Когда в конце октября съёмочная группа вернулась на родину, руководство ЭТО собрало художественный совет, чтобы посмотреть отснятое и вынести решение: стоит ли продолжать работу, поскольку полной уверенности в том, что из фильма получится что-то стоящее, у него не было. Руководству легче было списать потраченные деньги, чем продолжать субсидировать произведение, которое не вызывало у них ни творческого, ни, главное, коммерческого энтузиазма (напомню, что за ЭТО осталась привилегия забирать себе проценты от проката своих картин).
Худсовет состоялся 11 ноября. Мнения от увиденного у присутствующих оказались разными. Так, Л. Белова заявила: «Опасений за картину нет. Вестерн получится, зрители ходить на него будут…» Её поддержали В. Ежов и Л. Гуревич. Первый заявил: «Это азиатская, где-то суровая, где-то условная картина. Она будет оригинальна, необычна. Весь круг материала сложился иначе, но очень интересно. Жанрово это по-новому…» Второй добавил: «Картина делается не по канонам. Пошла интересно. Не вестерн, но интересная картина. Я был на первом просмотре материала. По сравнению с тем этот материал лучше. Лучше, гибче становится Кузнецов, появляется юмор…»
А вот мнения противников увиденного. В. Дьяченко заявил: «Материал оказался неожиданным. Это не вестерн. Гармонии вещи я ещё не ощущаю. Ритм замедленный. Сухов неприятен, неприятна небритая физиономия…»
Следом слово взяла редактор фильма Л. Шмуглякова: «В Сухове нет юмора и обаяния. Сейчас он играет лучше, чем в начале съёмок, но этого недостаточно. Кузнецов играет часто очень реалистически, не в жанре, в нём нет суперменной игры, изящества. Это очень вредит картине. Плохо изобразительно. Тускло, невыразительно, неэмоционально. Плохо, статично сняты куски драки…»
В упомянутом фильме, показанном на телеканале «Россия», его авторы добрым словом вспоминают художественного руководителя ЭТО Г. Чухрая: мол, это ему принадлежит идея снимать в своём объединении этот шедевр. Но это всего лишь полуправда. Чухрай и в самом деле был одним из инициаторов запуска картины, но он же потом превратился и в главного её критика. Так, на следующий день после заседания худсовета он пишет на имя Мотыля письмо, в котором выражает своё крайнее беспокойство в связи с ситуацией, которая складывается вокруг картины. Цитирую:
«Очень огорчает то, что в материале, который мы просмотрели, Сухов абсолютно бесхарактерен. В нём отсутствуют качества, которые могли бы сделать Вашу картину оригинальной, отличной от известных западных образцов, чувство мужицкого юмора, мужицкая смекалка, простота и полное отсутствие позы, а главное, действенность, человечность, красота и другие качества, присущие данному герою.
Зритель в первую очередь должен любить Сухова. А за что его любить? В Вашем материале, к сожалению, нет даже намёка на это. И это вызывает у меня самое большое опасение. Тем более и в других героях очень мало необходимой в данном жанре характерности».
Поскольку голоса членов худсовета разделились примерно поровну, был найден компромисс: съёмки фильма продолжить, но Мотылю следовало внести в него некоторые правки. В частности, переснять финал (перенести разборку Сухова и Абдуллы с моря на сушу); убрать эпизод с сумасшествием жены Верещагина после его гибели; не поджигать бак, в котором заперлись Сухов и гарем. Кроме этого, сократили драку Верещагина на баркасе и две «обнажёнки»: с Катериной Матвеевной, переходящей с задранной юбкой через ручей, и жёнами Абдуллы, которые разделись во время своего заточения в баке.
Как видим, никакой идеологической крамолы в эпизодах, вызвавших неудовольствие критиков, не содержалось. Все они не понравились коллегам Мотыля в силу своих художественных, эстетических установок.
После внесения этих поправок работа над фильмом была продолжена (на календаре была уже середина ноября). Однако после двух месяцев работы (в середине января 1969 года) съёмки были прерваны по вине всё того же руководства ЭТО. Всё тот же Чухрай и исполняющий обязанности директора объединения Ю. Шахпаронов отправили Мотылю письмо, в котором говорилось следующее:
«Обращаем Ваше внимание на то, что по Вашей вине по фильму „Белое солнце пустыни“ идёт большой перерасход сметных ассигнований. В результате Вашей непрофессиональной работы во время трёхмесячной экспедиции к морю снят не весь сценарный материал, связанный с морем, и в то же время отснято огромное количество несценарного материала, что, естественно, привело к перерасходу. Вы поставили студию в тяжёлое финансовое положение и не считаетесь с тем, что студия — организация, не имеющая возможности и источников для дополнительных средств и покрытия непроизводительных расходов по Вашей картине.
