— Анисимыч! — окликнул старосту Николай, — ты, наверное, поезжай, потихоньку, мы тебя догоним, только заеду на скотный двор.
Староста придержал лошадь, поравнялся со всеми и неторопливо ответил:
— Дык, решать скоро надобно, Николай Сергеич, ночью из уезда нарочный был. Как бы греха не было…
— Да что случилось-то?
— Нарочный был, говорю, из уезда. Беглый у нас объявился. С арестантской команды сбежал. Вот я и говорю. Как бы шалить у нас не начал, или красного петуха кому не пустил. Беда будет.
— Что ж ты раньше молчал!?
— Дык, раньше время терпело. А я так думаю, мужиков поднимать надо. К вечеру должны споймать.
Иванов подумал, посмотрел на восходящее солнце, потом на старосту, и сказал:
— Так поднимай. Магарыч будет.
Анисимыч отрицательно помотал головой: — Нет, из чести сделают. Беда каждого может коснуться. Главное, чтоб от тебя, Николай Сергеич, исходило.
— Хорошо, езжай, зови на толоку, скажи, я просил, и магарыч будет. Да, еще вот что. Как поймаете, мне сначала покажите.
Староста степенно кивнул и тронул жеребца прямо по дороге, а Иванов поворотил налево, на подъездную, к хозяйству, дорогу. Петров и Сидоров потянули поводья за ним.
— Что за "толоку"? — спросил Петров.
— Э-э… Ну, это так говорят. Собирайте народ на толоку. В смысле "на толковище". Разговаривать. Какие ещё слова не поняли? Спрашивайте, буду объяснять. Я-то уже привык, и не выделяю анахронизмы.
Сидоров подал голос: — А что такое "из честú"? — он сделал ударение на последнем слоге, так же, как и услышал.
— Это значит "из-за крестьянской чести". У крестьян своя честь есть. Как и совесть, и благородство. В общине, кроме работы "на себя", бывает, нужно сделать работу на благо общества. Или по-соседски помочь. Например, ударила молния, сгорел дом, вся община выходит и за неделю складывает новый дом. С хозяина только магарыч, то есть, поляну накрыть. Потому, как не крестьянин виноват, а Бог молнией шарахнул. Сегодня тебя, завтра меня. Все под Богом ходим. Сегодня я тебе помогу, завтра ты мне. Или плотину вон прорвало. Из чести пришли и выправили. И сегодня тоже, всех касается.
— Слушай, а что он к тебе пришел? Ты же не помещик, и крепостное право отменили, — спросил Петров.
— Я как раз помещик. После Положения помещики все равно остались старшими на местах.
— До какого "Положения"?
— До отмены крепостного права. "Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости". Э… матчасть учить надо! Кстати, это недавно было. Всего двадцать три года назад.
Иванов посмотрел на друзей и усмехнулся: — Видно ещё не дошло? Как бы вам объяснить, вот считайте, там у нас две тысячи восьмой, двадцать три года назад это тысяча девятьсот восемьдесят пятый.
Петров и Сидоров переглянулись. В их понимании – 1985 год был не так уж и давно, их молодость.
Иванов, заметив эффект, добавил: — Три года назад убит Александр II, Русско-турецкая, сидение на Шипке – шесть лет назад. В Гордино три ветерана, один без ноги, и двое не вернулись, две солдатки с детьми… Да, почти начало времён. Но! — Иванов поднял указательный палец вверх, — Маркс свой "Капитал" уже написал. Семнадцать лет как. Саша Ульянов в прошлом году закончил гимназию. Вождю мирового пролетариата четырнадцать лет. Батоно Сосо пять лет. Вот и ориентируйтесь.
Петров с Сидоровым задумались, ориентируясь.
Между тем, подъехали к хозяйству. Иванов начал объяснять, указывая рукой то на одну, то на другую постройку.
Усадьба занимала возвышенность над окружающими её полями и речкой. Саму усадьбу, крестьяне называли "Красный двор", там, за основным зданием был ещё каретный сарай, ну куда без гаража, даже в XIX веке. Вокруг Красного двора раскинулся, уже упомянутый сад, приведённый Ивановым в относительный порядок, а сразу за садом, вблизи "столбовой" дороги, расположились хозяйственные постройки, оставшиеся ещё от старых хозяев. Место это было выбрано удачно, от Красного двора, через сад, напрямик, не более версты, поэтому Николай ничего, кроме хлебного амбара не стал переносить, только отремонтировал и достроил недостающее. Зернохранилище пришлось переносить из соображений санитарии и гигиены. Мука и рядом навоз – сами понимаете.
