стало рассчитанное на 10 лет постановление о запрете, по которому в 1938–1939 гг. наркоманы должны были быть выявлены и незамедлительно отправлены на реабилитацию. Предполагалось, что к 1947 г. рекреационное потребление опиума будет полностью ликвидировано как явление. В городе Фэнтянь видели основной оплот всей этой операции: «Политический курс правительства на запрет опиума – его успех и провал – целиком зависит от Фэнтяня» [Shengjing shibao 1941i]. Именно в этом значимом городе
«Шэнцзин шибао» продолжала публиковать критические обзоры состояния дел в опиумной отрасли. 1 января 1938 г. была введена в действие Государственная система розничных продаж. 1867 частных предприятий были поглощены или распущены, в результате осталось 1363 лицензированных точки по розничной торговле опиумом[127]. Правительственные опиумные магазины открывались, имея зачастую при этом небольшие запасы товара сомнительного качества, что способствовало развитию подпольного рынка [Jennings 1997: 101]. Нелегальные сделки стимулировали и низкие уровни оплаты сырья. Судя по имеющимся данным, с 1938 по 1941 г. объемы производства и продажи государству опиума сократились с 50 % до 25 % [Ibid.]. Опиумная отрасль сталкивалась со значительными сложностями, однако это не мешало директору Монополии Ло Чжэнбану в 1939 г. утверждать, что правительство Маньчжоу-го учредило Монополию из благих намерений для «последовательного искоренения пагубной привычки, которая пронизывает все общество» [Lo 1939: 71].
Попытки добиваться жесткого следования закону «Об опиуме» и регистрировать наркоманов не увенчались успехом. Статья в номере «Шэнцзин шибао» за 11 июня 1938 г. указывает, что регистрацию прошли всего лишь не более 3 тысяч человек, или около 10 % наркоманов Харбина – города, где, как считалось, было больше всего зависимых от опиума. Причем даже среди этих 3 тысяч человек свыше 10 % были японцами – редкое свидетельство тому, что в Маньчжоу-го страдали от наркотиков не только китайцы [Shengjing shibao 1938f]. В 1941 г. колониальные чиновники уверяли, что во всей стране «живет около миллиона наркоманов, однако это лишь по примерным расчетам, никаких полноценных исследований на настоящий момент еще не проводилось» [Manchukuo 1941: 722]. Ресурсов на проведение значительных антинаркотических мероприятий не имелось, и даже самые идейные реформаторы были вынуждены мириться с сопротивлением как со стороны лиц, которые извлекали из наркоторговли прибыль, так и со стороны людей, которые от наркоторговли страдали. В СМИ критиковали «одержимых опиумом» как аморальных, физически слабых людей, всеми силами подпитывающих свою «зависимость от наркоты», лишая трудовой рынок рабочих рук [Nagashima 1939: 20; Manchukuo 1941: 727, 730]. Наркоманов – людей, «пристрастных к еде, но не любящих работать», – осуждали как потребителей, которые транжирят ресурсы, но ничего не производят[128]. Считалось, что пропорционально доле наркоманов в сообществах возрастали показатели преступности. Исследования на Тайване приводились как свидетельство того, что среди наркоманов было в два-три раза больше преступников, чем среди воздерживавшихся от интоксикантов. С наркоманами постоянно ассоциировались самые различные преступления, от воровства до убийства, с торговцами же – уклонение от уплаты налогов, азартные игры и изнасилования [Wang 1936: 5]. Обострившаяся антипатия к наркоманам и наркоторговцам свидетельствует, по крайней мере, о наличии пусть только и риторической, но борьбы против опиатов и империализма, который ассоциировался с их распространением.
Попытки реабилитировать японцев за их участие в опиумной торговле принимали самые различные формы, в том числе эссе, индивидуальных историй, отчетов о преступности и песен. В тексте песни 1941 г. «Бросай курить» автор Цзин Чунь недвусмысленно связывал опиумную проблему в регионе с Англией:
Опиумный дым протянулся от Англии.
Он ослабил наши народы и по ветру пустил наши капиталы.
Сто лет уже течет яд, чей желтый дым приносит одни разрушения.
Печальны помыслы о нем.
Опиумный дым добрался до Азии.
Вот уже какую осень он вредит странам и губит людей.
Солдат не выставишь против него, а налогов с него не собрать.
Источник катастрофы – ненавистная Англия [Jing 1941: 7].
Несмотря на схожие названия, это не та песня, которую мы уже упоминали ранее в связи с Ли Сянлань. В этом произведении англичане признаются виновными в нанесении чудовищного вреда народам всей Азии. Опиум вплетается в общую канву продолжавшейся уже более ста лет иностранной интервенции. При этом Маньчжоу-го оказывается частью «страны» в целом, не выделяясь в отдельное государство. Поэт Чжан Няньхуэй в опубликованной всего через десять дней после «Бросай курить» песне «Сезоны отказа от опиума» также порицает англичан за торговлю опиумом:
Англия завезла опиумный дым.
Линь Цзэсюй, губернатор Гуандун и Гуанси,
сжег опиум и пустил в дело армию, мечи и орудия.
…Англия по собственной воле первой ниспослала бедствие
[Zhang Nianhui 1941: 8].
Чжан также возлагает вину за опиумную торговлю на Англию и превозносит чиновника эпохи Цин Линь Цзэсюя как патриота, ведущего борьбу против иностранных деспотов. И Чжан, и Цзин порицали англичан, однако четко не указывали, какие роли играли в наркоторговле другие народы, включая китайцев. Чжан лишь отмечает, что Англия «первой» положила начало распространению наркотиков. Оба автора также никак не комментируют тот факт, что на момент выхода обеих песен англичане уже давно вышли из наркоторговли, в которой к тому времени доминировали японцы, корейцы и китайцы.
В начале 1940-х гг. «Шэнцзин шибао» неоднократно указывала на рациональную необходимость введения запрета на опиум. В 1940 г. директор Отдела по делам опиума при Управлении по запрету опиатов Юн Шаньци указывал, что при введении чрезмерно жестких государственных мер против торговли опиумом возрастет число контрабандистов [Yong 1940: 5]. Он призывал тех, кто продолжал продавать или потреблять опиум, положить распространению порока конец, поскольку нарастающие связи между континентом и Японией могли бы привести к растеканию проблемы по всей империи [Yong 1940: 8]. Юн также утверждал, что уголовные наказания потребителей опиума вынудили бы последних уйти в подполье или стать жертвами шантажа со стороны отдельных лиц. Ни одна из этих ситуаций не работала бы на благо общества, заключал чиновник. Описанные сложности делали исполнение закона «Об опиуме» проблематичным и требовали осуществления 10-летнего проекта, который позволил бы выйти из ситуации. В октябре 1940 г. Управление здравоохранения городского округа Цицикар потребовало более активно проводить в жизнь антиопиумные кампании, в том числе посредством организации конференций, театрализованных выступлений и студенческих движений, которые бы повысили осведомленность общественности об опасности применения наркотиков и способствовали бы более эффективному соблюдению законодательства среди населения [Shengjing shibao 1940k: 4]. Глава местной полиции Ван Дашань отмечал, что было не так просто наложить на опиаты запрет, однако это было нужно сделать как во имя здоровья отдельных лиц, так и ради мира и развития страны и Азии в
