— На деньги герцога можно еду купить?
— Оно, конечно, можно, да только никто ее там не продаст. Нет в пограничье крестьян, а в крепостях хлеб самим нужен. Про Межгорье и вовсе молчу — с кем там торговать? Самим разве что организовывать караван за хлебом, да только рисковое это дело: нам бы первое время кучно держаться и нос не высовывать. Так что пояса, наверное, затянуть придется. Ну да это не страшно — привычные. Море там есть, а может и озера приличные — соль добудем и рыбу запасем. С дичью не знаю — после нашествия погани ее мало обычно остается, и держится настороже. Но на побережье вроде зверья хватало, может и здесь повезет — охотиться мои люди умеют.
— Людей ваших надо воевать учить.
— Верно говорите, да только трудно из косолапого горбуна хорошего танцора сделать. Вы думаете, я не задумывался, что слишком слабы иридиане из-за веры своей, и трудно им выжить? Думал… И над реформой, как вы мне говорили, тоже задумывался, хоть и ругал себя при этом. Нет, Дан — не сделать из них воинов. Разве что из тех, кто не рожден иридианином, а вроде меня обратился в веру истинную, будучи до того грешником невольным. Но таких немного осталось: в первую очередь они гибли, потому что всегда в первой шеренге при драке. Помните Аршубиуса? Вот он из таких — по молодости, раз, оставшись в бою без секиры, забил мечника кулаками. Перчатки, конечно латные, но вмять шлем в череп и на трупе нелегко, а если на живом человеке, что при клинке и щите, так вообще не поверил бы никогда, не будь все на моих глазах. В шеренгу лучников один ворвался — вверх по склону до них добежал. Из тех, кто с ним в атаке был, все по пути свалились. Одиннадцать стрел из него вытащили потом — так и дрался с ними. Другой бы помер еще там, на холме, а он только богохульствовал, когда из него наконечники выколупывали. А сейчас ничего — истинной веры столп. Не обидит ни за что, но если вдруг понадобится для богоугодного дела — секира имеется.
— Нас мало — каждый воин на счету.
— Хоть всех воинами сделайте, а не верю я, что сможем мы Межгорье вернуть.
— Канфидус: насчет возврата у меня есть кое-какие идеи, но это вопрос будущего. Для начала нам бы закрепиться там — об этом думать надо пока что.
— Бог поможет — закрепимся. На побережье хуже было, но год без малого протянули, так что и в Межгорье протянем. Но три не знаю… три больно много… думать надо…
Глава 7 Айсберги по курсу
Пообедали хлебом, чугунной твердости колбасой, вареными яйцами и сочным луком с синеватой шелухой. При этом лодочник с сожалением заявил, что я обжора невероятный по величине жадности — ем, будто четыре толстяка, а сам при этом худющий почему-то. Предположил наличие гигантского солитера в моем организме.
В паразита я не верил, и вообще, из жадных глистов на борту имелся лишь сам Рин, однако понял, что ем и впрямь на удивление много. Понятно, конечно, что после инквизиторской диеты это естественно, но тот же Канфидус, перенеся немногим меньше негативных приключений и будучи крупней меня, аппетитом остался раза в два скромнее.
Неужели помимо регенерации я еще и бездонным желудком обзавелся? Бонус более чем сомнительный, особенно если вспомнить об угрозе голода… Ладно — пока что рано делать выводы. Вот отойду от тюремных приключений, тогда и посмотрим.
Запив обед квасом, завалился у борта поспать. Еда и сон — лучшее лекарство для любого больного. Моему примеру последовал Канфидус — тоже натерпелся бедолага. Четвертый участник экипажа, тот самый, которого вчера притащили будто ценную бандероль, так и не поднимался — валялся у правого борта, мучимый похмельем, лишь изредка совершая телодвижения с целью попить чего-нибудь. В итоге половина пассажиров и команды отключилась.
Зеленый, распробовав квас, убедился, что алкоголя в нем слишком мало для удовлетворения его физиологических потребностей, после чего, в знак протеста осыпал меня бранью, залетел на макушку мачты и расселся там с видом оскорбленной добродетели. Это к лучшему — оттуда обзор хороший: если что предупредит — он птиц не глупый.
Так что уснул я спокойным.
А вот проснулся уже далеко не спокойным.
В вышине, описывая круги вокруг лодки, истошно орал Зеленый; рядом кто-то нехорошо хрипел; ржали лошади; по доскам корпуса чем-то сильно постукивали. Обернувшись, увидел, что рядом, на палубе, корчится один из мужиков, что до этого шестом ворочал. В груди его торчала длинная стрела с серым оперением, вторая, обломанная, виднелась в правом боку. Держась за рулевое весло оседал Рин — он, подобно Аршубиусу из пафосного рассказа епископа, был утыкан от паха до шеи.
