— Я ни о чем не жалею. Это лишь память о прошлом.
— Память! Ниточка, которая тянется в Россию, вот что! Боишься порвать ниточку? — Гибсон кулаком погрозила портрету: — Не обольщайся, сейчас это рыхлая женщина с сальными волосами. У нее потные ладони и толстый живот. Ведь они жрут один картофель!
— Замолчи, Джоан!
— Да, да, варят его бушелями, давят деревянными ложками и — в желудки, в желудки! Вместе с кожурой!..
Лавров шагнул к ней. Мужчина почти двухметрового роста, он весил верных сто килограммов. Казалось, его гнев вот-вот обрушится на кричащую.
Но он сдержался.
— В войну люди радовались, когда в доме была картошка, — сказал он печально. — Это вам посчастливилось, вы не знали, что такое настоящая война. У вас в стране не сгорел ни один дом, не был убит ни один ребенок.
В дверь позвонили. Лавров ушел в холл и вернулся с пачкой газет, на ходу разворачивая одну из них.
Джоан заглянула в газету:
— Ого, интересно! — Она включила приемник, и в комнату ворвался голос репортера.
— Да-да, — кричал он, — их зовут доктор Анна Брызгалова и доктор Петр Брызгалов! Это супруги. Они только вчера приехали в нашу страну из России. Слушайте, слушайте, со своим микрофоном я у подъезда Амбассадор-отеля, где остановились эти ученые… Улица — сплошное стадо автомобилей. На тротуарах сотни людей. Я подхожу к одному из них… Ну, вот вы! Зачем вы пришли сюда? Назовите себя.
— Мое имя Рой Тернер.
— Очень хорошо, мистер Тернер. Зачем вы здесь?
— Кто-то сказал, будто самоубийца собирается прыгнуть с крыши отеля.
— Все верно! — со смехом ответил репортер. — Глядите не прозевайте — он вот-вот появится… А вы? Как вас зовут? Что это у вас на рукаве? Смотрите-ка, свастика!.. Вы не немец?
— Можете считать меня немцем… И эти мои дружки, что стоят рядом, они тоже для тебя боши. — На секунду голос говорившего был заглушен хохотом. — Так вот, мы заявляем: беглецы из большевистской России могут оставаться у нас.
— Понял, спасибо! — скороговоркой ответил репортер. — А вы, мистер, не скажете ли несколько слов?
— Что ж, скажу, — вступил новый голос. — Скажу так: у меня нет ни дома, ни жратвы — ночую где придется, ем, что поднесет господь бог. Они — предатели, эти двое русских! Зачем они здесь? У нас хватает своих прохвостов. Фашизм не пройдет!.. Ты ударил меня? Ах ты, каналья!..
Шум потасовки заглушил все остальные звуки. Потом стало тихо: видимо, репортер выключил микрофон. Но вот снова послышался его голос. Все той же профессиональной скороговоркой было сообщено, что русских ученых увезли представители иммиграционной службы.
— Но я отыскал их след! — кричал репортер. — Я разыскал их, совершил невозможное, чтобы вы могли прослушать это интервью!.. Доктор Петр Брызгалов, что побудило вас совершить столь решительный шаг?
Другой голос, запинаясь и делая неожиданные остановки между словами, сказал, что подготовлено специальное коммюнике. Оно будет опубликовано.
— А как здоровье вашей супруги? Миссис Анна Брызгалова — неплохо звучит, как вы думаете?
— Для моих ушей это райская музыка.
— Приятно слышать, сэр… Итак, где же она? Вот бы и ей сказать в микрофон несколько слов!
— Жена нездорова. Все случилось так внезапно…
— Внезапно? — в голосе репортера было недоверие. — Что вы имеете в виду?
— Ну… Как бы это сказать, мы не сговаривались заранее… Но, очутившись здесь, посмотрели друг другу в глаза и поняли, что уже не вернемся.
— Вот ка-ак, — протянул репортер. — А я слышал иную версию. Утверждают, будто в Москве вы спешно продали дачу и автомобиль.
— Каждый волен поступить с принадлежащими ему вещами, как ему заблагорассудится!
— Мистер Брызгалов, что вы сделали с вырученными деньгами?
— Это мои деньги, понимаете, мои!
— Ну ладно, не будем ссориться… У вас есть дети?
— По счастью, мы бездетны.
Лавров, слушавший репортаж с нарастающим раздражением, выключил приемник:
— Прости, Джоан, не могу. Перебежчики, откуда и куда бы они ни бежали, всегда омерзительны.
Гибсон будто не слышала — повернула к свету газетный лист с большой фотографией Петра Брызгалова:
— А он ничего, этот русский. — Взяла другую газету: — Здесь еще импозантней… Сколько ему может быть лет?
— Удивительно, — задумчиво произнес Лавров, — говорил по радио он, Брызгалов, в газете только его портреты. Где же “миссис Анна”?
— Анна… Я уже встречала это имя…
— Была императрица Анна, потом Анна Каренина — героиня романа Льва Толстого.
— Не то, Алекс… Стоп! — Джоан кивнула на портрет девушки на стене кабинета. — Это тоже была Анна… Знаешь что, провались они обе! — Обняла Лаврова, потерлась щекой о его плечо: — Я иду наверх, приму ванну и буду ждать тебя, хорошо? А деньги за дом и за обезьян отдашь, как только сможешь. Ты и сейчас хорошо зарабатываешь, за океаном же твои доходы удесятерятся — это я беру на себя!
— Сколько, ты сказала, там обезьян?
Джоан встрепенулась. Все еще не веря, что наконец-то вырвала согласие Лаврова на переезд, схватила его за плечи, стала трясти.
— Пятьдесят! — закричала она. — Пятьдесят обезьян — и среди них две гориллы. У тебя будет сто обезьян, двести, сколько захочешь!
— Вот и славно. И не будем медлить с отъездом. Конечно, я быстро за все расплачусь. Стану экономить на чем только могу. Подальше отсюда, от этого гнезда политиканства, грязи! — Он скомкал и швырнул на пол газеты. — Мерзавцы, мерзавцы!..
Джоан Гибсон смотрела на него и счастливо улыбалась.
ВТОРАЯ ГЛАВА
В те минуты, когда профессор Лавров узнал о происшествии с двумя советскими учеными, сами они находились в одной из резиденций специальной службы, доставленные туда из крупного магазина самообслуживания. По заявлению служителя, дежурившего у экрана контрольного телевизора, Анна Брызгалова пыталась украсть кофточку белой ангорской шерсти.
Конечно, ученые бурно протестовали, требовали, чтобы были вызваны представители посольства. Но все оказалось тщетным. На месте происшествия составили полицейский протокол и супругов увезли. Там, куда их доставили, Анна Брызгалова испытала новое унижение: Петра, вновь пытавшегося протестовать, ударили и втолкнули в какую-то комнатенку. Затем изолировали ее самое — отвели в противоположное крыло здания и тоже заперли, сказав, что их делом будет заниматься комиссар, который скоро приедет.
Как только за Брызгаловой захлопнулась дверь, Петра Брызгалова выпустили. Причем сделал это тот самый “полицейский комиссар”, который якобы отсутствовал. То был офицер особой службы Дин Мерфи.
