она — местная царица. Величину проблемы чуешь?
— Во дворец надо, — понимает Серёжа. — Постой-ка… Но, если бы царевна пропала, об этом знали бы, нет?
— Вот и я о том же, — вздыхаю я, принявшись пересказывать сон.
Сергей внимательно слушает меня, приподнявшись на локте. Стоп, а как я в постели оказалась-то? Засыпала же в транспортном средстве?
— Я тебя и перенёс, и переодел, — объясняет мне жених. — Не одетой же тебе спать?
— Спасибо-спасибо-спасибо! — тянусь я обниматься. — Что скажешь?
— Скажу, что история, скорее всего, запутанная, — задумчиво говорит он мне. — Потому нужно придумать, как побывать во дворце, но так, чтобы не посчитали самозванкой, потому что за такое наказание может быть очень разным.
Я тоже думаю об этом, но как обосновать визит, не говоря о царевне Милалике, я не знаю. Учитывая возраст, плетей я не отведаю, но и другие средства воспитания мне с детства не нравились. К тому же прослыть лгуньей — тоже не самая лучшая мысль, потому я задумываюсь сильнее, а вот у Серёжи, кажется, есть идея. Этой идеей он делится со мной, стоит мне только закончить с утренним туалетом.
— Ну вот смотри, — объясняет мне он. — Просить об опекунстве мы не будем, ещё чего не хватало, но представиться же должны? Все-таки по статусу мы — высшая аристократия. Понимаешь?
— То есть надо Марью отыскать и спросить, принято ли здесь такое… — задумчиво отвечаю я. — Значит, идём завтракать и ищем, согласна!
Уже занывший мускулюс глютеус расслабляется. Боли я не люблю и очень боюсь именно такой боли. Наверное, поэтому в детдоме суббота была самым страшным днём. Ну и воспиталка там отлично видела, насколько мне страшно, поэтому мне и попадало каждую неделю. Получала она от этого удовольствие, что ли? Сейчас уже не узнаешь, но вот учитывая, что я — ребёнок, а нравы тут простые, то страшно до ужаса просто. Почему я, кстати, о битье подумала? Непонятно.
— Серёжа, ты поглядывай, а то у моих ягодичных мышц так себе предчувствие, — сообщаю я жениху, на что тот проверяет, как ходит кинжал в ножнах.
— Это ты испугалась заранее, — объясняет он мне. — У тебя бывает, что говорит о не самом простом детстве.
— Сиротское детство у меня было, Серёженька, — вздыхаю я. — Просто сиротское. Пошли?
Столовая находится в основном тереме школы, сам же терем более всего напоминает общежитие бабок-ёжек из известного мультфильма. Именно столовая расположена на первом этаже, около неё обретается давешний старичок, с подозрением глядящий на всех вокруг. Правда, увидев нас, он кланяется, а я, вспомнив мамину науку, изображаю царственный наклон головы.
— Да, порода… — скрипит старичок. — Ваш стол номер два, Вашсветлость.
— Благодарю, — лёгкий наклон головы, идеально прямая спина, а у Серёжи просто выправка.
В довольно шумной столовой становится моментально тихо. В моей руке — рефлекторно захваченный с собой веер, к которому устремлены глаза других детей. Веер живёт своей жизнью, у него свой язык, который, насколько я вижу, большинство здесь понимают. Интересно. Либо среди ведающих довольно много людей высокого сословия, либо мы просто находимся там, где едят именно они. Может ли такое быть?
— Вполне возможно, — негромко отвечает мне Сергей. — Дворянам со смердами в одном месте питаться физически некомфортно. Танцы разные.
— Ну что же, давай трапезничать, — слегка улыбаюсь я. — Поедим, отловим Марью и продолжим покупки.
— Принимается, — кивает мне жених, оглядывая пустую поверхность стола. — Ну-ка, духи домовые, угостите-ка детей голодных.
— Не настолько вы и голодные, — ворчит кто-то, и в тот же миг столешница скрывается под блюдами и мисками. — Приятного аппетита.
— Благодарствуем, — отвечаем мы хором, приступая затем к еде.
А вкусно, между прочим. Может быть, привыкшие к разносолам люди и будут воротить нос, но мы — люди военные, дети ещё к тому же, поэтому мне, например, гречка с молоком очень даже вкусна, а тут ещё и вареньем можно сдобрить — так это вообще сказка, просто мечта любого ребёнка. А ежели кому не нравится, так то их проблемы. Завтрак очень вкусный и довольно обильный для того, чтобы дать энергию на весь день, а энергия нам сегодня понадобится.
Глава двенадцатая
Марью мы находим быстро. Она внимательно выслушивает Сергея, кивает, но что-то ей явно не нравится, я вижу это по языку её тела. Интересно, что именно? Здесь не принято представляться, или есть опасность для нас во дворце, по её мнению?
— Если так требуют ваши обычаи, тогда конечно, — кивает она. — Я запрошу аудиенцию, но на вашем месте я бы не ходила.
— Почему? — интересуется Серёжа, сразу же чувствуя подвох.
— Царица наша немного умом двинулась, — объясняет почему-то именно мне Марья. — Как видит девочку вашего возраста, обязательно хочет её высечь.
— В смысле высечь? — ошарашенно спрашиваю я, хотя уже всё понимаю. Становится страшно.
— Розгами, — объясняет она. — Раньше бывало представление новых учениц, но, учитывая, как это для них заканчивалось, мы не приглашаем больше царицу на наши балы.
Сергей кратко, но очень емко характеризует ситуацию, а я просто замираю в шоке. Но мама во сне сказала же, что нужно во дворец. Может быть, она так себя ведёт, потому что меня нет? Готова ли я рискнуть задницей для того, чтобы узнать? Марья живописует «гостеприимство» царицы, заставляя меня просто дрожать, но я беру себя в руки — я верю мамочке из сна. Если для того, чтобы её увидеть, нужно вытерпеть боль… Пусть.
— Мы должны, — негромко говорю.
— Хорошо, — кивает Марья. — Я вас предупредила, о времени сообщу, когда получу ответ.
Она раздражённо разворачивается и уходит, а я прижимаюсь к Серёже. Меня всю трясёт от страха, с которым я ничего не могу поделать. Жених мой, впрочем, понимает, в чём дело, поэтому старается успокоить. Я вспоминаю детали своего сна, пытаясь сообразить, в чём дело, но никак. Даже если это просто слухи — они не возникают на ровном месте. Неужели мамочка сошла с ума? Тогда… Тогда пусть.
— Ох, Мила, — вздыхает Серёжа, отлично поняв ход моих мыслей, — очень всё на отпугивание похоже. Боль — это страшно, поэтому при угрозе боли повернёт назад любая девочка, понимаешь?
—
