— Осмелюсь посоветовать, — оставался непозволительно нахальным майор, — наверное, все же приятнее любоваться испарениями.
— Вы переходите грани приличия, майор.
Динстон вытянулся, надулся, как это он делал, когда становился злым и трудно было сдерживать себя.
— Прошу прощения, господин полковник, — поправился резидент, — но вы меня так запутали, что я не понимаю вас совершенно.
— Когда вы были моим подчиненным, вы все прекрасно схватывали на лету, с полуслова. Глаза Динстона медленно стервенели.
— Не совсем. Но тогда я выполнял ваши приказания механически, как рядовой солдат. Приказ есть приказ. Все промахи я мог списать на вас.
А сейчас? Маккинрой разорвет меня на части. В Управлении потребуют отчета. Что я смогу отписать?
— Никто вас вызывать не собирается. И отчеты писать не придется.
За все отвечаю я. У меня имеются еще кое-какие полномочия.
— Какие полномочия, сэр. Вы сейчас никакого отношения к Латине не имеете. На сегодня вы здесь частное лицо. Резать будут меня. Неужели вам это не понятно? Вам, полковнику, ответственному лицу. Самому исполняющему приказы свыше. Что-то я не припомню, чтобы вы ослушались когда-нибудь начальства. Какие документы обосновывают ваше пребывание здесь?
Динстон нервничал, путался, но никак не мог прошибить агрессивную пассивность майора. Он залпом выпил оставшееся виски. Стукнул стаканом об стол.
— Пару снайперов на час: хоть это сможете?
— Я в полном смятении, господин полковник, — продолжал подло ничего не понимать резидент. — Я не могу найти ответа на ваши предложения.
Снайперы то зачем?
— Запугать хотя бы. Подстраховать своих. Майор, образумьтесь.
Поход против коммунизма еще не закончен. И то, что Никсон в прошлом году заехал в Советы, нас, разведчиков, должно только настораживать.
Не расслабляйтесь. Этот русский не просто так бродит в бедняцких кварталах. На митинги он постоянно ходит не репортером независимой прессы. Вы сами свидетель,
как он ловко организовывает сопротивление полицейским кордонам.
Это подкидыш коммунизма. Рука Кремля. Самый натасканный агент Москвы.
Вы молоды. Еще не осознаете, как он опасен нашей молодой демократии.
Рэй примирительно улыбнулся и перевел разговор в более вежливый тон.
— Сейчас мне становится понятнее, господин полковник. Против таких аргументов трудно что-либо возразить. Но мне нужен приказ из Лэнгли.
Это крупное мероприятие. Сам я помочь навряд ли смогу. Меня вышвырнут из резиденства буквально на следующий день. А я очень дорожу своим местом.
Динстон встал, зашарил в карманах в поисках своих сигарет, медленно пошел по комнате.
Рэй отчужденно смотрел в окно и старался не слышать хриплого дыхания расстроенного полковника. Сейчас он лучше знал, что следует делать. В Маккинроя верил больше. Майор считал, что информации по всей Южной Америке к нему должно стекаться больше, чем к кому-либо. Но информированность Динстона часто приводила его к глубокому подозрению, не ведет ли простоватый полковник чью-то более большую и серьезную игру. Это заставляло относиться к бывшему начальнику с большей долей уважения и постоянно думать о том, какие силы могут стоять за спиной дешевого разведчика. Думать, что при всей своей простоте полковник связан с какими-то каналами на надправительственном уровне, которые двигают Динстоном столь активно, что тот часто появляется в таких местах, которые по роду его деятельности никак не могут к нему относиться. Рэя интересовала игра высоких уровней госдепартамента, но умом своим постичь ходы кабинетных правителей не мог. В свое время, когда Динстон вызвал майора в Лэнгли для представления и пояснения новых задач, он думал, что через этого внешне крутого полковника сможет кое в чем разобраться. Начать интеллектуальное внедрение в высшие слои руководства. Но вышло все не так. При общей поносной говорильности начальника резидент ничего понять не мог, ничего полезного предпринять для своей личной карьеры. Майор совсем запутался в понимании как задач его подразделения, так и политики, которую он должен был проводить среди дипломатов. Динстон оказался непредсказуемой и очень своенравно-спесивой фигурой. Он мог за день, за ночь до семи раз позвонить, меняя направление проводимого им мероприятия. С приходом Маккинроя все обрело спокойный, а главное, предсказуемый характер. Исчезли многие фигуры, за которыми люди Рэя должны были следить. Политическое направление было сужено, и резиденту не приходилось мотаться по пунктам сбора с несвойственными для его агентурной сети задачами. Резидент не опасался, что теперь среди ночи ему могут позвонить, требуя детали какого-либо дела, которое не поздно было сообщить и по утру. Но и при всех состоявшихся за последние дни изменениях отказывать прямо Динстону было еще не разумно. День завтрашний кроет день сегодняшний. И каждый политик и чиновник знает об этом.
