Как-то вечером мы сидели у костра с Мари, Абибату, Фатматой и Адамсей. Мальчики и мужчины ушли в мечеть. Обычно, когда собиралась сугубо женская компания, все болтали наперебой, но в тот вечер было тихо.
— Мариату, прости меня, — начала Мари, вороша костер палкой. — Я не поверила тебе, когда ты рассказала свой дурной сон с пальмовым маслом.
Удивленная ее извинением, я не знала, что сказать.
— Возможно, ни один из нас больше не увидит родной дом, — вмешалась Абибату. — Эта война идет слишком долго и причиняет слишком много страданий. Но у тебя, Мариату, есть шанс. Шанс чего-то добиться.
— Мне бы тоже очень хотелось уехать, — тихо проговорила Адамсей. Ее лицо блестело от слез. Мне хотелось обнять ее и сказать: «Езжай вместо меня». — Помнишь, как после Манармы я неделю не могла выбраться из буша?
Я медленно кивнула. К то му моменту, как Адамсей попала в больницу Порт-Локо, ткани вокруг ран уже поразила гангрена. Докторам пришлось завершить начатое мятежниками: отрезать моей двоюродной сестре большую часть левой руки.
— Ты умнее меня, Мариату, — продолжала Адамсей. — Ты всегда знаешь дорогу и хорошо разбираешься в людях. Ради меня постарайся не потеряться в чужой стране под названием Англия, а потом укажи путь и мне.
— Мариату, ты наша надежда на будущее, — сказала Мари. — Воспользуйся медицинской помощью, получи образование, найди работу.
Целую минуту все молчали; искры от костра взлетали в небо. Прервала молчание моя тетя, снова подав голос:
— Никогда не смотри назад, Мариату. Начнешь оглядываться погрязнешь в сожалениях и упущенных возможностях. Смотри только вперед.
Утром, когда я уезжала в Англию, меня провожали родные, Виктор и некоторые члены труппы. Моя подруга Мариату уехала в Соединенные Штаты вскоре после нашего выступления на футбольном стадионе, и я по ней скучала.
— Не забудь нас! — попросил Виктор, когда подошла его очередь прощаться.
— Да разве можно вас забыть? — воскликнула я, ни капли не покривив душой, потому что знала: участники театральной труппы запомнятся мне навсегда. Мемунату и другие ребята спели прощальную песню, и я с ними станцевала.
Из родных первым ко мне подошел Мохамед.
— До свидания, Мариату! — проговорил он, обнимая меня сильными мускулистыми руками.
Потом Абибату протянула мне закрытую крышкой жестяную миску с рисом и соусом.
— Это для парома. Вдруг проголодаешься? — сказала она, и я с трудом удержалась от слез.
— Пошли, Мариату, — сказала Мари, поднимая мой чемодан.
При виде того, как тетя, еще миниатюрнее меня, волочит огромный чемодан, я невольно расхохоталась.
— Помогите ей! — крикнула я Ибрагиму и Мохамеду.
Они подхватили чемодан с разных сторон и подняли себе на головы.
— Ах, Мариату, вот уж по твоим вечным командам я точно скучать не буду! — с улыбкой заявил Ибрагим.
Я захихикала и толкнула его, пытаясь сбить с ног, но потом сдалась и расцеловала парней в обе щеки.
Меня проводили до такси-микроавтобуса, ожидавшего на улице. Ябом уже сидела в салоне.
Когда чемодан благополучно уложили в багажник микроавтобуса, я, усевшись на переднее сиденье рядом с водителем, высунулась в окно и помахала рукой. Родные и друзья улыбались мне. Я улыбалась им в ответ, хотя поджилки у меня тряслись. Казалось, на плечи мне легло тяжкое бремя. «Увижу ли я когда-нибудь своих близких? — гадала я, когда микроавтобус сдвинулся с места. — Смогу ли оправдать их надежды?»
Я сморгнула слезы. Микроавтобус покатил по пыльной дороге, а мне вспомнились слова Мари: «Смотри только вперед»:
ГЛАВА 15
— Опять дождь! — буркнула я и, потирая глаза, вылезла из постели, после чего посмотрела из окна кухни на покрытую рябью Темзу. — В Лондоне даже больше дождей, чем в Сьерра-Леоне во влажный сезон, — сказала я Ябом, которая потягивала кофе из кружки. — Нам сегодня придется выходить из дома?
