– Ах, Вера, Вера, щедрая у тебя душа, – еще тише произнес Николай. И руку протянул, погладил ее по голове, пальцы в волосы запустил – как когда-то, в давние времена. И больше они в то утро уже не говорили – не до разговоров им было.
А когда любовный жар схлынул и они уже просто лежали рядом, Николай еще кое-что рассказал. О том, как развивалась организация в Сибири, о Викторе – он, оказывается, тоже сотник, точнее, тысячник, как и она когда-то была. О том, что на него завели уголовное дело, в Омске взяли подписку о невыезде, а теперь, когда он оттуда скрылся, объявили во всероссийский розыск.
– Так что, я у тебя поживу немного, – сказал. – Не выгонишь?
– Куда ж я тебя выгоню? – отвечала она. – Только…
– Что?
– Когда Костя из лагеря вернется, не знаю, как быть… Я ему все эти годы говорила, что отец у него погиб. Что он был летчик и погиб во время испытания нового самолета.
– А когда он вернется?
– Да вот уже через две недели. А тут и ты, и Виктор…
– Виктор завтра уедет, – сказал Николай. – И так он много для меня сделал, больше ему незачем тут оставаться. А что касается сына…
– Даже если ты не проговоришься, он сам может догадаться. Похож на тебя очень.
– Да, это проблема. Значит, через две недели новое укрытие поищу.
– Нет, я не хочу! Не хочу, чтобы ты уходил! – горячо заявила Вера. – Лучше я тебе квартиру найду. У тебя деньги-то есть?
– Деньги есть, не сомневайся, – заверил ее Николай. – А с квартирой… Может, так даже лучше будет.
В тот же день вечером у него состоялся разговор с Прокофьевым.
– Уезжать тебе надо, Витя, – без обиняков сказал Николов. – Возвращаться в родной Заусольск. Со мной оставаться опасно. И чем дальше, тем опасней. К тому же и вклад твой в нашей организации может пропасть.
– Это почему же? – спросил Прокофьев. – Чай не огурцы на грядке, поливать не надо.
– Предчувствие у меня нехорошее, – объяснил Николов. – Я чувствую, что власти дозрели до того, чтобы запретить нашу деятельность.
– Но ведь счет «ННН» арестовать нельзя, – возразил Прокофьев. – Такого счета просто не существует. У каждого из нас он свой…
– А они объявят деятельность организации незаконной, и тогда вы все, кто мне помогает, окажетесь пособниками, – отвечал Николов. – Они на вас отыграются. А тогда точно никаких операций нельзя будет производить.
– Что же вы тогда будете делать? – спросил тысячник.
– Новую организацию создам, – ни на секунду не задумавшись, отвечал Николов. – Я еще не придумал, как ее назвать, но не в названии дело. В общем, будет новая структура. И пока они раскачаются, чтобы ее тоже закрыть, мы кое-что успеем. А пока тебе, не медля, надо забрать свой вклад. И другим, кто тебе доверяет, то же самое посоветовать.
– Ладно, посмотрю сейчас свою «девятку», соберусь да утром поеду, – согласился Прокофьев.
– Зачем тебе машину с собой через всю страну таскать? – возразил на это Николов. – Это она нам с тобой в Омске была нужна, чтобы мне без оформления билетов оттуда уехать. А ты у нас пока что человек вольный. Можешь и на поезде ехать, и на самолете лететь. А машину здесь оставь. Считай, я ее у тебя куплю. Она сколько стоит?
– Ну, если за 60 удастся продать, то, считай, повезло, – отвечал Прокофьев.
– Я тебе за нее 70 дам, – сказал на это Николов. – А еще на билеты до Заусольска. И за помощь в трудную минуту. Сейчас…
Он открыл свою дорожную сумку, достал полиэтиленовый пакет, развернул. Виктор увидел пачки денег: тысячных, пятисотрублевых, сотенных купюр. Николов вынул две тысячные пачки, отдал ему.
– Вот, Витя, – сказал он, вручив деньги. – Спасибо тебе за все. Ну а остальное получишь в виде процентов со своего вклада. Думаю, там не так мало набежало. Что с деньгами будешь делать, придумал?
– Наверное, агентство туристическое открою, – отвечал Прокофьев. – Буду людей за границу отправлять. Заодно и сам поезжу, мир посмотрю. Давно об этом мечтал, да все никак не получалось.
– Хорошее дело, – одобрил создатель финансовых пирамид. – Ну, удачи тебе.
Наутро, побывав с Верой в МРЭО и совершив сделку по купле-продаже «девятки», Виктор Прокофьев отбыл на самолете в Москву. Там он собирался сделать пересадку и лететь дальше, в Заусольск. А Николай Николов остался в доме у Веры Хохловой.
Глава 11 Лицом к лицу
– Значит, вы считаете, это надолго? – спросил Тарасов.