Еще не сообразив толком, что случилось, инстинктивно прижался к борту, лишь потом поняв, что именно он спас мне жизнь — прикрыл от лучников. Их стрелы не пробивали толстые доски, но грохот издавали пугающий и частый — складывалось впечатление, что против нас действует целая сотня невидимых противников.
Осмотревшись, не увидел второго "шестовика" — или спрятался за стойлами, или сиганул за борт, причем не факт, что живым. Епископ в двух шагах лежит — как и я таращится на происходящее из безопасного места. Лошади, хоть и ржали испуганно, вряд ли пострадали — их со всех сторон прикрывали толстые дощатые щиты. Не для защиты поставлены были, а чтобы не пугать нервных животных видом открытой воды и быстро проносящихся берегов. Однако пригодились с неожиданной стороны.
Вот только не нужны мне сейчас лошади. Рин завалился на палубу, мужиков не видно — струг идет неуправляемым. Если мы сейчас на мель сядем, или в коряжник угодим, то…
Накаркал — провидец хренов: корпус лодки завибрировал, под днищем что-то проскрежетало. Струг начало разворачивать поперек течения, но, к счастью, подставить нос под обстрел вода не успела — все внезапно прекратилось. Мы стояли непонятно где, посреди реки, а рядом, на берегу, находилось неустановленное количество агрессивно настроенных лучников.
Да уж… ситуация.
Стрелы перестали барабанить по палубе — видимо лучники поняли, что никуда мы теперь не денемся, и занялись составлением планов по нашему умерщвлению.
— Дан — вас не ранили?!
— Вроде нет, а вас?!
— Тоже нет. Вы проверьте хорошенько. Они срезами бьют тройными — даже от раны в ноге или в руке можно кровью быстро истечь. Верная смерть, если по бездоспешным бить.
— Кто это?! Разбойники?!
— Не знаю я, кто это, да только не слышал никогда о серьезных разбойниках на юге. Луки у этих ребят боевые, и держать их умеют правильно. Такие вояки богатые края грабят, а не здешнюю глушь. Здешнее ворье все нищее и убогое — не для них такое оружие.
— Думаете, они решили, что всех перебили?
— Дан — я ничего не думаю. Но одно понятно — ребята не из глупых. Проверить должны.
— Эй! Вы! На струге! — уверенно прокричали откуда-то слева. — Иридианин и второй! Мы знаем, что вы там! Выходите!
Переглянувшись, мы встретили в глазах друг друга одинаково нехорошее подозрение.
— Думаете, карающие? — нервно уточнил я.
— И как они нас так быстро догнали?! — не менее нервно вопросом на вопрос ответил епископ.
— Не знаю, как вам, а я выходить не хочу.
— Что молчите?! — не выдержал неизвестный. — Если не выйдете, мы переправим часть наших на другой берег, и с двух сторон вас достанем стрелами, где бы вы не укрылись. Или даже огонь пустим: нам лодка не нужна — нам только вы нужны!
Да уж… ситуация. И что совсем уж паршиво — выхода из нее не видно. Все козыри у лучников. Мы здесь в ловушке. Хотя…
— Канфидус — вы плавать умеете?
— Нет. Зачем это мне — я же не моряк.
— Плохо. Значит, придется вам поговорить с нашими новыми друзьями.
— О чем мне с ними говорить?!
— О чем угодно, но только отвлеките. Попробую под прикрытием стойл добраться до правого борта, а дальше в воду.
— И что вы делать будете в воде? Уплыть вряд ли позволят — стрелами достанут.
— Мы сейчас на мели. Если получится столкнуть лодку с нее, то течение понесет нас вниз. Может и удастся уйти.
— Была бы река нормальной, ушли, а в этом ручье вряд ли — опять остановимся.
— Ну не сидеть же просто так? Или есть другие предложения? Нет?
— Дан — на суше я бы им показал, но вода не моя стихия. Уж простите.
— Ну тогда отвлекайте!
Епископ, вздохнув, набрав в грудь побольше воздуха, выкрикнул:
— А вы кто вообще такие?!
— Тебе какое дело?! Давай выходи!
— Я и есть тот самый иридианин, и мне интересно знать, зачем я вам понадобился. А то мало ли…
— На берегу все тебе расскажем! Выходи давай!
Может ребята и не глупые, но наивные до последней степени наивности — кто же к ним после такого салюта выйти рискнет.
Не прислушиваясь более к вялотекущему переговорному процессу, я заполз в гости к лошадкам — понизу стойла были открыты со всех сторон, для удобства уборки. Пугливое животное всхрапнуло, но сильного страха не проявило — признало своего, хотя и удивилось странностям человеческого поведения. Переполз на другую сторону. Все — дальше борт, а за ним водная гладь. Невысоко, но неизвестно — просматривается эта часть лодки или нет.
