два письма следующего содержания:
«После речи в Русском клубе с гражданином Алехиным у нас покончено. Он наш враг, и только как врага мы отныне должны его трактовать. Тот, кто сейчас с ним хоть в малой степени, — тот против нас. Н. Крыленко».
«Я осуждаю всякое антисоветское выступление, от кого бы оно ни исходило, будь то, как в данном случае, брат мой или кто-либо другой. С Александром Алехиным у меня лично покончено навсегда. Алексей Алехин».
Ненужными стали и письма в Москву, и приготовленные для журнала «Шахматы» статьи. Ниточка, связывающая Алехина с Родиной, оборвалась…
Два письма — два страшных удара. Алехина также тяготило невнимание французов к его искусству, но, хладнокровно рассуждая, он понимал причину этого. Будь он француз — какой бы шум подняли в Париже, во всей Франции. Доказал превосходство французской нации. Браво уроженцу Парижа! А что для них русский?
Вот почему еще совсем недавно связь Алехина с Москвой согревала чемпиона мира, вселяла в него уверенность, давала силы. В трудные моменты, когда становилось особенно тоскливо на душе, Алехин вспоминал, что есть близкая его сердцу страна, в которой он родился и вырос, что эта страна следит за его успехами, живо переживает каждую его неудачу или успех. Шесть лет не порывал он с ней связи, переписывался с друзьями, делился с ними планами и замыслами. Это общение было очень важно Алехину — отсылая статью в Москву, письмо другу, он чувствовал, что пишет домой, к близким по духу людям.
А теперь вдруг все кончилось, сразу, неожиданно. Нет больше статей, писем, исчезла сестра Варвара, брат Алексей. «С Александром Алехиным у меня все покончено!» Какой ужас! Леша, как ты мог так? Может, написать, рассказать, как все было? Ничего не получится. Разве поверят, подумают, что оправдывается.
Так что ж теперь? И здесь чужой, и там враг! Пропадать! Почему? Ты же шахматный король — сильнейший шахматист в мире. Здесь твое царство, все подчиняются твоей воле, твоему мозгу, твоей энергии. Буду жить теперь только шахматами, я должен показать, на что я еще способен. Отныне моя цель — служить шахматному искусству, служить беззаветно, отдавать ему все свои силы. И они увидят, на что способен русский чемпион мира!»
Обещания, данные самому себе, были не только выполнены — в шахматном мастерстве, в турнирных достижениях Алехин не только превзошел всех остальных современников, но даже самого себя. Два раза пытался отобрать у него шахматную корону Ефим Боголюбов — Алехин побеждал его с подавляющим счетом. Только первые призы были в списке турнирных достижений нового чемпиона мира, причем такие выступления Алехина, как турниры в Сан-Ремо в 1930 году и в Бледе в 1931 году, до наших дней считаются рекордными турнирными результатами.
Сами собой отпали претенденты на шахматный трон. С восторгом следил за игрой своего любимца мудрый Ласкер — он и не думал сражаться с таким гигантом. Потерял всякие шансы на матч-реванш Капабланка, его собственные выступления в турнирах на фоне алехинских казались неубедительными. Шахматисты сами охотно признавали превосходство Алехина. «Он расправляется с нами, как с желторотыми птенчиками!» — воскликнул как-то Арон Нимцович после молниеносного разгрома, учиненного ему Алехиным.
В мире появился небывалый шахматный король. Особенно вызывала уважение у шахматистов его универсальность. Александр Алехин был выдающимся теоретиком шахматных дебютов — им придумано много новых систем развития, есть даже «защита Алехина». Он был глубоким шахматным стратегом, виртуозно овладел техникой игры в эндшпиле. Но главное — это его неподражаемое, неповторимое умение создавать самые неожиданные комбинации и с эффектом осуществлять их в ответственных партиях. «Гений шахматных комбинаций» — так именовал шахматный мир своего чемпиона.
Импонировало стремление Алехина передать свои знания миллионам шахматных любителей. Несколько книг написано русским гроссмейстером, люди читали эти книги с редкой увлеченностью. «Лучший шахматный комментатор» — так писала об Алехине шахматная печать всего мира. И наконец, неповторимым был спортивный облик русского чемпиона. История шахмат знала гениев, умевших не очень расстраиваться после поражения, были и такие, кто оставался хладнокровным и невозмутимым. Но у Александра Алехина было бесценное спортивное качество — после проигрыша партии он пграл чуть ли не в два раза сильнее. Как опасно было обыгрывать этого грозного русского! Доказательством подобного психологического парадокса является тот факт, что почти все призы, полученные им за красивейшие партии, приходились на следующий день после проигрыша.
Турнир за турниром приносил новые успехи, слава ширилась, творческие и спортивные достижения выдающегося русского чемпиона все более поражали знатоков. Алехин добился всего, чего может добиться шахматист. Казалось, можно блаженствовать, отдыхать, все, о чем мечталось в окопе, на жесткой койке в госпитале в Тарнополе, осуществилось.
Год сменялся годом, и тут и любители и шахматные знатоки начали замечать нечто странное: на «шахматном солнце» появились пятна. И особенно удивляло пренебрежение к элементам позиционной игры. Резко увеличилось количество ошибок в его партиях, что, естественно, снизило и результаты в турнирах. Пополз скоро подтвердившийся слушок — Алехин стал изрядно выпивать. Отыскивали и другие причины, некоторые пытались все объяснить семейными неурядицами — Алехин оставил Надю и женился на англичанке Грейс Висхар. Но вскоре убедились — не то: Грейс оказалась в общем-то покладистой супругой.
Зимой 1933 года в Москве и Ленинграде состоялся матч между новой шахматной звездой Михаилом Ботвинником и одним из сильнейших гроссмейстеров того времени чехом Сало Флором. Незадолго до отъезда Флора из Праги ему позвонил по телефону Алехин и попросил встретиться в одном кафе.
— Я тебя слушаю, — произнес всегда улыбавшийся Сало Флор, поздоровавшись со смущенным другом.
Алехин был явно в затруднении; запинаясь он спросил:
— Ты собираешься в советское представительство?
— Да.
— Не мог бы ты… если представится возможность… переговорить с посланником?
— О чем?
— Ну… насчет меня… Чтобы мне можно было поехать в Москву…
— А почему ты сам?.. Ты же его хорошо знаешь, играл с ним в турнире 1920 года в Москве.
— Понимаешь, поэтому и неудобно… Поговори…
Через пару дней гроссмейстеры вновь встретились в кафе.
— Ну как, говорил? — был первый вопрос Алехина.
— Да…
— И что?
— Он сказал, что сам этот вопрос решить не может… Нужно вести переговоры в Москве… Я обещал: поговорю с Крыленко…
Можно лишь представить, с каким нетерпением ждал Алехин возвращения Флора из Советского Союза.
— Говорил с Крыленко?
— Он сказал: пусть сначала напишет письмо в газеты с признанием своих ошибок…
— Как это можно?..
— Только после этого будут вести разговор о твоем приезде в Россию… Вот что: в начале будущего года в Москве будет проведен
