В первом случае предполагалось, что два-три приятеля потребляют алкоголь за написанием поэтических виршей и исполнением песен – идеальный способ скоротать вечер, указывает Чжан. Во втором случае подразумевается гораздо менее приятное и цивилизованное обязательное потребление напитков на свадьбах и банкетах, которое приводит человека к неожиданным и противоречивым эмоциям. Чжан сравнивал нескончаемые походы за новыми порциями спиртного с пребыванием в тюрьме и именно в таком способе употребления алкоголя видел источник его негативного восприятия. В 1938 г. автор по фамилии Инь описывает разницу между распитием крепких напитков в городе и в деревне [Yin 1938: 4]. Он замечает, что горожане часто общались за трапезами и напитками, что хозяин был обязан подливать алкоголь гостям и что для напитков предполагались бокалы. В деревне, где использовались чаши или чарки, по его мнению, люди были склонны пить больше, а также чаще захаживать в алкогольные магазины или трактиры и не сочетать распитие спиртного с потреблением пищи или умиротворенными беседами. Инь указывает на несколько категорий людей, которые особенно часто прикладывались к бутылке, в том числе ученых и толстопузых торговцев, которые также обычно пили из чаш и сопровождали распитие напитков длинными беседами. Автор также подчеркивает, что среди рядовых граждан было распространено потребление алкоголя за обсуждением важных дел или подписанием договоров. Инь особо выделяет в этом контексте фермеров, которые при первой возможности пили все, что оказывалось под рукой, пока у них не заканчивались деньги.
Дискуссии по поводу способов потребления алкоголя зачастую сопровождались отсылками к китайским обычаям и особенностям китайского национального характера. Так, автор по фамилии Лянь в статье «К слову об алкоголе» цитирует известного писателя Чжоу Цзожэня, который утверждал, что не имеет значения, из чего пьешь вино – бокала или чаши, поскольку за историю Поднебесной китайцы использовали для распития горячительного множество различных сосудов. Чжоу видел в этом свидетельство вдохновенности и стойкости китайской культурной традиции, противостоящей текущей оккупации значительной территории страны Японией. Писатель подчеркивал, что «распитие алкоголя в Древнем Китае можно представить как форму анестезии» [Zhou 1994a: 23]. Чжоу одобрял распитие спиртного, но предупреждал, что нельзя допускать потребление алкоголя вплоть до возникновения зависимости, а именно – «заливать его в один присест журчащей струей [в глотку]». Сам литератор предпочитал пить вино из небольшой чаши во время неспешной беседы в кругу друзей (цит. по: [Lian 1938a]). Тем, кто хотел поскорее одурманиться, Чжоу предлагал принимать наркотики, а не вкушать алкоголь. Развивая общее позитивное отношение Чжоу к крепким напиткам, Лянь пишет о том, что распитие алкоголя с тем, чтобы забыть тревоги, – это «наслаждение». При этом он предупреждал, что в состоянии опьянения некоторые люди становятся слишком шумными или эмоциональными. Пить надлежало, пока сохраняется ощущение счастья [Lian 1938b]. Лянь приводит китайскую народную мудрость: «когда человек выпивает, следует напиться как следует; от одной капли в ад не угодишь» [Lian 1938a]. И Лянь, и Чжоу выступали за умеренное потребление алкоголя для достижения той формы опьянения, которую обеспечивает спиртное.
Отдельные авторы пошли в своем восхвалении алкоголя еще дальше. И Мэй называл его «чудотворным препаратом», который обращал «человеческую жизнь в долговечный источник радости» вне зависимости от того, насколько тяжелым было настроение человека [Yi 1933: 9]. В 1937 г. Чжи Син замечал, что наивысшего блаженства от распития горячительного достигаешь в состоянии полного опьянения, а не в процессе медленного и расслабленного смакования напитка. Чжи недвусмысленно указывает на то, что его желание быть навеселе не было зависимостью от алкоголя. Свое эссе «Вино и невинность» он открывает утверждением: «Я искренне люблю крепкие напитки. При этом я не страдаю от алкогольной зависимости» [Zhi Xing 1937: 9]. Чжи пишет, что он пьет для возвращения себе утраченного юношеского простодушия. Он был уверен, что восстановить эту наивность молодости можно было через распитие алкоголя с друзьями. Чжи цитирует японского писателя Куриягава Хакусона (1880–1923 гг.), цитирующего в свою очередь древнеримское изречение: «in vino veritas, как поговаривали во времена Рима» [Ibid.]. Автор по фамилии Инь замечает, что те, кто осуждает распитие спиртного, просто боятся продемонстрировать свою истинную личину в состоянии опьянения [Yin 1938: 4]. Инь настаивал на том, что алкоголь возвращает молодость и раскрывает истину, давая возможность отстраниться от реалий ежедневной жизни.
В начале 1930-х гг., ссылаясь на традиционную и зарубежную медицину, крепкие напитки рекламировали в качестве атрибута здоровой жизни. Зачастую обосновывалась необходимость потребления алкоголя в ограниченных объемах для достижения оптимального баланса телесного здоровья и силы разума [Shengjing shibao 1931b]. Утверждения, что ежедневное потребление примерно пяти унций[141] спиртного, распределяемых между приемами пищи, благотворно влияет на человека, сопровождались отсылками к научным исследованиям во Франции, Германии, Японии и США. Регулярное потребление небольших порций горячительного считалось особенно полезным для людей, получавших недостаточное питание, имевших бледный цвет лица или отличавшихся отсутствием аппетита. При этом потребителей неизменно предупреждали, что для достижения оптимального психологического и физиологического эффекта алкоголь необходимо принимать в предписанных дозах [Ren 1934: 11; Zhong 1935: 5]. Многие люди отвергали опасность крепких напитков: «Китайцы покоряют алкоголь, не давая ему завладеть их душой» [Shengjing shibao 1941b: 7]. Общенациональный триумф над спиртным надлежало осуществлять посредством его умеренного потребления. При этом автор приведенных фраз отмечает, что в деле ограниченного распития алкоголя особо не преуспели японцы [Zhong 1935: 5]. Квалифицированным специалистам и офисным сотрудникам рекомендовалось ежедневно принимать не более одной пинты, а людям, зарабатывавшим ручным трудом или трудившимся на улице, – не более трех пинт[142] [Shengjing shibao 1931b]. Непьющим в возрасте свыше 45 лет предлагалось начать употреблять алкоголь, чтобы успеть насладиться максимальным эффектом от спиртного. Ссылаясь на французскую статью, приводившую древнее изречение «вино – молоко для стариков»[143], комментатор «Шэнцзин шибао» делает предположение, что чем старше становится человек, тем полезнее для него оказывается алкоголь [Ibid.]. Еще в начале 1930-х гг. людям прописывали потребление некоторого количества алкоголя по медицинским показаниям [Lin 1936: 5].
Конец эпохи «сухого закона» в США (1920–1933 гг.) вызвал у маньчжурских авторов размышления по поводу места алкоголя в обществе. Статья «Об алкоголе» принижает смысл перевода китайцами американского слогана «Выпитая вода делает человека здоровым» и уверяет, что более правильным было бы изменить его на «Пейте алкоголь, если хотите быть здоровым и мудрым» [Shengjing shibao 1931b]. Комментаторы цитировали французских медиков, которые выступали против прогибиционистских мер, ведущих, с их точки зрения, к повышению уровня смертности. Ао Шуанъань считал, что «сухой закон» был зафиксированной на бумаге фикцией, поскольку продажи крепких напитков продолжались, что было на руку преступникам, но не приносило никакой пользы ни обществу, ни государству
