Ветер с океана всё настойчивее трепал занавески на распахнутом окне и рьяно позвякивал медными колольцами на алых шёлковых нитях, что гроздью свисали с потолка тут же, напротив окна. Да, Алекс, о таких глобально-пагубных последствиях своей эскапады ты и не подумал, не так ли? Ты ведь никогда ни о чем не думаешь… кроме как о себе…
– Кьёнг, а эта "сверхкора" может быть только у китайцев?
– Откуда же мне знать? – Кьёнг улыбнулся. – Как ты понимаешь, у меня не было доступа к мозгу иностранных граждан.
– И всё же?
– Я считаю, что нет, не только. Возможно, раздвоенность нашего языка и сознания каким-то образом провоцирует образование так называемой "сверхкоры". Но, раз это происходит, значит, с чисто физиологической точки зрения такое возможно в головном мозге любого человека, независимо от его национальности.
– А какие это может иметь последствия?
– Ты имеешь в виду для носителей других языков, где нет подобного расслоения, как в ново-китайском? Ну, я могу только предполагать… Возможно, некое расширение сознания. Более глубокое понимание мира. Телепатия! Восприятие космической энергии! Возможность выхода в другие измерения! Связь с высшими силами, если таковые существуют!
Кьёнг рассмеялся.
– Послушай, May, мы тут с тобой занимаемся полнейшей ерундой! На полном серьезе обсуждаем то, чего нет. Поверь мне, это всего лишь плод воображения. Человеку всегда нравились тайны. Человеку хочется верить в сказки, в то, что он сверхчеловек, что его существование не ограничено рамками обыденной жизни.
– Да, но ваше управление госбезопасности не считает это сказками…
– Вот именно. И им не нужны никакие научные доказательства! Поэтому, May, до этого разговора с тобой я просто за тебя волновался. Теперь я за тебя боюсь. Можешь сказать мне честно, насколько глубоко ты влез в это дерьмо?
– Ну, как тебе сказать… – я пожал плечами. – Что влез, это точно. Но, насколько глубоко, пока сам не знаю.
– Слушай, а хочешь, я за тебя поручусь? Схожу в ту самую первую канцелярию и поговорю с ними? Чтобы тебя, по крайней мере, выпустили из страны? А ещё лучше оставайся здесь! Пообещаешь им, что больше не будешь лезть, куда не следует. Такой переводчик, как ты, в любой стране на вес золота. Найдешь себе хорошую работу, купишь домишко неподалеку от меня. Или, если хочешь, модерновую студию в районе для богачей. Да мы с тобой вместе весь Гонконг на голову поставим! Далась тебе эта Россия?
Похоже, Кьёнг был искренне воодушевлен этой перспективой. Судя по его горящим глазам, а также по тому, что на втором слое он излагал мне сладострастные подробности своих последних любовных похождений, я мог предположить, каким образом он планировал поставить вместе со мной на голову весь Гонконг…
– Нет, Кьёнг, спасибо. Я не смогу здесь остаться, – я покачал головой. – Знаешь, в глубине души я всё-таки больше русский, чем ты думаешь… да и чем думал я сам. Хотя я лишь недавно это понял. Поэтому я постараюсь разобраться со своими проблемами сам и вернуться домой. Только мне нужна твоя помощь…
Кьёнг пристально посмотрел на меня и вдруг расхохотался:
– Ой, May, я не могу! Разберусь сам, но с твоей помощью!.. Да ты совсем не изменился! Помнишь, сколько раз в интернате мне приходилось расплачиваться за твои "гениальные идеи", а? До сих пор следы остались!
Он повернулся ко мне спиной, задрал футболку и продемонстрировал тонкие полоски шрамов, оставшихся от учительских палок. Ха, подумаешь, нашел, чем бахвалиться. Вообще-то я за его авантюры расплачивался ничуть не меньше. В следующий раз непременно ткну его в это носом, а сейчас не время сводить счеты.
Я осознал свои мысли и улыбнулся. Вроде взрослые умные мужики, а детство играет…
– Так чем я могу быть тебе полезен?
Ну что, Алекс, снова была не была?
– Кьёнг, мне нужно встретиться с профессором Лингом и поговорить с ним, – скороговоркой выпалил я.
В один миг расслабленное веселье на его лице сменилось маской настороженности, прямо как у персонажа в средневековой итальянской комедии дель арте…
– Ах вот оно что… И позволь узнать, зачем?
– Просто нужно. Я не могу тебе объяснить. По крайней мере, пока. И мне нужна твоя помощь.
Несколько минут он молчал, уставившись в пол и о чем-то усиленно размышляя.