Израсходовано на 1 января 1969 года более 350 тысяч рублей. Затраты на монтажно-тонировочный период составляют 60–70 тысяч рублей. Каким образом на оставшиеся 30–40 тысяч рублей планируется осуществить две далёкие и сложные экспедиции?..
Группе следует тщательно продумать создавшиеся условия и предложить не фантастический план работ, а исходить из реальных возможностей, утверждённой сметы и оставшихся средств. В противном случае мы закончить картину не сможем…
Просим к 27 января представить сложенный материал, календарный план на окончание работ по фильму и соображения по затратам».
К указанной дате Мотыль предоставил руководству ЭТО свои соображения, после чего его отправили монтировать отснятый материал и дорабатывать сценарий. 4 февраля в сценарно-редакционной коллегии ЭТО состоялось обсуждение отснятого материала. На этот раз критиков фильма было куда больше, чем в первый раз. Практически все выступающие считали своим долгом обязательно покритиковать увиденное. Цитирую:
Л. Гуревич: «Впечатление от материала несколько сумбурное… Сейчас воспринимать материал тяжело, много пальбы, много взаимоисключающих сцен, много непонятного. Перебор в сцене на баркасе. Получается, что Луспекаев воюет только за казну…»
В. Дьяченко: «В материале ощущение чего-то недосказанного, недоигранного. Бой на баркасе вызывает неудовольствие. Похож на пародийный фильм о пиратах. Хорош Луспекаев, Сухов им подавлен…»
М. Качалова: «В материале есть явные удачи и явные неудачи. Очень хорош Луспекаев. Хорош Абдулла. Великолепно снято. Хороши жёны. Приятен Петруха, фактурно приятен. А вот Кузнецов плох. Не тот герой, неприятен, необаятелен.
Сцены побоища сняты фальшиво, они водевильны. От баркаса нужно оставить треть. География побоища непонятна. Нужно оставить минимум боёв. И сократить не кусочками, а большими кусками. Режиссёр силён в лирических, тёплых сценах, их нужно оставить и снимать ещё. В сценах боёв и режиссёр, и оператор слабы…»
Около двух часов длилось это заседание, после чего на свет родилось заключение, подписанное членом сценарно-редакционной коллегии Л. Шмугляковой. Цитирую:
«Материал при целом ряде удачных сцен в первой половине вызвал серьёзную тревогу и в творческом плане, и в производственном отношении.
Если сценарий был написан в определённом жанре, условно называемом „вестерном“, то представленный материал наводит на размышление, что режиссёр видит фильм в ином жанре… Усложнение характеристик действующих лиц, ненужные психологические подробности и мотивировки привели к затянутым сценам, действие потеряло чёткость и ясность.
Целый ряд сцен во второй половине материала требует серьёзного авторского и редакторского осмысления. Если первые сцены с Верещагиным производят приятное впечатление, то во второй половине материала следует подумать, нужен ли разговор Верещагина с Суховым через стенку бака, нужно ли такое количество драки Верещагина на баркасе, когда драка выглядит весьма пародийно, опереточно, а беспокойства, напряжения от предполагаемого взрыва баркаса нет, так как он плохо подготовлен. Также не подготовлена опасность взрыва гарема подпоручиком.
В фильме должно быть поменьше крови.
Фильм выиграет, если в сценах Сухова и гарема, которые ещё будут сниматься, появится лирика (это относится особенно к финальному прощанию) и юмор. Учитывая, что актёр Кузнецов не получился в фильме „суперменом“, нужно подумать над тем, не убрать ли „суперменские“ характеристики Сухова…»
Решением руководства ЭТО срок сдачи фильма продлили до 29 мая. Однако дальнейшие события стали развиваться таким образом, что доделывать и окончательно сдавать картину едва не пришлось другому режиссёру, поскольку с Мотылём внезапно договор решили расторгнуть. Почему? Сам режиссёр уверен, что это были происки М. Качаловой и её сторонников в Госкино, которые продолжали ему не доверять и боялись, что в новой экспедиции он опять снимет что-то не так. Отсюда якобы и желание перестраховщиков пригласить в картину более благонадёжного режиссёра. Им должен был стать Владимир Басов, который только что закончил работу над патриотическим фильмом про чекистов «Щит и меч». Но Басов от этого предложения наотрез отказался, причём… в знак солидарности с Мотылём. (Позвонив ему домой, Басов возмущался: «Что я им, шакал, что ли?»)
