Вернувшись домой, французы напечатали в газете «Горняк» угольного бассейна Брие свои впечатления о поездке в горловскую шахту:
«В 11 часов утром мы стояли у подъемного ствола шахты № 1. Первый сюрприз: на откатке вместо двух человек, которые выполняют эту работу на шахтах Брие, здесь работают шесть человек. Хороший аргумент против людей, которые пытаются убедить нас во Франции, что в СССР применение стахановских методов требует большого напряжения.
Спускаемся в шахту. По головному штреку подходим к участку № 10. Угол падения пласта 70 градусов. Съезжаем на спине в забой. Ощущение - точно попал в дымовую трубу. Здесь мы будем завтра работать.
Издали доносится глухой стук отбойного молотка. В забое четыре человека. Они явно недовольны нашим появлением.
Нас представляют советским товарищам. Настроение их сразу меняется. Они поднимают лампочки - вижу черные, потные, улыбающиеся лица.
- Мы вам помешали? - спрашиваю я.
- Ничего, - отвечает мне один из них, - вам можно, вы гости, мы думали, свои лезут.
- Разве вынужденный простой вам не оплачивают?
- Оплачивают, - отвечает забойщик по фамилии Ермачек, которого нам рекомендуют как одного из лучших стахановцев шахты.
- Чего же вы беспокоитесь?
Ермачек. Как чего? Простоишь - угля меньше будет, а нам уголь нужен.
Это «нам» звучит у Ермачека, как если бы произнес у нас владелец шахты.
Спрашиваю нарочно:
- Разве тебе угля не хватает?
Ермачек (нетерпеливо машет рукой). Я про страну, а вы про меня.
Плесси поинтересовался:
- Как у вас оплачивается работа, если вы перевыполните норму?
Ермачек. Сделаешь две нормы, а денег получишь примерно в три раза больше.
Плесси. А у нас сделаешь две нормы, и одного из твоих товарищей выбросят на улицу.
Ермачек. У вас - одно, у нас - другое!
Прекрасно сказано. Но трудно рабочему капиталистической страны на ходу менять въевшиеся в его сознание понятия о работе и рабочем.
Мы узнали из разговора, что Ермачек - бывший активный участник гражданской войны.
- Стоило делать революцию? - спросили мы его. Ермачек, А вот, посудите сами. До революции я жил в полуразвалившейся хибарке в поселке «Шанхай». Работал так, что глаза на лоб лезли. Жил впроголодь и за человека не считался. Сейчас я. живу в новом доме на улице Изотова. У меня две прекрасные комнаты, а в семье у нас всего двое. Сплю на никелированной кровати, в столовой красивая мебель, занавески, картины. Имеются у меня патефон, пластинки. За апрель месяц, я заработал 1765 рублей. От всех мне честь и уважение. А если подумать, то что я особенного делаю? Только и того, что работаю честно, добросовестно, причем за работу, как видите, очень хорошо получаю. Теперь скажите: стоило ли нам бороться за Советскую власть?
Мы согласились, что стоило».
* * *
Вернувшись в Кадиевку, Алексей Григорьевич, кроме инструкторской работы и борьбы с неполадками на отстающих участках, очень много времени отдавал учебе. Как говорится, ему растравил душу Никита Изотов своими бесконечными рассказами о Промышленной академии. Алексею всегда хотелось учиться, а сейчас особенно. Он много читал. Поразил его Максим Горький. Он встречался с ним в Москве, разговаривал, а читая его произведения, каждый раз изумлялся, как сумел этот замечательный писатель до тонкостей передать жизнь простых людей. Полюбились Алексею Григорьевичу герои Джека Лондона, умные, смелые, настоящие люди. Не то что те американки, с которыми довелось познакомиться в прошлом году зимой. Он хорошо помнил, как в выходной день к нему домой без приглашения явились две женщины. Одна оказалась сотрудницей американской газеты, а вторая ее секретаршей, хорошо знавшей русский язык. Она объяснила, что за океаном интересуются стахановским движением и вот они приехали познакомиться с ним самим и посмотреть, как живут такие интересные люди в России.
Журналистка задавала много вопросов, главным образом пыталась выяснить, нет ли обмана в том, что стахановцы добывают много угля. Потом настойчиво спрашивала о здоровье, не подорвал ли его Стаханов после рекорда. Выясняла его отношение к искусству, к музыке, к театру. Интересовалась, сколько зарабатывает Алексей Григорьевич и на что тратит заработанные деньги. Все ответы они тщательно записывали. Когда беседа закончилась, Стаханов пригласил гостей обедать. После обеда гости осмотрели квартиру и попросили покатать их на санях. Алексей позвонил на шахту и оттуда прислали Две нары лошадей. Женщины поехали кататься, их сопровождала Евдокия Ивановна. Корреспондентки были всем очень довольны и благодарили за оказанный теплый прием. Когда они уехали, Дуся твердо сказала мужу:
- Ты, Алексей, таких гостей больше не принимай.
- А в чем дело?
- Да вот пристали они ко мне с пакостными вопросами: много ли шахтеров недовольны Советской властью, изнурительно ли работает муж, не подорвал ли здоровье?
- А ты им что на это сказала?
- Я?! - Дуся сердито нахмурила брови. - Я им ответила, что Советская власть нам новую жизнь дала и мы ее еще лучше сделаем. Власть ведь наша, народная, о людях заботится. А про тебя я ей так сказала: муж мой всегда здоровым был, а сейчас еще здоровее стал.
- Умница ты у меня, Дусенька, молодец! Не растерялась, все как надо им объяснила, - похвалил жену Алексей.
Американки не успокоились и снова приехали, но теперь уже на шахту. Корреспондентке захотелось спуститься на участок Стаханова и посмотреть, как он работает. Алексей Григорьевич согласился. И вот американская журналистка расположилась в уступе, а Стаханов начал работать. Уже через пятнадцать минут норма забойщика (за смену) была им выполнена. Алексей хотел спросить у корреспондентки, все ли ей понятно, но женщина успела уйти. Наверное, с непривычки ей было трудно выдержать гул отбойного молотка и грохот падающего большими кусками угля.
Уезжая из Кадиевки, журналистка обещала прислать очерк о Стаханове, да так и не прислала, наверное, постеснялась, ведь правду-то она вряд ли написала.
Часто вспоминал Стаханов, какой шум подняли газеты за границей после его рекорда. Буржуазная пресса не стеснялась выплескивать на страницы своих газет любую клевету. Одни писали, что Стаханов чекист - агент НКВД. Другие, что он, подобно древним богатырям, неимоверный силач. Третьи сообщали, что он после рекорда едва ходит. Особенно много было ссылок в газетах на то, что стахановский метод губительно действует на рабочих, изнуряет, изматывает силы.
Однако были и вполне добросовестные публикации. В чехословацком журнале «Найе вельтбюне» в декабре 1935 года была напечатана статья:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