– Ну, хорошо… – наконец произнес он, словно приняв для себя какое-то решение. – Начнем с того, что попасть в этот психокоррекционный центр очень и очень непросто. Даже мне, как нейрореаниматологу, для этого требуется наличие специального уровня допуска плюс, для каждого посещения, отдельное разрешение. Сама клиника расположена на острове Синь. Пробраться туда тайно, через море, не получится, можешь мне поверить. Охрана там – рыба-игла не проскользнет. Значит, остается один вариант – проникнуть туда более-менее официальным путем. Вариант с родственником отпадает. У них там все родственники на учете, да и разрешение нужно получать за месяц. Но есть ещё одна идея. В общем, так… Не далее как послезавтра, – он посмотрел на часы, – а вернее, уже завтра из нашей клиники туда отправляется группа молодых врачей и интернов. Человек двадцать. На стажировку. Причем эти интерны поступили к нам из разных мединститутов, поэтому знакомы между собой и с врачами довольно плохо. Замечательно, Ляо-Ша, как ты считаешь?
В его голосе зазвенели металлические нотки, заставившие меня невольно поежиться.
– Ну да, замечательно, – кивнул я.
– Но меня беспокоит одна очень странная вещь… Видишь ли, группы стажеров из нашей клиники, да и не только из нашей, но и других материковых клиник, не ездили в этот центр последние года три, не меньше. По каким именно причинам, неизвестно. Ходили слухи, будто на острове тестируются какие-то новые психокоррекционные технологии, поэтому туда допускается только внутренний персонал. И вдруг пару месяцев назад нам в клинику поступает предложение возобновить контакты и прислать первую группу практикантов уже в июле. И как раз накануне отъезда этой группы внезапно появляешься ты и говоришь, что тебе срочно, просто позарез нужно попасть в этот центр. Причем появляешься ты не в день отъезда, а за день – то есть тогда, когда ещё есть время что-то предпринять, договориться, подделать документы, каким-то образом затесаться в эту группу. Слишком уж гладко всё складывается, прямо-таки одно к одному. Очень странно, не так ли?
Он упер в меня колючий подозрительный взгляд.
Нет, Кьёнг, к сожалению, мне это уже не кажется странным. Наоборот, именно такое вот "одно к одному" кажется мне единственно и естественно верным. Потому и вспомнил сразу о тебе, заглушил свою совесть и позвонил тебе среди ночи. Почему? Возможно, я сумею объяснить тебе когда-нибудь, потом… если выберусь из этой истории живым.
– Ляо-Ша, что ты от меня скрываешь?
Я опустил голову и промолчал. Извини, братишка…
– Что ты прочитал на том третьем слое?!!!
Губы у меня пересохли, голова вдруг резко отяжелела после бессонной ночи. Я поднялся и шагнул к двери.
– Ладно, я лучше пойду…
– Да, пойдешь. Спать. И без глупостей, ясно? – Кьёнг решительно перегородил мне путь. – До семи утра ещё пара часов, так что у нас есть возможность хотя бы немного отдохнуть. Нам предстоит тяжёлый день. Во-первых, надо сделать, вернее, подделать тебе документы, а, во-вторых, придумать, как включить тебя в группу стажёров…
Он провёл меня в крошечную комнатушку с единственным окошком, которое выглядывало на пустынное побережье, усыпанное палево-розовой галькой, бросил на кушетку подушку и одеяло, и уже через секунду я провалился в глубокий сон… или в явь?… в мою личную, персональную явь, предназначенную только для меня… для меня одного…
Да, Алекс, для тебя одного… Ты знаешь это… Ты знаешь всё… Что было в прошлом… что будет в будущем…
Чей это шёпот? Откуда?..
Это ты? Ну, здравствуй…
Яркие ещё лучи вечернего солнца пробивались в прореху между тяжёлых парчовых занавесей, которыми были задёрнуты два высоких окна, и растворялись в полумраке комнаты. Я лежал на боку и внимательно изучал нежные изгибы голой спинки Шунрии, беззастенчиво прогуливаясь по ней взглядом туда-обратно… и обратно туда… хотя что тот взгляд?… Взглядом-то сыт не будешь… Я сложил вместе три пальца, указательный, средний, безымянный, прикоснулся к её бархатистой коже и неторопко заскользил по узкой ложбинке, змейкой улегшейся вдоль спины. Прошелся по изящному загривку, проскользнул промеж холмиков лопаток, плавно нырнул в долину талии и, затаив дыхание, принялся медленно-медленно подниматься вверх по умопомрачительному склону туда, где за двумя восхитительными ямочками начинались сладчайшие персиковые половинки… Шунрия дернула попкой и засмеялась. Меня обдало волной возбуждения, и, уже не выдерживая, на грани мыслей, дыхания, слов, я подтянулся к ней, прижался к её спине, нещадно вдавил твёрдое, мужское в нежные половинки, и зарылся лицом в шёлковистые волосы. Её волосы пахли розовым маслом, горьковатой карамелью и ещё чем-то тёплым, женским, пьянящим, от чего я терял всякий рассудок.
