмертное движенье,Где, что ни брось во глубь, и все они в броженье —Зерцало грозное для совести царей,Жерло, где гибнет трон, всплывает мавзолей!О, сколько тайн для нас в твоих пределах темных!О, сколько царств на дне — как остовы огромныхСудов, свободную теснивших глубину,Но ты дохнул на них — и груз пошел ко дну!И мой весь этот мир, и я схвачу без страхаМироправленья жезл! Кто я? Исчадье праха!
1830
