Игорь Поляков
ПАРАШИСТАЙ. КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
ДОКТОР АХТИН. БЕЗДНА
Видите ныне, видите, что Я,
Я — и нет Бога, кроме Меня:
Я умерщвляю и оживляю,
Я поражаю и Я исцеляю,
И никто не избавит от руки Моей.
Пятая книга Моисея. Второзаконие, 32, 39
Глава первая
Направляясь к бездне
1.
Я бегу. Хотя, наверное, со стороны это выглядит в лучшем случае, как быстрый шаг. Неважно, — главное, дальше и скорее. Мне надо уйти от того места, где в результате столкновения микроавтобуса и железнодорожного состава погибли люди. И где я остался жив, хотя находился в той же машине, где и все остальные люди. Впрочем, думаю, что выжил не только я, но и тот человек, крик которого я услышал. Он поймет, что я жив и свободен.
А, значит, скоро начнется погоня.
Поэтому я бегу, хотя тело сопротивляется изо всех сил.
Правая нога болит. Надеюсь, что это всего лишь содранная до крови кожа на голени, а не перелом. Хотя, если бы это был перелом, то вряд ли я смог бежать.
Если тот быстрый шаг, которым я преодолеваю пространство, можно назвать бегом.
Сильно болит голова, — надеюсь, что это не сотрясение и не ушиб головного мозга. Сначала надо уйти как можно дальше в лес, а уж потом я поставлю себе диагноз. И проведу лечебные мероприятия, которые вернут мне здоровье. Ну, или иллюзию того, что я здоров.
Если смогу.
Если мой дар все еще со мной.
Я свободен. И это главное. Я думаю о том, что это лучшее, что может быть в жизни человека — знать, что ты можешь пойти или побежать туда, куда хочешь. Что ты не ограничен ничем, что нет тех, кто надзирает за тобой. Что ты можешь видеть чистое небо над головой и вдыхать вкусный лесной воздух.
Что ты просто можешь…
Вокруг меня смешанный лес: тонкие невысокие осины, редкие березы и раскидистые ели. Под ногами трава, ветки кустарников цепляются за одежду, поваленные деревья преграждают путь. Я переставляю ноги в стремлении быстро преодолеть пространство и думаю о том, что вопреки всему и наперекор обстоятельствам я здесь и сейчас могу делать то, что хочу, а не то, что должен.
Это и есть свобода.
И еще я размышляю над тем, что произошло на железнодорожном переезде. Что это было — везение или помощь высших сил? Фортуна улыбнулась мне или Богиня опять взяла меня за руку? Почему сотни и тысячи живых существ на планете расстаются с жизнью при абсурдных и глупых обстоятельствах, а я, как заговоренный, продолжаю жить, хотя совсем недавно сам искал смерть. Что есть справедливость на планете Земля, и какое у меня место в судьбоносной очереди на визит к Всевышнему?
Или, если я и есть Бог, то зачем мне всё это? Для чего я пытаюсь выжить, если мой каждый следующий шаг все равно неотвратимо ведет меня в райские кущи для Бессмертных?
Смерть для меня или я для смерти? Небытие — что это? Если я Спаситель, то должен знать это. Но я не до конца уверен в том, что Тростниковые Поля — то место, куда я попаду, когда умру.
Если умру…
Если я Бог…
Сухой ствол поваленной ели загораживает путь. Корявые ветки торчат, как пики многочисленного воинства, готового биться насмерть. Кора, как кольчуга. Мощный ствол, пораженный сухой гнилью. Упав на колени, словно испросив разрешения у мертвого дерева, вздрогнув от боли в ноге, я проползаю под препятствием, ощущая руками мягкость травяного покрова. И внезапно понимаю, что не могу встать.
Я устал, у меня болит нога и раскалывается голова. Я не знаю, почему бегу. И зачем живу той жизнью, которой существуют тени. Ведь всё просто, и я это знаю, — не надо суетиться, стремится оторваться от погони, рваться из затянутой на шее петли, если всё равно я приду туда, где моё место.
Тяжело дыша, я падаю на бок, затем перекатываюсь на спину, и, когда через пару минут моё дыхание постепенно успокаивается, я слушаю тишину.
Закрыв глаза, и на некоторое время, перестав думать.
Отключив память и сознание.
Далекий стук дятла. Щебетание какой-то лесной пичужки. Дуновение ветра и шелест осиновых листьев. Смесь из запахов травы, грибов и влажности. Писк комара. И еще сладковатый запах крови. Еле уловимый, но вполне явственный. Вспомнив о ране на ноге, я открываю глаза и сажусь. Приподняв разорванную брючину джинсов, я осматриваю ногу, и понимаю, что надо сделать повязку. Остановить пусть незначительное, но кровотечение.
