Шумейкин принял ногу, и из треугольной щели между корзинами выкатился лохматый комочек.
— Кто его посадил в машину? — нахмурился Сбитнев.
— Я… Пускай прокатится, — отвел глаза Шумейкин.
— Ты не крути. Ты что задумал? Завезти решил собаку, Ваське насолить? — возмутился Сбитнев.
— И ничего я не задумывал. А вообще от этой скотины никакой пользы, только под ногами путается…
— А от тебя какая польза!? — вскипела Зинка. — Тузик, Тузинька, иди сюда! — погладила она собачонку.
— Ты мне головой ответишь за каждый волос с Тузика! Понял?! — прикрикнул Сбитнев на притихшего Шумейкина.
…В кабине, сосредоточенный и торжественный, Жорка всей грудью налегал на руль, стараясь удержать прыгающую на камнях и скрипящую во всех суставах машину. Рядом с ним трясся на сиденье Мишка.
Жорка знал, что по этой глухой дороге почти не ездят, но, соблюдая правила, он перед каждым поворотом сигналил. Лес оглашало простуженное сипение, тревожа дремавшего у Зинки на коленях Тузика.
Жорка поглядывал на брата глазами, в которых сияли гордость и торжество.
Вскоре лес поредел. Дорога прямой линией пересекала большую поляну. Жорка отпустил тормоза, и машина побежала быстрее.
— Ну как, братан, идем? — спросил Жорка. Сквозь напускное равнодушие на его лице проступила самодовольная улыбка.
— Ничего, подходяще, — медленно выговорил Мишка. Шмыгнув носом, он подпрыгнул и клацнул зубами: колесо машины наехало на камень.
— Вот то-то, — произнес довольный Жорка. — А Елизавета Петровна все сомнева… — он не договорил. Сзади раздался выстрел.
— Сели! — испуганно округлил глаза Мишка. Жорка яростно нажал на тормоза.
Сбитнев и Зинка соскочили с покосившегося кузова и склонились над осевшим скатом.
— Вот беда! С Жоркой всегда так — известный аварийщик, — тряхнула косичками Зинка.
Сбитнев с трудом вытащил из покрышки большой согнутый гвоздь и подал его подбежавшему Жорке:
— Вот!
Тот повертел в руках злополучный кусочек металла и в сердцах швырнул его на землю:
— Из-за ржавого гвоздя авторитет теряю! И надо ему обязательно меня найти.
— Что же теперь делать? — спросил Шумейкин, спрыгнув на землю.
— Што-што… — сердито передразнил его Жорка. — Мишка, тащи домкрат!
В кузове машины заскулил и заскреб когтями Тузик. Зинка спустила его на землю:
— Иди, лохматенький, побегай пока.
Тузик радостно взвизгнул, понесся кругами по поляне и скрылся в кустах.
Жорка сплюнул, почесал под фуражкой затылок, осмотрел скат.
— Может, чем помочь? — предложил Сбитнев.
— Сами справимся! Из вас помощники…
Жорка кипел от досады. «Так хорошо начал рейс, и вот тебе! Теперь Елизавета Петровна нипочем не доверит», — горевал он.
«Ну и ковыряйся сам», — обозлился Сбитнев и отвернулся.
Он осмотрелся по сторонам и стал подниматься на холм за дорогой. Зинка и Шумейкин догнали его.
— Ты не обижайся на Жорку, — примирительно заговорила Зинка, — Он вообще у нас хороший. И полуторку свою ужас как любит. Первое время, когда машину списали, — даже спал в ней. Чтобы другие шофера части не растащили.
— Любит, а ругается, — вставил Шумейкин.
— А ты молчи, подлиза, — прикрикнула Зинка.
Олег вскинул на нее сердитые глазки, покосился на Сбитнева и смолчал.
Утреннее солнце щедро заливало все кругом ярким светом. Прямо перед собой ребята увидели опушку густого леса. Над шапками деревьев подымалась огромная двугорбая гора.
Внизу слева были видны море и далекий город на его берегу.
На дороге взметнулась желтоватая пыль. От порыва внезапно налетевшего ветра затрепетали, зашумели листвой деревья. И опять стало тихо.
«Дождь, что ли, будет?» — подумал Сбитнев и поглядел вверх. Но небо было чисто.
Вдруг окрестность огласил глухой и низкий стон. От неожиданности ребята вздрогнули.
— Что это? — изменился в лице Шумейкин. Он тотчас вспомнил, что слышал похожий звук ночью, во время дежурства.
— Пещера воет, — таинственно прошептала Зинка.
— Где она? — сразу встрепенулся Сбитнев.
— Да вот же, вот! Видишь? — указала девочка на двугорбую гору с темным зевом пещеры на крутом склоне.
Глаза у Сбитнева загорелись. Он оглянулся на дорогу. Жорка, лежа на боку, крутил ручку подъемника. Мишка вытаскивал из-под сиденья запасную камеру.
