кто прет без подготовки, наудачу… А серьезные ребята ходят через речку хитро, по-умному…
– Это как?
– А вот, например, как. Сидит наш боец-погранец в секрете, видит – с того берега лодочка резиновая отчалила или просто камера от ЗИЛка, а в ней какой-нибудь дух немытый с мешком дури. Ну, наш доблестный боец, естественно, сообщает на заставу: там-то, мол, замечен нарушитель, его сносит течением туда-то… Тревожная группа, понятно, мчится галопом к тому месту, где этот дух должен причалить. И наш доблестный боец тоже топает вслед за лодкой вниз по течению, ему же тоже хочется нарушителя взять и отпуск получить. А дух в лодчонке гребет себе не спеша, его сносит все дальше и дальше… Бывает, что такой селезень подсадной и рискнет пристать к нашему берегу, а бывает – поплавает и повернет назад. Вот… А в это время… Что?
– А в это время серьезные ребята по-быстрому переправляются на оставленном участке, так? – догадался Саша.
– Соображаешь, Санек! – одобрительно усмехнулся ефрейтор. – Толь-
ко плывут они уже не с мешком маковой соломки, а с солидным грузом героина, который не одну тысячу стоит, ясно? А границу перешли – и все, поминай как звали, здесь эти ребята уже как у себя дома! У них тут свои людишки, свои маршруты транспортировки… Так что если мы этих хмырей болотных здесь не прищучим – кабздец, поедет афганская дурь гулять по просторам нашей необъятной родины…
– Вань, так если все это известно, почему не сделать засаду и не взять их на этом месте?
– Ишь ты умный какой! – засмеялся Скребнев. – Да только на том берегу тоже не дураки! Они тоже за нами следят, переговоры наши слушают, и оптика у них – будь здоров! Так что если наш боец-погранец в секрете останется, эти ребята через речку не сунутся. А бывает, что и еще одного селезня запустят '- чтобы проход себе расчистить…
– Да, интересно… – задумчиво согласился Белов. – Как игра в кошки-мышки…
– А ты думал? – хмыкнул Иван. – Это, брат, граница. Тут соображать надо… Вот, к примеру, есть такой человек
на том берегу – Хромой Сабир. Самый ушлый из всех торговцев. Мы про него уже столько знаем, что книжку можно написать! И селезней его подсадных раз десять брали, и какие только засады на него не устраивали – а самого взять не можем! А он, гад, в прошлом году Толика Варганова подстрелил, еле спасли парня! И ведь, наглец, ходит через кордон как к себе домой, я сам его хромые следы на берегу видел! Вот бы кого взять!
– Я возьму, – вполголоса, но твердо сказал Белов.
– Ну-ну… – покосившись на приятеля, пробормотал Скребнев.
На границе было очень интересно, но куда интереснее Саше было у собачьих вольеров. Он должен был принять у Ивана собаку – немецкую овчарку Дика, и для того, чтобы пес быстрее признал нового хозяина, Скребнев часто брал с собой Белова.
Они вместе кормили Дика, занимались с ним на полосе препятствий, просто сидели втроем где-нибудь в теньке. Пес, поначалу ни в какую не желавший подпускать к себе незна-
комца, постепенно привыкал к своему будущему хозяину. Сперва с откровенной неохотой, словно через силу, а потом все уверенней и четче он начал выполнять Сашины команды. Впрочем, как только Белов прекращал занятия с собакой, Дик тут же направлялся к Ивану, жался к его ногам, ласкался, будто извиняясь перед настоящим хозяином, что позволил себе послушаться кого-то другого.
Вообще, псом Дик был уникальным. Мало того, что на его счету было полтора десятка нарушителей, он еще и обладал совершенно исключительным даром – Дик умел… говорить!
Без малого два года назад зеленый салажонок Ваня Скребнев случайно увидел по телеку коротенький сюжетец откуда-то из Америки об удивительной собаке. Лохматая дворняжка издавала невнятные звуки, отдаленно напоминавшие человеческую речь. При этом автор репортажа утверждал, что этот занюханный американский Бобик знает несколько слов и довольно четко их произносит. Ваня тогда только что получил Дика и во всеуслышанье заявил – его пес тоже будет говорить! Скребнева подняли на смех, но
он уперся и поспорил, что через полгода Дик скажет как минимум три слова.
Уже через неделю на заставе об этом споре забыли все, но только не сам Ваня. Он целыми днями пропадал у вольеров, часто, забрав днем Дика, уходил с ним куда-то в горы и возвращался только к вечеру. А через полгода Скребнев продемонстрировал сослуживцам чудеса дрессировки.
Повинуясь командам хозяина, Дик произнес три обещанных слова: «мама», «Ваня» и «атас»! Причем если «мама» звучало абсолютно четко, то «Ваня» больше походило на «Аня», а «атас» и вовсе не было похоже ни на что, но зато произносилось Диком с такой уморительной гримасой, что восхитило пограничников больше двух других.
