— А вы не забыли? Знаете, бывает…
— Нет.
— Где вы сейчас работаете?
— В диспетчерской.
— Нравится?
Она слабо улыбнулась («Уже лучше. Так сказать, лед тронулся. Лед тронулся, господа присяжные заседатели!»).
— Ничего? И все-таки оператором лучше. Так?
— Конечно. Но это временно, правда? Пока не разберутся.
— Надо полагать, — схитрил Валерий. Выбирая наказание, суд учтет неопытность обвиняемой. Но как раз поэтому ей запретят работать оператором. И правильно. Не всегда же взрывы кончаются так… Впрочем, об этом ни слова. Пусть обвиняемая успокоится… Теперь самое время.
— Кстати, если не ошибаюсь, вы говорили, что взрыв произошел очень скоро, сразу, как вы открыли вентиль… (это не очень «кстати», но ничего, сойдет).
— Нет, — она покачала головой. — Я успела закрыть оба вентиля, подошла к столу, взяла журнал…
— И температуру успели заметить?
— А как же! Все было по инструкции: температура сперва снизилась, потом стала повышаться.
— Не может быть! — не удержался Валерий. Вентили можно спутать, это бывает с каждым. Положишь спички в левый карман, а ищешь в правом. Но температура… Если бы температура понизилась, взрыва не было бы. Значит, она говорит неправду. Впрочем, еще одна проверка…
— Вы успели сделать запись в журнале? (он отлично знает: записи нет). Тогда, заметив ошибку, она растерялась. Конечно, у нее не хватило выдержки в такой момент делать в журнале фиктивную запись…
— Нет, я не успела…
Ясно. Сошлется на взрыв.
— Помешал взрыв?
— Не совсем… — она покраснела. — Я как — то так… задумалась. А потом это… и я испугалась.
Валерий не смог скрыть недоверчивую улыбку. Сразу почувствовал — зря, но было поздно.
Лицо у нее сразу замкнулось, потеряло выражение.
Будто кто — то задернул между ними тяжелую штору.
Нет, повторяла она. Нет, не помнит. Нет, не знает. Нет, не слышала. Левая задвижка, и все.
Штора. Попробуй раздвинь. Неужели один человек не может объяснить другому. Ведь ничего плохого он ей не желает. Даже больше, в сущности, он хочет ей помочь. Все это так, а сумей убедить…
Он пробовал. Многословно и путано, оперируя юридическими терминами, он доказывал, что еще ничего не известно. Что суд учтет все моменты: как объективные, так и субъективные. Что граница между небрежностью и казусом трудно различима…
— Можно уйти? — спросила она.
— Да, пожалуйста, — он вздохнул с облегчением.
Она дошла до двери, взялась за ручку и остановилась. Кто знает, о чем она думала. Может быть, ей казалось, что именно сейчас решается ее судьба. Еще есть возможность вернуться и заставить этого человека поверить, что она не виновата. А, может быть, ей просто было трудно переступить порог и остаться одной.
Время тянулось так долго, что Валерий подумал — не всерьез, но подумал: «А если она не виновата?»
* * *
— Вы к кому?
— К товарищу Левину. Я звонил утром.
— Так это вы, Крымов? А я, извините, решил, что к моей Ольге. У меня, знаете ли, редко бывают модные молодые люди. Входите, раздевайтесь.
Валерий снял куртку и остался в тенниске — одежда для июня самая обычная. Но хозяин был в коричневом костюме, в рубашке со строгими запонками, при галстуке.
— Пожалуйста, сюда.
Валерий очутился в окружении книг. Они закрыли стены так плотно, что черные, желтые, синие корешки казались рисунком на обоях.
— Эммануил Семенович, — хозяин церемонно поклонился. — Инженер в отставке.
Валерий растерялся.
— Крымов… То есть, Валерий Петрович…
— Значит, товарищ Крымов, — протянул эксперт. И неожиданно: — Прошу садиться.
Помолчали. Конечно, физиономистика — наука темная, но эта небольшая, слишком верткая голова, хитрые, глубоко посаженные глазки, и губы тонкие, длинные…
Левин закурил, сказал быстро, в одну фразу:
— Эксперт окончил осмотр, мнение составлено, перейдем к делу, чем обязан?
— Пришел к вам за советом.
Ответ, кажется, смутил эксперта. Он поерзал в кресле, загасил папиросу, зажег другую. Может быть, он ожидал, что новый следователь будет нападать на его заключение, и приготовился к отпору?..
— Пожалуйста, — сказал он наконец. — С удовольствием… А в чем, собственно, вопрос?
Валерий объяснил. Таирова упорно отрицает свою вину. В конце концов и у него появились сомнения. Он понимает, что это несерьезно, что сомнения дело сугубо личное… Именно потому он не пошел к прокурору, решил сначала посоветоваться с опытным человеком.
— Опытный… первый раз в глаза видит… — пробурчал Левин и улыбнулся. Неожиданно оказалось, что улыбка у него мягкая, а морщины у губ — усталые и добрые.
Хозяин заметил взгляд Валерия. Он поправил галстук, нахмурился. Сказал сурово:
— У нас нет оснований не верить Таировой. Согласимся: она говорит правду. Что это доказывает? Только то, что она искренне заблуждается. Вы же знаете, какие выкрутасы проделывает иной раз память.
— Знаю, — Валерий кивнул. — Но в данном случае… — Он начал пересказывать эксперту разговор с Таировой.
— Так… ясно, — Левин понял с полуслова. — Значит, этот спасительный для всех нас вариант с забывчивостью отпадает. Печально… Остается одно из двух: верить или не верить. Если не верить — все просто. А если верить…
— Вот именно.
— В пользу ее невиновности говорит любопытное обстоятельство. Таирова новичок, а по моим наблюдениям как раз новички в таких случаях ошибаются крайне редко. Для них каждый поворот задвижки дело святое… Ваши наблюдения, мои наблюдения… Субъективно. А взрыв, к сожалению, объективная реальность.
— Может быть, какие-то другие причины?
— Какие же? — холодно спросил эксперт. — Вы, товарищ Крымов, конечно понимаете, что, прежде чем писать заключение, я вместе с заводскими инженерами облазил установку, так что посторонние влияния — всякие инфразвуки, ультралучи и тому подобная фантастика — исключаются. Могу вас заверить, что из числа известных причин ошибка, названная в заключении, единственно возможная.
— А если там в установке произошло нечто неизвестное?
— Кому? — Эммануил Семенович откровенно фыркнул.
— Науке.
— Ох, и спешите вы, молодые, с выводами. Установки подобного типа эксплуатируются добрый десяток лет.
И вдруг явление, неизвестное науке! «Неизвестное науке» — это же очень серьезно, это же чрезвычайно! Не надо, дорогой Валерий Петрович, бросаться такими словами…
— Хорошо, не буду, — улыбнулся Валерий. — Подскажите, что делать. Не верить?
— Нет, этого я вам никогда не скажу. Наше поколение слишком хорошо знает, как это жить и не верить людям. Обязательно надо верить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