– Да, уважаемый Алексей Константинович, да, – отвечал ему адвокат Бортник. – Надо готовиться к длительной и упорной борьбе. Мы имеем дело с очень опытным и хитрым противником, который не гнушается никакими средствами. И первый раунд этой борьбы мы, к сожалению, уже проиграли. Ну, я вам рассказывал…
– Да, я помню, – сказал вице-премьер. – Но, как я понял, это еще можно исправить?
– Да, можно, – кивнул адвокат. – Я, собственно, кое-что уже исправил. А сейчас набираю помощников, которые будут курировать разные стороны этого дела. Вы не возражаете?
– Нет, конечно, набирайте, – согласился Тарасов. – Когда речь идет о судьбе сотрудника, тем более такого, как Алмазов, мы за расходами не постоим.
Беседа вице-премьера со знаменитым адвокатом происходила в тарасовском кабинете. Прошло пять дней со дня задержания Егора Алмазова. Ситуация постепенно прояснялась, и сегодня Алексей Константинович надеялся получить полную картину.
– А как себя чувствует Егор Борисович? – спросил Тарасов. – Как он выглядит?
– После перевода из ИВС в «Матросскую Тишину» ему, с одной стороны, стало лучше, – начал рассказывать Бортник. – В следственном изоляторе и питание другое, и со мной он может видеться. Но, с другой стороны, до этого он мог надеяться, что все происшедшее – это какое-то недоразумение, которое вот-вот кончится. А теперь ясно, что не кончится. Это ему психологически тяжело пережить. Он внутренне был совершенно не готов к такому обороту событий.
– А кто из нас к такому готов? – заметил Тарасов. – Наверное, никто.
– Не скажите, Алексей Константинович, – покачал головой Бортник. – Среди моих клиентов были люди, занимавшие очень высокое общественное положение, которые признавались, что всегда, постоянно готовы ко всякого рода провокациям со стороны власти. Так сказать, живут со сложенным чемоданчиком. А Егор Борисович о такой возможности совсем не думал. Поэтому ему тяжело. К тому же он трудоголик, а таким людям в заключении особенно плохо. Он мне жаловался, что больше всего ему не хватает именно работы: возможности открыть утром ноутбук, войти в Интернет, проанализировать последние биржевые новости…
– А что, никак нельзя добиться для него всего этого? – спросил Алексей Константинович.
– Ноутбук еще могут разрешить, но только как книжку или кинотеатр, – отвечал адвокат. – Вход в Интернет – ни в коем случае. Хотя я, конечно, попытаюсь…
– Попытайтесь, Борис Львович, – одобрил его вице-премьер. – Мы должны сделать все, чтобы помочь Егору Борисовичу.
Адвокат ушел, и, едва за ним закрылась дверь, секретарша доложила:
– Ковальчук ждет в приемной. Вы примете?
– Да, пригласи, – распорядился Тарасов.
В кабинет вошел Юрий Германович Ковальчук – в прошлом полковник КГБ, а ныне глава службы безопасности ведомства, которое возглавлял Тарасов. Это был сухощавый невысокий человек неприметной внешности, с начинавшими редеть волосами. Встретив на улице, можно было принять его за мелкого служащего – скажем, бухгалтера.
– Присаживайтесь, Юрий Германович, – пригласил Тарасов. – Расскажите, что удалось выяснить по нашему делу. Вы утром говорили, что появились какие-то новые данные…
Начальник службы безопасности бесшумно присел, раскрыл перед собой принесенную папку и начал рассказывать, не глядя в нее:
– По имеющейся у меня информации, решение о задержании Алмазова и возбуждении против него уголовного дела принимал руководитель Следственного комитета Быстров. Но не сам по себе. Такое решение ему подсказал Игорь Юрьевич Безбородов.
– Вот как! – воскликнул вице-премьер. – Значит, это Безбородов!
Это была действительно очень важная информация. Если и был в правительстве, вообще во властных структурах человек, по-настоящему враждебный всему, что было дорого для Алексея Константиновича, то это был именно Безбородов. Они были настоящими антагонистами. Иногда, слушая выступления Безбородова, Тарасов даже думал, что оппозиция не так уж не права, когда говорит о глубокой разобщенности властной элиты. По крайней мере, у них с Игорем Безбородовым не было ничего общего. Разве что одно: они оба находились в составе одного правительства и подчинялись одному Президенту.
Несколько лет назад, когда влияние Безбородова все росло и он фактически стал правой рукой Самого, Тарасов стал задумываться, не подать ли ему в отставку и тихо уйти работать в бизнес – не дожидаясь, когда Игорь Юрьевич добьется своего и его с треском выгонят. Но затем влияние Безбородова как-то пошло на убыль, и сейчас он занимал хотя и почетную, но не слишком серьезную должность. Алексей Константинович сделал вывод, что времена Безбородова, кажется, прошли и он больше не представляет собой серьезной угрозы.