— Надо заняться чем-нибудь интересным, — ответила моя наставница и посмотрела на дверцу холодильника, где был прикреплен листок с названием мест, которые Дэвид рекомендовал нам посетить. — Сходим в Музей естественной истории?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Все две недели нашего пребывания в Лондоне дождь лил каждый день. В больницу меня пока не записали, и Дэвид предложил нам осмотреться в городе. В его списке числились здание Парламента с большими часами на башне под названием Биг-Бен, Вестминстерское аббатство, собор Святого Павла и Музей мадам Тюссо.
— Что за Музей мадам Тюссо? — спросила я у Ябом.
— По словам Дэвида, там стоят фигуры самых главных знаменитостей и они выглядят как живые.
— Что за знаменитости такие? — спросила я.
— Понятия не имею, — покачала головой Ябом.
Двухкомнатная квартира, где мы жили, принадлежала Мариаме, сьерралеонке, которая помогла Дэвиду организовать мой приезд. Ябом включила мне телевизор, и я уселась, скрестив ноги, и стала смотреть выступление группы под названием W Sync. О чем поют парни, я не понимала, поэтому толком не могла прочувствовать ритм.
— Западная музыка звучит как-то неестественно, — сказала я наставнице, которая мыла посуду после завтрака. — Где барабанщики?
Я выключила телевизор, как показала нам Мари-ама, и пошла на кухню к Ябом.
— Не нравится мне эта страна, — пожаловалась я. — Здесь все серое, а в Сьерра-Леоне все яркое — и одежда, и деревья, и цветы.
— Ты привыкнешь к Лондону, — пообещала Ябом. — Со временем ты поймешь, как устроена Англия, и полюбишь здешние цвета.
— Серый полюбить трудно, — засмеялась я.
На лондонских улицах люди ходили очень быстро, друг на друга не смотрели и не здоровались — просто спешили прочь, даже не кивнув друг другу. Перед выходом из квартиры Мариамы нам с Ябом приходилось надевать странные сапоги под названием «Веллингтоны» и неудобные прорезиненные курки.
Наставница все-таки уговорила меня выйти на улицу, и я крепко обхватила себя руками, потому что зубы мигом застучали. В Лондоне было не только дождливо, но и холодно.
— Ябом, может, мы зайдем куда-нибудь? — попросила я.
— Давай прокатимся на автобусе, — предложила она.
— Да! — воскликнула я. — Сядем наверху!
Едва увидев двухэтажный красный автобус, я сказала Ябом, что мечтаю на таком прокатиться. В сьерра-леонских микроавтобусах пода-пода всего пятнадцать мест для сидения, еще десятеро всегда сидят на полу и цепляются к автобусу по бокам и сзади.
Сколько пассажиров в лондонских автобусах, я даже сосчитать не могла.
Мариама перебралась в Англию до войны и сейчас активно участвовала в жизни сьерра-леонской диаспоры в Лондоне — организовывала ужины и помогала новоиспеченным иммигрантам с работой и жильем. Деньги на медобслуживание для меня тоже собирали при ее участии, в основном у лондонских сьерралеонцев.
— Мы прочитали про ампутантов в газете и просто не смогли остаться в стороне, — сказала мне Мариама.
В ее квартире у меня впервые в жизни появилась собственная комната. Вот только там всегда было темно, потому что окна выходили на другую серую многоэтажку. К тому же мне не нравилось спать одной: казалось, что комната слишком большая и пустая, а я привыкла, чтобы по обе стороны от меня кто-то лежал. Ночами я слушала дыхание родных и друзей и чувствовала себя в безопасности. В лондонской комнате среди ночи я слышала только гул холодильника и электропроводов.
После приезда в Англию мне начали сниться кошмары про мятежников. Мне чудилось, что я снова иду по глинистой дороге в Порт-Локо и за мной гонятся повстанцы. Ястреб громким криком предупредил меня, что на горизонте опасность. Выглянув из-за высокой слоновой травы, я увидел командира мятежников. Он махнул рукой, отправляя своих парней в атаку, и тогда я увидела их лица: дикие глаза, разинутые рты, на щеках кровь моя кровь. Парни с криком помчались ко мне из кустов. Не успела я оглянуться, как головорезы навалились на меня, размахивая мачете.
От таких кошмаров я просыпалась с криками. Ябом в мятой ночнушке и со всклокоченными волосами прибегала из соседней комнаты, которую делила с Мариамой. Наставница забиралась ко мне под одеяло и гладила по голове, совсем как Фатмата и Абибату гладили меня в больнице. Я засыпала, но потом меня снова будил кошмар.