— Господин полковник, — всаживая в каждое слово большой интонационный смысл, обратился Рэй к Динстону, — пожалуй вы правы.
Борьба с коммунизмом еще не закончена. Стрелков я вам выделю. Но, договоримся: под вашу ответственность.
— Вот это самостоятельное решение государственного мужа, мистер Рэй.
Полковник широко заулыбался и с глубоким выдохом вытер потную испарину со лба.
— Я уже был в отчаянии. Латина должна быть нашим регионом. Здесь вредно сентиментальничать. Выдумывать иную политику на манер разных там Маккинроев.
Рэй тактично промолчал, правильно подозревая, что в Вашингтоне идет такая же острая борьба мнений и идей, как и на средних уровнях чиновничьего звена.
Глава одиннадцатая
Дочь Вонг начала скучать. В натуре. Великолепный Рио пресыщал своим праздным бездельем. Ее агенты вроде бы и проявляли усердие, но никаких сведений не собрали. Ожидание известий превратилось в нервозное пустое прозябание. Выудить откуда-либо чего нового в ближайшее время не предвиделось. Она решила поездить по ближайшим городам, выискивать для себя новые удовольствия и впечатления.
"Сан-Паулу", — чуть ли не в один голос посоветовали ей охранники. Будучи достаточно своенравной, дочь в большой город сразу не поехала.
Покрутившись пару суток по побережью в роскошных пансионатах, дала неожиданную команду следовать в Паулу. После свежести и ярких красок Рио, мегаполис ей не мог понравиться. Здесь было все огромно, буднично, хотя развлекательных мест хватало. Но как-то пресно, натянуто. Не было раскованности, бесшабашности. А множество бедных и грязных пригородов вовсе воротили ее лицо обратно в Рио. На третий день она протрубила отбой, поняв, что все, что надо, она оценила в достаточной степени для себя.
— В Белу-Оризонти! — рявкнула она охранникам. И те поспешно начали готовить автомобили к переезду.
Через два часа вымытые машины борзо мчались по бесконечным кварталам неуютного города. Вдруг старший телохранитель резко притормозил у одной из афиш.
— Прекрасная госпожа, посмотрите пожалуйста: Кэтч. Буквально через час.
Охранник в предвкушении крутого зрелища потер ладони.
— Стоящая вещь. Эмоции и полнота острого зрелища обеспечены.
— А что это такое? — с подозрением на подвох запищала дочь.
— А это когда стокилограммовые мужики дружно валтузят друг друга за деньги на потеху состоятельной публике, — очень просто и доходчиво пояснил старший.
— И все? — Чувствуя неестественность в ответе, вскрикнула обманутая женщина.
— А что еще нужно для скучающей компании? — таинственно и весело улыбался телохранитель.
— А мне? Что ты мне предложишь? Смотреть на их толстые задницы.
Дочь начинала по-детски капризничать.
— Поверь мне, прожженному оболтусу, моя прелестная и бесподобная госпожа, тебе там скучно не будет. Это ж редкий по представлению и глупости балаган. Ради этого стоило крутить сюда колеса.
— А в Белу-Оризонти?
— Завтра. Отоспимся и вперед. Думаю, что за ночь никуда этот Оризонти не денется.
Женщина сначала думала поиграть в принципы, шлепнуть по шее слишком болтливого охранника, но потом как-то вдруг стало жалко большого серого города, и она решила согласиться с предложением своих беснующихся мужиков.
Начало представления, шоу, были устроены довольно интересно и смешно. Дочь не пожалела, что решилась остаться еще на вечер. А первый бой двух здоровых мужиков своим трюкачеством так ее развеселил, что она в принципе и не поняла: был ли это чисто спортивный поединок с его трагичным исходом для одного проигравшего или это ловко отрежиссурованная мишура. Она и смеялась от души, и замирала также, когда один из борцов не мог сразу подняться после удара или эффектного броска противника. Сама, довольно прожженная лихоимка, верила в виденное. Второй бой был под стать первому: с акробатическими прыжками. Когда на третий бой вышел какой-то очень мускулистый крепыш монголоидного типа, в зале как бы пахнуло обреченностью финалов схваток. Дочь даже захлопала в ладошки и начала криком и визгом поддерживать своего азиатского земляка. Но этот бой совсем не был похож на первые. Когда огромный мулат залихватски пошел на сближение, монгол совсем не играючи подхватил его за руку и так мощно бросил через себя об настил ринга, что зал ахнул и замер. Лежащий смог только медленно перевернуться на живот, подогнул колени и так остался лежать.