— Пойдем, посмотрим? — заговорщически сказал Сбитнев Зинке и кивнул вниз, на машину: — Они еще с полчаса провозятся. А мы только туда и обратно. Тут метров триста всего.
— Что ты! — всплеснула руками Зинка. — Это гиблое место! Что бабушка говорила?
— Тоже еще… Подумаешь, бабушка сказала, — иронически протянул Шумейкин. Он вызывающе вскинул голову:
— Пойдем, Витя, одни. Не слушай ее!
— Не надо, слышите! — выскочила вперед Зинка, загораживая путь к горе.
— Ладно тебе… Ну, посмотрим с краю и обратно. Что же тут страшного? — возразил Сбитнев и направился к лесу.
— Упрямый же ты, как Фенька — дяди Егора коза, — засеменила рядом с ним Зинка. — Та как заберется на синюю скалу за домом, ничем ее оттуда не сгонишь. Орет, а не слезет. А то возьмет еще да вниз свалится, в ущелье. Сколько раз ее из речки вытаскивали.
— Можешь оставаться, — пренебрежительно сказал совсем осмелевший Шумейкин.
— Ты лучше замолчи, пока я за тебя не принялась! — крутнулась к нему Зинка. — Еще нос задирает. Боевой какой! А то я из тебя быстро перышки повытрясу.
Шумейкин посмотрел в спину Сбитнева, ожидая поддержки, но тот шагал молча.
Лесом ребята подошли к подножию горы. Метрах в тридцати вверху в каменной стене зияла черная дыра. По склону громоздились огромные ноздреватые глыбы известняка. Сбитнев первый стал пробираться между камнями наверх.
— Только в глубину не ходить. Уговор? — крикнула Зинка.
— Ладно уж, давай руку, — обернулся Сбитнев.
Ребята забрались на плоскую площадку перед входом и остановились передохнуть.
Лесистое нагорье полого спускалось к морю. На берегу раскинулся город, а ближе виднелись домики Заветного.
— Вон он, комбинат, на который мы едем! — указала Зинка на белые корпуса цехов на окраине города.
— Витя, посмотри, какое большое озеро! Вот бы покупаться, — вскрикнул Шумейкин.
Зинка и Сбитнев увидели километрах в двух от себя продолговатую извилистую ленту воды между горами. Спереди воду подпирала высокая подковообразная плотина, от которой, извиваясь, мимо Заветного шло глубокое черное ущелье прямо на город.
— Там купаться не разрешают. На плотине всегда охрана ходит, ребят прогоняют, — ответила Зинка.
Ребята повернулись к пещере. В нее вело два входа. Один был широкий, почти круглый, другой чернел изломанной вертикальной щелью.
Пахнуло сыростью и холодом. Войдя в пещеру, ребята сделали несколько шагов и остановились. После яркого дневного света трудно было что-нибудь рассмотреть.
— Может, хватит? — нерешительно проговорил Шумейкин, робко оглядываясь по сторонам.
Никто не ответил. Ребята с трудом разглядели впереди гигантский подземный зал с высоким потолком.
— Гляди! — толкнула Сбитнева Зинка. На стене чернел грубо выбитый крест. Под ним крупно славянскими буквами в три строки были выдолблены слова: «Маркелу Углову. Вечная память земляку. 1893 год».
Оцепеневшие ребята с минуту стояли молча перед надписью.
«Так вот оно, это гиблое место!» — Сбитнев вгляделся в сырой мрак пещеры. Что же скрывается в глубине этого страшного подземелья? Он еще раз прочел давнюю полустертую временем надпись и вдруг ниже ее увидел другую, сделанную поблекшим суриком. Витя подошел ближе и с трудом разобрал:
«1909. Апрель. Член географического общества И. С. Закатов. Погиб при обследовании».
— Как здесь страшно, — шепотом проговорил побледневший Шумейкин. Зинка только крутила во все стороны головой.
— Что же тут страшного? — нарочито громко сказал Сбитнев, и сейчас же огромный подземный зал загудел. Витя нарочно кашлянул, зал снова ответил гулом.
— Давайте, оглядим все хорошенько, — предложил Сбитнев. — Может, еще какую-нибудь надпись найдем.
Ребята стали внимательно осматривать глыбистые стены. Там и тут попадались имена, какие-то цифры, инициалы и отдельные буквы, написанные мелом или нацарапанные чем-то твердым. Стены рассказывали о людях, посетивших это дикое подземелье в различные годы.
В одном месте на гладком куске стены ребята увидели расползшуюся от сырости фиолетовую надпись, сделанную чернильным карандашом: «Тут были Вентерев, Мятин, Ковалева, Шумаков. Июнь 1948 г.» В другом месте «Вася+Зина». Крупные неровные буквы были написаны копотью:
— Вот еще какая-то Зинка тут была, — уже без робости сказала Зинка.
