Неожиданно я получила странное послание без обратного адреса. Некий Бульба сообщал, что регулярно забирал письма, адресованные нам с Женькой, и этих писем у него уже девять штук. Мы сможем получить их, если положим в ящик на имя «Бульба» сумму от пяти до десяти рублей. В противном случае «пакости» продолжатся.
Мы решили не поддаваться на шантаж. Пусть лучше эти письма пропадут, чем, поважая шантажиста, мы приучим его требовать деньги за каждое полученное письмо. Мы так и остались в неведении, существовали ли письма в действительности, или кто-то с гнусными намерениями решил срубить на нашем интересе легкую денежку.
На этом переписка с Москвой резко оборвалась.
Глава 13. Жизнь институтская
Весна потихоньку напоминала о себе. Припекало яркое солнышко, подтаивал набухший снег. Воздух становился особенным, нежно пахнущим приближением волнующих перемен. Весна еще не пришла, но была уже где-то близко, совсем рядом, готовая вот-вот появиться, чтобы все вокруг привести в радостное движение.
Комитет комсомола поручил Бекасову организовать студенческий стройотряд для работы в Рудногорске. Бекасов учился в нашей группе, и мы, получив эту новость «из первых рук», ближе всех находились у истоков образования отряда. Вся группа оживилась, размечталась. Вечерами в нашей комнате проходили оживленные встречи, обсуждения. Мы мечтали о том, что будем жить в настоящих палатках и носить форму ССО, вкусим романтику коллективного труда. Мы с нетерпением ждали лета и строили грандиозные проекты.
Жизнь в институте шла по установленному распорядку. Студенты четвертого курса готовились к конференции по педпрактике. В аудитории, где у нас обычно проходило занятие по методике, они оформляли выставку наглядных пособий. Наставница практикантов, мудрая и многоопытная Белла Абрамовна, постоянно отвлекалась, помогая подопечным. По этой причине методика проходила скомкано и заканчивалась раньше времени.
Конференция мне понравилась. Взволнованные выступления празднично разодетых практикантов были трогательными и предназначались для младшего поколения – третьекурсников, которым еще предстояло ступить на пробную стезю будущей профессиональной деятельности. Белла Абрамовна сказала умную речь, и я потянулась за ручкой, чтобы сохранить для потомков самые сильные изречения.
Шли недели, и весеннее тепло постепенно разогревало замороженные на зиму эмоции. Мы с Таней садились за последнюю парту и, перегретые ярким солнышком, давились неуместным смехом.
– Пересказывайте двадцатую главу, она очень интересная, – едва войдя в аудиторию, сказала професора Альбина и, коротко хохотнув, по-русски добавила: – Вам разве не показалось так? Они такие невоспитанные, эти сестры, ей-богу, все с большим приветом.
Судя по напряжению, которое установилось после этих слов, «домашку» никто не приготовил. Выбор преподавателя пал на Таню. Пока та собиралась с мыслями, я решила помочь ей сформулировать начало пересказа:
– Todas las tres eran con gran recuerdo… (Все трое были с большим приветом).
Таня не смогла произнести ни слова – все, как по команде, разразились смехом. Затем была моя очередь делать перевод не подготовленного дома текста. Призвав на помощь догадку, я уверенно произнесла:
– Вся семья приглядывалась к особняку dilataba las alas de la nariz, надеясь, что ветер сможет донести оттуда запах трагедии. Приделали крылья к носу? (попытка вспомнить русский эквивалент «держать нос по ветру» оказалась тщетной).
– Анастасия, вы опять пошутили, как в начале урока? —поинтересовалась Альбина.
Основы педагогического мастерства читал «любимец публики» преподаватель Корнилов, который пользовался у студентов невероятной популярностью. Не предлагая готовых решений, он вовлекал аудиторию в пытливый поиск истины, провоцируя оспаривать свою точку зрения шутливой фразой: «Ставлю сто против пуговицы». На его лекциях не было пустых стульев. Пропустить его лекцию значило потерять возможность поучаствовать в живом представлении, где Мастер наглядно и щедро демонстрировал искусство общения.
Два экстра-французика, Шура и Гарик, обмотанные длинными вязаными шарфами, появились в аудитории с большим опозданием. Пристроившись около меня, Шура, с виду большой оригинал, тут же включился в дискуссию. Этот Шура, опоздавший на лекцию, принес с собой устойчивый запах непонятного происхождения. Лица сидевших рядом девчонок недоуменно вытянулись: они выясняли причину плохого запаха. Всеобщий интерес, прикованный к преподавателю, мгновенно переместился на Шурика, который, требуя внимания, манерно выбрасывал вверх руку и подкидывал реплики на злобу дня. Все находившиеся в радиусе действия исходившего от Шурика зловония были серьезно озабочены.
Я написала Тане: «Рadezco de su mal olor» (погибаю от его скверного духа). Та, недолго думая, вытащила флакончик с духами и ловкими щелчками принялась разбрызгивать капли над моей головой. «Таня, ну все, хватит, пощади меня!» – просила я, уже ослабевая от смеха. Однако она продолжала невозмутимо делать свое дело до конца лекции, в то время как Шура, уверенный в своей неотразимости, самозабвенно корчил из себя интеллектуала.
В конце марта третий курс иняза на четыре дня выехал в инструкторский лагерь для практического освоения методики внеклассной работы. Студентов разместили в профилактории «Юбилейный», окружили великолепным обслуживанием и кормили вкусной едой. Ведущие аскетический образ жизни дети alma-mater подумали, что попали в рай. «Пионеры», давно перешагнувшие черту детского возраста, с удовольствием ходили в красных галстуках. Настроение у всех было задорным, предрасположенным к неожиданным выдумкам. Каждая минутка этих дней была расписана. Утренняя зарядка на стадионе придавала бодрости для последующей кипучей деятельности. Линейки, сборы, массовки, игры, танцы, песни. Под конец все измотались и предпочитали скрываться на природе, чтобы отдохнуть от бесчисленных пионерских затей. На закрытии лагеря пионеров-активистов награждали почетными знаками. Я тоже выходила на сцену, чтобы получить знак «лучшего журналиста».
Конец ознакомительного фрагмента.