Когда Иванов приехал первый раз смотреть усадьбу, конечно, прослезился, но шустрый стряпчий, приехавший с ним, заверил, что в Вязьме в наличии умельцы, которые сделают не только, как было, но ещё и краше. Так и произошло. Одна артель всё лето приводила в порядок господский дом. Плюс из Москвы прилетели отделочники и изукрасили поместье лепниной, согласно текущей моде. Иванов только вздыхал. Наглые купидоны и розочки из известняка были в моде.
Одновременно с этими, трудились ещё две артели. Самое первое, что заказал Николай, была водонапорная башня, поставленная на высоком берегу речки Михрютки. Кирпичный цилиндр, диаметром три метра, вздымался на семиметровую высоту, и был чуть выше господского дома. Потом со станции привезли рельсы и уложили поверх башни. Приехавшие жестянщики на верхотуре, из жести склепали бак объёмом… ну, большой бак. Диаметр – две с половиной сажени, высота – три четверти сажени. Кому не лень, считайте, ага… Дюжина жестянщиков-лудильщиков две недели киянками гремела и воняла канифолью. Вокруг бака пришлось построить защиту из толстых досок, потому, что в первые же дни, кто-то пальнул в него из ружья, и пришлось заделывать дыру. От этого бака к речке протянули трубу, на речке сколотили маленькую пристань-помост и поставили насос с паровым двигателем. Минипаровоз был совсем не "мини", здоровая дура, и Иванов вовсю сдерживался, чтобы не поставить дизель. Но… взял за правило, артефактами не сорить, и неукоснительно это выполнял.
Водонапорная башня успешно работала в летнее время. На зиму воду пришлось сливать. Однако все очень даже оценили барскую придумку. Но об этом позже.
Далее на скотном дворе отремонтировали конюшню, старый барин был изрядный лошадник, и конюшня была просторная и удобная. Построили два хлева для крупного скота, овчарню для овец, и свинарник. Вместо одного затянувшегося колодца, отрыли два новых, глубоких, под холмом, в низинке.
Поставили избу для скотника и обширный сарай для рабочего инвентаря. В последующем на рабочем дворе постоянно что-то достраивалось, переделывалось, жизнь кипела. По мере найма работников, строились им избы.
Как я уже сказал, старый амбар для хлеба Николай забраковал, его разобрали. Вернее, доразобрали, наполовину его еще раньше растащили. На расстоянии версты от рабочего двора был построен небольшой элеватор силосного типа, с помещениями для обработки зерна и четырьмя кирпичными круглыми силосами, диаметром три метра и высотой семь. Строила та же артель, что и водонапорную башню, много объяснять не пришлось. При необходимости, можно было пристроить ещё силосы, место имелось. Примыкала к элеватору мельница с паровым приводом. Зернохранилище огородили высоким частоколом и организовали хороший подъезд.
Как раз в тот момент, когда Иванов показывал рукой на большую избу с дымящейся трубой, из неё вышли человек пять мужиков, небольшого роста, худые, но все в камуфляже. Завидя всадников, скидывали пятнистые кепки, здоровались. Последний, вышедший из дома, растолкал впереди стоящих и подошёл, кланяясь.
— Это мои скотники, — объяснил Иванов и кивнул мужичку, — здравствуй, Осип. Ну, что?
— Все, слава Богу. Корм задали.
— Хорошо едят?
— Отлично.
— Ничего не телилось? Ничего не котилось?
— Ничего, только Ховра белобокая телилась.
— А! Благополучно?
— Слава Богу. Схолилась как следует. В маленький хлевок поставили.
— Телочку телила?
— Телочку – буренькая, белоспинная… Ничего телочка.
— Сегодня, что, дрова возить будете?
— Дрова. Позавтракали, запрягать будем.
— Ну, ступай.
— Придете телят поить?
— Не знаю, сейчас в Гордино поеду.
— Поить без вас?
— Пои, да смотри, больше кружки на теленка не давать.
— Знаю, знаю.
— Хоть они там разорись, а больше кружки не давать.
— Знаю. А Белянку нужно запустить – воля ваша.
— Рано еще.
— Самую малость дает.
— Ничего, пусть бабы подаивают.
— Доют, да плохо дает.
— Ничего. Я скажу, когда запустить.
— Воля ваша.
Осип ещё раз поклонился и пошел к коровникам. Работники потянулись за ним.
Петров потрясённо сказал: — Слушай, Кольша, ты же из сельского хозяйства раньше знал только то, что булки на деревьях растут! Ты где таких умных слов набрался, купец второго ранга?
— О-о! — грустно ответил Иванов, — нет повести печальнее на свете, чем сказ о фрилансёре в прошлом веке. Ладно, поехали в Гордино. Успеем здесь ещё полазить.
Они поворотили коней, и неторопливой кавалькадой тронулись обратно на главную дорогу.