Вернуть себе силы.
Убегать от погони.
Выжить.
И если я ощущаю запах крови, то, как же хорошо его будут чувствовать собаки, которые поведут преследователей. Надеюсь, что у того человека, который войдет в лес и поведет погоню, не будет этих умных животных.
Оторвав от футболки полосу ткани, я туго забинтовываю рану. Затем, сдавив голову руками, слушаю себя. И улыбаюсь, — всё в порядке, кроме раны на ноге и шишки на голове, никаких повреждений. Только от осознания этого, боль становится ощутимо слабее. Как же это здорово, — знать, что ты здоров и способен делать то, что хочешь, не ограничивая свое сознание мыслями о бесполезности выживания.
Я снова откидываюсь назад, и, лежа на земле, смотрю вверх. Слушаю тонкий писк комаров, которые нашли меня. Вечер погружает лес в непроницаемую тьму, но я в этом мраке чувствую себя замечательно. Мне не нужен яркий свет, чтобы найти дорогу. Вполне достаточно света далеких фонарей и теплой руки Богини.
Да, именно знание того, что я не один в этом мире, заставляет меня встать и двигаться. Я поднимаюсь на ноги и иду. Теперь я уже не бегу. У меня есть небольшой запас времени и ночь. Я практически здоров и полон сил. У меня есть возможность уйти далеко, оторваться от преследователей и выжить.
У меня есть Богиня, — сжав её руку, я иду на свет далеких фонарей.
Придет время, и я вернусь.
Если вернусь…
Если такое время придет…
Я слушаю лес.
И иду быстрым шагом, обходя препятствия и вглядываясь в ночь.
Эту жизнь я сам выбрал. И собираюсь пройти её до конца, никоим образом не призывая смерть раньше времени. Тростниковые Поля подождут, — они были, есть и будут. Бог я или нет, — неважно. Если я буду жить с осознанием необходимости дальше идти свой дорогой, и, главное, я буду неутомим и последователен в достижении цели, то рано или поздно, я приду туда, где меня ждут.
Где меня ждут и любят.
Однажды я, наконец-то, выйду из леса и стану самим собой.
Вечность никуда не денется.
Я преодолеваю пространство и время с улыбкой на лице и радостью в сердце.
Я жив и свободен.
А, значит, всё еще только начинается.
Сжимая теплую ладонь Богини, я иду и улыбаюсь. Здесь в ночном лесу я чувствую себя прекрасно, словно я никогда из него и не уходил. Словно я всегда жил среди этих мощных стволов, подпирающих темное небо, и защищающих густыми ветвями от внешнего мира.
2.
Капитан Ильюшенков снова был самим собой. Слезы высохли, горечь в горле и сознании ушла, — остались злость и ярость. Плотно сжав губы, он стоял и смотрел на разбитый горящий микроавтобус. Он думал. О том, что недооценил противника. О том, что если раньше он считал Ахтина обычным преступником, которого без особого труда поймает и посадит, то теперь этот упырь станет для него личным врагом, изловить которого станет для него делом чести. И памятью погибшим товарищам. Капитан без особого труда убедил себя в том, что вина за смерть оперативников целиком и полностью лежит на серийном убийце по имени Парашистай. И не важно, как это получилось, — вопрос о том, почему микроавтобус остановился на железнодорожном переезде, даже не возник в сознании капитана. Конечно же, во всем виноват Парашистай, который заманил их в ловушку и преспокойно ушел в лес. Да, именно так, — убийца усыпил его бдительность, легко дав себя поймать, и потом нанес ответный удар. Хитрый, ловкий и безжалостный убийца и маньяк! Вот почему майор Вилентьев так долго не мог его поймать и, в конце концов, погиб! А он, капитан Ильюшенков, да и другие следователи, посмеивались у него за спиной, — и чего это майор так уперся в этого Парашистая?! Всё оказалось до безобразия просто, — маньяк и убийца с самого начала был на шаг впереди. Если не на два шага.
Что же, первый раунд Парашистай выиграл.
Теперь всё зависит от него.
От капитана Ильюшенкова.
Он глубоко вдохнул. И выдохнул. Услышав звук сирены, капитан отвел взгляд от вялых языков пламени, которые продолжали плясать на черном остове микроавтобуса. По дороге со стороны города к нему мчалась целая колонна машин — впереди белая «Волга» полковника Никифорова, затем скорая помощь, две машины пожарников и два милицейских уазика.
Капитан знал, что полковник любит, когда ему докладывают четко и без лишних слов, поэтому, когда к нему приблизился начальник следственного отдела главного управления и вопросительно поднял брови, глядя на горящий микроавтобус, Ильюшенков отчеканил:
