Оборачиваюсь на маму, которая открыла ему дверь, и понимаю, что она уже на грани и может сорваться. Хорошо, что папа ушёл с дядей на рыбалку. Прошу маму пойти к Евочке, а сама встаю в дверном проходе, стараясь выглядеть непоколебимо. Но не выходит.
— Егор, — дрожащим голосом выдаю. — Что тебе нужно?
Страх окутавший меня с головы до ног, грозится вот-вот показаться не только в виде дрогнувшего голоса, но и дрожащих рук. Дыхание становится неровным, а хватка пальцев на дверной коробке усиливается.
— Приехал за своей женой и дочерью, — чуть ли не мурлычет муж. — Провели ночь тут, пора домой. Негоже замужней женщине так надолго оставлять благоверного в одиночестве.
— Я дома. И тебе здесь не рады.
— Дорогая, мы женаты. Ты принадлежишь мне, — Егор подходит ближе. — И ты идёшь со мной домой, сейчас же!
— Я не вещь! Я живой человек! Ты даже не извинился за вчерашнее. А Ева всё ещё не в порядке! Тебе дочь не жалко? Ей нужно время. Мы останемся здесь, — как можно увереннее произношу я.
Смотрю за его спину, в надежде успокоиться. Там, за горизонтом светит морозное солнце. Там, за горизонтом, я так отчаянно желала обрести свободу. Но всё впустую. Муж не оставит меня. Я не хочу больше быть с ним. Мне мечтается вернуться в тот самый день в институте, и предупредить себя, чтобы даже по учебным вопросам не смела разговаривать с этим человеком, как бы очаровательным он тогда ни казался.
Я сыта Багрянцевым по горло, а он всё никак не может насытиться моими страданиями даже после стольких лет издевательств, боли, насилия, измен. Настоящий одержимый маньяк, которому доставляет удовольствие измываться над собственной женой. Над той, кто слабее него.
— Я больше никогда не сделаю тебе больно. Поверь мне! Никогда, если сама не вынудишь. Если не спровоцируешь.
— Врёшь. Ты всегда врёшь. Просто отпусти меня, Егор. Дай нам с дочкой время.
— Нет, не могу. Я слишком сильно люблю тебя, Ксеня. Не могу без тебя. И ты без меня не выживешь, знаешь же.
— Не любишь, Егор! Не любишь! Это не любовь! Это болезнь!
— Любимая, это всё твои гормоны, да? У тебя эти дни, как я сразу не понял, — тараторит муж, как умалишённый. — Видишь, какой я снисходительный? Терплю твои истерики, а ты не ценишь.
Пытается схватить за руку и мне приходится захлопнуть дверь перед его носом.
— Открой, Оксана. Открой по-хорошему. Уже соседи вышли из-за твоих криков, не позорь своих родителей. А то пойдут сплетни.
Нет. Не открою. Иначе станет ещё хуже. Пусть уходит. Сегодня у меня ещё нет сил с ним бороться.
— Будь послушной девочкой. Открой! — начинает стучать в дверь. — Я не обижу тебя, честно. Хочешь, поедем в Турцию? Ты же хотела в тот отель. Или сходим в ресторан, о котором ты всё время мне говорила? А помнишь, ты не хотела «Мазду», а хотела «Мерседес»? Я куплю, ты только открой.
— Уходи. Мы ещё не готовы вернуться домой! — кричу я и замираю.
Несколько секунд Багрянцев молчит. Обдумывает дальнейшие действия. Смотрю за ним в глазок: хмурится, злится. Ударяет кулаком по стене.
— Твоя взяла. Сейчас я уйду. Но приду снова, пока ты не вернёшься на своё место, ко мне. Ты всегда должна быть со мной, Оксана. Или со мной или ни с кем.
Разворачивается и идёт в сторону калитки. Как же плохо, что у него ключ от ворот есть. Но как хорошо, что от дома родителей нету.
Подбегаю к окну, слежу, чтобы точно уехал. И как только «Тойота» скрывается за поворотом, выдыхаю и бегу к дочке с мамой. Успокаиваю малышку. Умоляю маму не говорить папе, а то, чего глядишь, правда, у соседа ружьё одолжит.
Весь оставшийся день проходит спокойнее. Отвлекаю дочку как могу. Веду на Финский погулять. Уговариваю маму пельмени лепить, и Ева тоже участвует. Забавно лепит своими маленькими пальчиками пельмешки и упорно требует сварить ей именно её творения. На тихий час рассылаю резюме. А вечером, в гости к тёте с дядей на ужин идём.