Дик и Скребнев мгновенно стали знамениты, их даже однажды возили в отряд – на показательные выступления перед маловерами из штаба. А злые языки утверждали, что ефрейторскую лычку Скребнев получил именно за это свое неординарное достижение.
Вот какая особенная собака досталась Саше!
Белов привязался к Дику всей душой. Как когда-то Ваня, иногда он брал пса из вольера и уходил с ним в горы. Развалившись в тени какого-нибудь кустарника, он доставал письма – от Лены, от мамы, от друзей – и читал их лежащему рядом псу.
И Дик, казалось, понимал все, что говорил ему хозяин. Во всяком случае, взгляд у него был абсолютно осмысленным, почти человеческим. Случалось даже, что Саша, увлекшись такой «беседой», автоматически задавал собаке вопрос и ждал ответа.
– Пчела ушел, наконец, из своей автоколонны и устроился к какому-то хачику в кооперативный автосервис… – читал он письмо Космоса. – Дик, а что такое «кооперативный автосервис», а? И почему «хачик» – с маленькой буквы?
Дик, положив лобастую голову на могучие лапы, молчал. Ему, как и Саше, было трудно разобраться в переменах, происходивших в далекой, стремительно перестраивающейся столице.
XXV
До поры до времени дела у Пчелы шли ни шатко ни валко. Зарплата в автоколонне была так себе. Иногда, правда, случались выгодные хал-турки – по распоряжению завгара в гараж загонялась чья-нибудь разбитая лайба, и два-три слесаря в свои законные выходные доводили ее до ума. В этих субботниках Пчела участвовал охотно – завгар рассчитывался за такую работу сразу и, как правило, довольно щедро.
С фарцовкой же получалось все хуже и хуже. Новые возможности, предоставленные перестройкой, породили губительное для этого бизнеса товарное изобилие и, как следствие, массу конкурентов. То, что еще год-два назад невозможно было достать ни за какие деньги, теперь в открытую предлагалось чуть ли не на каждом рынке. К тому же для серьезных занятий фарцой у Пчелы катастрофически не хватало времени. Осенью ему стало ясно – надо выбирать что-то одно. Либо уйти из
автоколонны и основательно заняться практически легализованной частной торговлей, либо плюнуть на осточертевшую мелкую фарцовку – хлопотную, бестолковую и почти не приносящую дохода.
Размышляя над этой альтернативой, Пчела все больше склонялся к первому варианту. Наверное, в конце концов он бы и подался в торговцы, если бы не один случай.
В гараж для ремонта приволокли очередную тачку – дряхлую, полуживую белую «Вольво» лет двадцати от роду. За два выходных Пчеле и его отцу предстояло вдохнуть в этого пенсионера новую жизнь. Хозяин авто – представительный седовласый армянин, назвавшийся «просто Суре-ном», – сказал, что эта «Вольво» дорога ему как память и посулил за ее реанимацию хорошие деньги.
Бегло осмотрев машину, Павел Викторович с сомнением покачал головой:
– Не знаю, не знаю… Здесь изношено все, а запчасти где брать?
– Э, старик, зачем сомневаешься? Чем смогу – помогу! – беззаботно
улыбнулся, сверкнув золотыми зубами, Сурен.
– Все равно… – снова покачал головой Павел Викторович. – Тут, по хорошему, половину менять надо! Не знаю…
Армянин нахмурился. Пчела понял – выгодная халтура может сорваться. Он шагнул вперед и уверенно кивнул:
– Ладно, сделаем! Давай все, что там у тебя есть для нее, и завтра вечером приходи.
– Вот это разговор! – снова расплылся в златозубой улыбке Сурен. – Молодец! Запчасти в багажнике, держи! – он сунул в руку Пчеле ключи от машины и тут же ушел.
Два дня Пчела с отцом провели в гараже, ковыряясь в старой «Вольво». Какие-то запчасти заменили из запасов клиента, что-то подошло от отечественной «Волги», кое-что отремонтировали сами, остальное просто подмазали, подкрутили и отрегулировали. Так или иначе, но в результате усилий обоих Пчелкиных полуживая машина ожила.
Павел Викторович, впрочем, все равно остался недоволен. Он считал этот ремонт халтурой и уверял сына, что че-
рез полгода-год «Вольво» снова посыплется. Пчела не спорил, но попросил отца оставить свои сомнения при себе и при клиенте помалкивать.
В воскресенье вечером в гараж явился Сурен. Он сунул ключ в замок зажигания, повернул и сразу же расцвел радостной улыбкой – движок «Вольво» работал как часики! Хозяин выехал из гаража, сделал пару кругов по двору и вылез из машины совершенно счастливым. Ходовая больше не гремела, подлатанный глушитель не рычал, мотор не чихал, и вообще – его старый автомобиль вел себя так, словно его возраст исчислялся не годами, а месяцами!
