и по
неслась.
— Где такая речка-то, неуж богатая, и почто в одиночку копошился? — не унимался Семён, а все глянули на него, мол, вот же пристал к барину с расспросами, а самим-то страсть как хотелось историю дослушать до конца.
Рачковский взялся за чай, отпил пару глотков и, удовлетворённый его вкусом, продолжал:
— Речка невеликая, Берикуль имеет название. Про неё в народе так и говорили: бери золота хоть куль, а она и была богатая. Конечно, кулями не намывали, где ж такое возможно, но содержание металла в её породах имелось высокое. Находились люди и по-иному название этой речке выдумывали. А в то время один из купцов со своим родственником решили оставить свою винную торговлю, а перекинуться на поиски и добычу золота. Вот тут-то слух до них и долетел об этом Егоре Лесном, вернее, о речке, что золотом покрыта. С оформленным разрешением на добычу драгоценностей они прямиком на эту речку и отправили своих доверенных людей. А те крутились, крутились, выведывали, расспрашивали, деньги тратили, да и вернулись ни с чем — ничего ни от кого не узнали, а старообрядец им не открылся, затаился с мыслями своими. Так купец сам поехал до него, да не застал живым — убил его кто-то.
— А как же купец узнал тогда, где речка золотая? — вопрос уже задал Окулов.
— Помогла ему воспитанница Лесного, вся в горе, в слезах по батюшке, открылась купцу, показала, где золото мылось. И началась работа, поплыло золото в руки, а потом и залихорадило всяких людей в тех местах. Каждый норовил копать и незаконно пески полоскать, всякое случалось там, до межусобиц и бойни дело доходило, алчность и глаза завидущие людьми руководили — о том люди судачили и газеты писали… — Рачковский замолчал и допивал чай.
Вдруг где-то в ночи как ухнуло, и эхом отозвалось в распадке между сопками.
— Что это? — насторожился Трубников, замерев в руках с кружкой недопитого чая.
— Где-то глыба от скалы отвалилась, вот и застонали сопки, — предположил Севастьян.
— А может, и не скала, то ж мощь крепкая, чего ей сыпаться, — засомневался Завьялов.
— Чему ещё так ухнуть. Хоть и веками стоят скалы, а дожди-то камни точат, зима щели расширяет, — стоял на своём Севастьян.
— Нет, мужики, не скалы это, — встрял в разговор Никита Роткин. — Скажу, то сила нечистая по долине пронеслась.
— С чего взяли, молодой человек, скажете тоже, — удивился Трубников. — Прав Севастьян — верно природное явление. Вы хотя бы раз в жизни видели эту самую нечистую силу или страху на всех навести вздумали-с?
— Я не встречал, другие рассказывали.
— Ну вот видите, со слов пересказываете, — укорил Кондрат Петрович.
— Кто знает, а вдруг Никита не врёт, раз от кого-то слышал, зря люди говорить не станут. К примеру, у меня с товарищем случай был, так не только в лешего, в чёрта поверишь, — подал голос Павел Сушков. — Шли по тайге, и в сумерках неведомо откуда явился в отдалении от нас огромный демон, видом словно туман густой, ростом выше сосен, рогатый, лохматый, пронёсся мимо нас как вихрь, аж деревья согнулись. Ну, думаем, пропали, и ниц пали, куда там супротив такой силы, ложись и помирай. Пронесло, поднялись, вроде тихо. Решили домой возвращаться от греха подальше. Идём, бредём и опять на то самое место вышли, направление сверили, идём, да что ж такое, опять кругляка дали. Хотите, верьте, хотите, нет, но раз пять вот так кругом ходили. А из-за лощины слышали несколько раз хохот дикий, отчего аж спина холодела и пот на лбу выступал, явно леший тешился, глядя, как мы под его дудку пляшем. Он же как, ежели захочет, то любого с пути может сбить. С тех пор я с собой всегда оберег ношу, — с этими словами Сушков из-за пазухи достал засушенный кусочек коры осины.
Мужики сидели, и кое-кто поверил, иные впали в сомнения и оглядываться начали. Рачковский же с Трубниковым улыбались.
— А вы с товарищем, случаем, не выпивши были? — уточнил Окулов.
— Трезвыми шли, вот вам крест, трезвыми.
— Прямо и не знаю, что и думать, что за чудо-юдо на вас налетело, — покачал головой Севастьян.
— А чего, Севастьян, сам молчишь, с твоим отцом и матерью тож невероятные дела леший наворотил, пропали, и всё тут, будто улетели куда, — произнёс Сушков и перекрестился. — Царствие им небесное, пусть не гневаются, против ночи помянутые, добрые предки твои были. Не то что наш селянин, что также в одни дни с ними пропал — Никодим Заворотнюк. Вот и размышляйте, куда кого нечистая сила вывести может. На веру да на крест Господень животворящий надёжа одна.
Тут Сушков перешёл на шёпот:
— Наша дорога дальняя, и дела важные намечены, так коль узнает об этом леший, с пути сбить захочет или оборотня нашлёт на нас, вот к тому и предупреждаю, ухом ко всему прислушиваться, знать, надо и глаз на стреме держать день и нощно.
— Ты, Павел, лучше хворосту в огонь подбрось, а сверху дров потолще, и довольно воду в ступе толочь, пора к отдыху всем, рано вставать потребно, — предложил Севастьян, поднялся с корточек, выплеснул из кружки на землю остатки чая и обратился к товарищам: — Первые полтора часа я коротать на страже буду, а далее уж давайте, мужики, очередь сами определяйте.
Глава 11
На пятые сутки перед закатом солнца путники достигли той части русла речки Хомолхо, где Хоньикан поднял самородок. У Севастьяна сердце трепетало от волнения — здесь ему тунгус передал в руки золото. Этот самородок он прихватил с собой, будучи уверенным, что он обязательно приведёт к золотоносным пескам и тогда раскроются богатства, не снившиеся олёкминским золотоискателям, да кого там, всем золотопромышленникам Иркутской губернии!
Раскрыть место, где был поднят самородок, Севастьян не спешил из рассуждений: всё же он является прежде всего доверенным лицом Трубникова и перед ним ему никак нельзя опростофилиться. Купец ему доверился, поверил в него, увидев в руках самородок. Конечно, самородок видел и советник Рачковский, и он прекрасно понимает, единственным обладателем понимания расположения золотых пород является Перваков. Несколько семей тунгусов должны были стоять на ручье Максимовка, впадавшем в Хомолхо, а возможно, уже снялись и перебрались к стойбищу на Кадали-Маките. Севастьян предложил остановиться на приличном отдалении от тунгусов, ниже в восьми-девяти верстах{7}, на всякий случай.
«Что ж, — размышлял Севастьян, — точное место указывать не стану. Скажу лишь, что эта речка и есть золотоносная и след искать всюду, тогда два отряда начнут поиски по раздельности. Поясню: тунгус