Муж приезжает на следующий день. Благо я отправляюсь одолжить формы для печенья у тёти Лены и встречаюсь с ним на дороге. Егор зол. В отличие от вчера, он чуть ли не силком пытается запихать меня в машину, выкрутив руки. Угрожает, что мне будет больно, если не послушаюсь. Спасает семья соседей через два дома, которые идут с сыном в нашу сторону. Мужчина, на два года старше меня, с которым мы детками вместе играли на Финском заливе, теперь настоящий амбал в два метра ростом. Один его вид пугает Багрянцева, который после грозного вопроса соседа не нужна ли мне помощь, обещает вернуться и ретируется. Только снег из-под колёс «Тойоты» летит.
На следующий день он приезжает снова. Погода плохая. Весь день метёт снег, жуткий ветер завывает за окном, небо всё серое. Поэтому мы сидим дома, собирая всей семьёй Еве на радость пазлы с героями её любимого «Ледникового периода». Егор почти что на коленях молит прощения, выдавливая из себя наигранные слёзы. Как же сильно желание сказать ему здесь и сейчас про развод, послать на три известных, вывалить всё, что думаю о нём. И всё же, понимаю, что нельзя давать ему такое преимущество. Я отомщу, но как говорят, месть подают холодной. В итоге, под гневным взглядом отца, который выгоняет мужа, Багрянцеву приходится уехать.
Приезжает и на следующий. Только уже не муж, а Антон.
Глава 30
Евочка сразу бросается к нему с объятиями. Просит пойти с ней на горку, и Жуковский на мою беду соглашается. А я в панике, потому что вдруг он заметит синяк под слоем косметики? Бегу наверх, наношу ещё слой тональника. Надеваю пуховик, застегнув его по самое горло. Обматываюсь шарфом и натягиваю его до носа. Хочется быть всегда для него красивой, но сейчас я больше похожа на пингвина, чем на сексуальную женщину.
— Ну что, готова кататься? — подхватывая мою дочку на руки, спрашивает Антон, открывая дверь и пропуская меня на крыльцо.
— Да-а-а! — радостно восклицает Евушка, хлопая в ладошки.
Через три дома есть небольшой склон, который всегда служил горкой для нас, когда мы были детьми, а теперь для Евы. Да и для остальных местных детей, собственно, тоже.
Пока идём, Жуковский что-то шепчет на ухо малышке, а я слышу её звонкий смех и не могу перестать улыбаться. Как удивительно они поладили с первого взгляда! Моя маленькая дочка, чудо, которое слишком быстро растёт, что порой мне хочется поставить время на паузу, чтобы подольше насладиться её детством.
Как только Антон спускает её на землю, поправляю Еве шапку, надеваю варежки. И она тут же хватает ледянку-ватрушку, порываясь бежать вверх.
— Стой, Ева-королева. Носом дыши, а то простудишься, — предостерегает Жуковский.
— Антося, покатай меня на лучках! — требует кроха.
— Ева, нельзя так обращаться к Антону. Это неприлично, — делаю замечание я.
— Он мне лазлешил! Это наши кодовые имена!
Отлично, у них уже и собственные прозвища есть. Почему я не в курсе?
Меж тем, Жуковский хватает Еву, поднимается с ней на горку и садится в плюшку, которая ему точно не по размеру. Усаживает дочку себе на ноги, крепко обхватывает, и они летят вниз с громким криком, перерастающим в смех. Всё бы отдала за такие моменты счастья!
Мужчине вообще всё равно, что он испачкал снегом своё элегантное пальто и бежевые брюки. Он с радостью соглашается на авантюру Евы. Не то что Егор. Тот максимум дочь внизу поймать мог, и то если они были вдвоём. Обычно этим я занималась, пока муж безучастно стоял рядом.
— Ма! Тепель ты катайся! — просит дочка.
— Давай я лучше тебя внизу поймаю?
— Ну мамочка! Ты глустная! А кататься весело! Я тебя подтолкну!
— Боишься, Ксю? — подначивает Антон.
— Ничего я не боюсь, — фыркаю я, выхватывая у него из рук ватрушку.
— Я поймаю тебя, если что, — ласково обещает неродной брат.
Поднимаюсь на горку, сажусь на плюшку. Она маленькая, а я большая. У меня за плечами два с лишним десятка лет, вокруг летают снежинки, а я сижу, как маленькая, вцепляясь в ручки, как будто это ремень безопасности.
