— Какой захочешь. Лишь бы свежий.
— Ирочка, — я так и не понял, почему задаю этот вопрос, — ты не знаешь, кто такая Лиля? Вспомнилось имя, вроде знакомое…
— Нет у нас таких знакомых, — уверенно сказала Ира. — А почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. Мелькнуло в памяти. За хлебом зайду, конечно. И ещё Женечку нужно на кружок.
— Она с Наргиз и её мамой пойдёт, они уже договорились.
— Замечательно, — пробормотал я и положил трубку.
Заметку в «Циркуляр» я сочинил быстро. Правда, над заключительным абзацем просидел до пяти. Ограничиться фактом обнаружения невидимой массы в восьми скоплениях галактик? Или дать кривую корреляции? Упомянуть, что пятая часть массы Вселенной может быть не видна? Шеф прав: слишком мало точек и слишком велики ошибки измерений.
Лиля. Откуда мне знакомо это имя?
Поговорю с Лёвой. Конечно, он приплетёт инкарнации, его любимая тема. Пунктик у человека: преподаёт марксистскую диалектику, а увлекается индуизмом, и ведь получается у него совмещать несовместимое. Он и Юнга в прошлом году откопал, издание двадцать шестого года. «Лиля? — скажет Лёва. — Это у тебя из подсознательного. Может, твоя жена в прежней жизни?» А я отвечу: «Ты же говорил, что в прежней я был адмиралом Нельсоном, и жену мою звали Эммой. Может, Лиля — из будущей инкарнации?»
И оба мы посмеёмся, потому что, если о прошлых жизнях индуисты что-то знают, то о будущих не знает никто.
Я сложил бумаги в портфель, защёлкнул замочек, надел плащ и пошёл к выходу. Уходил последним, в коридоре было тихо, сумрачно, и на лестнице, когда я спускался, промелькнула тень. Как призрак. Отсвет чего-то.
На автобусной остановке было много народа, и я пошёл к метро. От конечной станции до дома долго идти пешком, но всё равно приду раньше Иры. Нарежу хлеб, поставлю на плиту ужин.
Вспомнил, как мы познакомились: я бежал за автобусом, Ира вышла на проезжую часть…
Странная вещь — память. Вспоминаются иногда события такие далёкие во времени… будто инкарнации. Как-то я читал фантастический рассказ о человеке, помнившем своё будущее. Помнил ли он собственную смерть?
Какие нелепые мысли лезут в голову после рабочего дня.
В метро тоже была толкотня. Я стоял, прижавшись лбом к стеклу дверей, поезд с рёвом нёсся в темноте тоннеля, и редкие фонари прорезали мрак яркими болидами. В каждом мне почему-то виделись лица людей, которых я не помнил, но откуда-то знал. Лиля… Вова… Типлер… Кто такой Типлер?
Поезд вынырнул в слепящий неоновым светом зал станции «Нариманов», и во вспышке я увидел почему-то человека, лежавшего на высокой кровати, покрытого по шею простынёй и смотревшего мне в глаза взглядом, говорившим так много, что понять было невозможно. Видение исчезло, и, прижав к боку портфель, я потопал в толпе пассажиров к выходу из метро.
На площади перед кинотеатром громко работало радио, передавали что-то о пленуме, называли фамилию Горбачёва. Я спешил домой, чтобы разогреть ужин к приходу Иры. Потом вернётся с занятий Женечка, и мы сядем смотреть телевизор. Не пленум, конечно. По второй московской программе покажут старый хороший фильм «Три плюс два».
Типлер… Лиля… Вот ещё слово вынырнуло: «эмуляция». Наверно, подсознательно сложил эволюцию с симуляцией.
Может, всё-таки сделать большую статью о невидимой массе? Рецензент в «Астрономическом журнале», конечно, зарубит, слишком ненадёжная аргументация, я и сам знал. Но ведь… делай что должно, и будь что будет.
Кто я такой, чтобы рассуждать о судьбе Вселенной? Тварь дрожащая или право имею?
От этой мысли мне стало весело. Надо будет спросить у Иры, что может означать странное слово «эмуляция». Она переводчик, это слово могло ей встречаться.
А о Лиле спрашивать не стану.
