На той же странице внизу подверстана фотография: независимый член парламента Энтони Сэвидж в аэропорту Хитроу на пути домой из Югославии. Вышеупомянутый десяток проницательных читателей мог бы, пожалуй, связать одно с другим, остальным это и в голову не пришло. Я перехватил взгляд Пабджоя:
- Этот подонок Киллигрю опять ввязался, - сказал он. Я помолчал, подождал, что последует дальше.
- Паршивая ищейка, - продолжал шеф. - Рыщет повсюду, и чего он наскреб, скажи на милость? Никчемный член парламента, который всерьез полагает, будто Андропов так прямо и позакрывает психушки, если ему о них скажут. Совершает, видите ли, большой восточно-европейский вояж, не различая оттенков красного цвета, присущих тамошним странам. Заглядывает к товарищам из Варшавы, оттуда в Москву, распространяется там насчет английской выжидательной политики, покуда его водкой не накачали и так далее. Черт бы с ним, но Киллигрю весь последний год его пас, а этот недоумок установил контакты с парой-другой третьих секретарей посольств и передавал им копии протоколов заседаний парламентских комитетов. Ничего в этом особенного нет, - разве что передавал он их через дупло в третьем от входа дубе в Ричмонд-парк или где там ещё эти русские умельцы придумали.
- Вообще-то, - сказал я, - Киллигрю этим и обязан заниматься.
- Вообще-то, - повторил Пабджой с кислой миной, - Киллигрю превышает свои полномочия и действует через наши головы.
- Да кому это повредило, кроме самого Сэвиджа?
- Беда в том, что правительство теперь просто обязано принять меры, раз уж пресса сочла своим долгом оповестить всю страну. А русские отплатят нам той же монетой. И парочка лучших моих сотрудников вылетит из Москвы, получив под зад коленом. А где мне взять им замену, а, Кэри? Когда работать никто не хочет и не умеет?
Я изобразил лицом нечто вроде сочувствия.
- Какого черта, - продолжал Пабджой, - нам не дают действовать спокойно, как подобает цивилизованным разведчикам? Зачем подымать трезвон по поводу каждого третьестепенного шпиона?
- Действительно - зачем?
- Поговорю-ка я с кем-нибудь из русских, - задумчиво сказал Пабджой. С Геннадием, скорее всего. Может, уладим как-нибудь. Но Киллигрю такую кучу расшевелил, черт бы его побрал...
На том я и ушел, а когда полчаса спустя он меня снова вызвал, в его кабинете восседал Хенк Мант - раскинулся в кресле с блаженным видом.
Минут двадцать я отчитывался - пришлось ввести американца в курс дела, ничего не скрывая: изложить историю Марка Сегюра и объяснить, как я вышел на Бракони. Пока я говорил, Эндрью Пабджой помалкивал, вертя в пальцах карандаш и только потом задал вопрос:
- А к Маршану имеют отношение все эти дела?
- Маршана подозревали в предательстве. Маршан часто бывал в Конше заметьте, столь занятой человек находил время для визитов в такую дыру. В Конше жил Бракони - человек, располагавший не соответствующими его статусу коммуникациями. Во время войны он был знаком с Маршаном. То есть, мы установили, что министр был связан с заведомым шпионом.
- Мое мнение, Чарли, - попыхивая трубкой, произнес Хенк, - что такая связь неспроста. Хотя у нас и нет пока доказательств, что они лично встречались.
- Людей вешали и с меньшими уликами, - возразил я.
- Ну уж нет, - сказал Пабджой, - Только не у нас в Британии.
Я почувствовал раздражение:
- Вы хотите сказать, что не верите, будто Маршан был связан с Бракони?
- Я хочу сказать, что мой отчет министру не прозвучит достаточно убедительно.
- Согласен с Эндрью, - поддакнул гость. - Нужны дополнительные данные.
- Конечно, нужны. Я и собираюсь их добыть, - сказал я.
- Каким образом?
- Просмотрю документы гестапо и военной разведки - куда, кстати, ваши военные подевали их, когда забрали из Лиона?
- Они в Берлине. В Целендорфе - там находится специальный центр. Только, знаешь, у Барбье мало нашлось интересного.
- Не очень я этому верю, но неважно. Могу я познакомиться с тем, что хранится в Целендорфе?
- Рад буду помочь. Я свяжусь с нашим представителем.
- Кто там у вас, все ещё Уолтер Бейли?
- Он самый.
- Я его знаю, разыщу на месте.
- Он мог бы тебя встретить в аэропорту.
- Вот еще! Каждая собака в Берлине знает, чем занимается старина Уолтер. На публике с ним лучше не появляться.
- О кей, - сказал Хенк, - Было бы неплохо посмотреть эту штуку в Конше. У нас есть люди, которые в этом здорово разбираются.
- Подождем, что Гарри скажет. Пусть будет первооткрывателем.
Пабджой по внутреннему телефону попросил Пенни, чтобы она пригласила Гарри. И первым делом, когда тот пришел, спросил, нужна ли помощь.
- Спасибо, нет.
- Уверен?
- Вполне.
- А то наши американские друзья готовы...
- Не надо, спасибо.
Получилось несколько неловко, и Гарри попытался смягчить свой отказ:
- Я знаю ребят из американского спецподразделения. Если что - я с ними свяжусь. Но у нас и свои специалисты неплохие.
- Когда будет готов полный отчет?
- Денька через три-четыре.
- Отлично, - сказал Хенк, Но мои люди всегда рады оказать услугу, не стесняйтесь к ним обратиться.
- Спасибо, - повторил Гарри уже в дверях, - ничего нам не надо.
Когда ушел и Хенк, Пабджой сказал:
- Надо бы Вавра попросить послать кого-нибудь в этот Конш.
- Если он этого не сделал до сих пор, то теперь уже там делать нечего, - я вспомнил "мерседес" на дороге. - Разве что мы выразим таким образом готовность к сотрудничеству.
- Ладно, я с ним поговорю потом, - сказал Пабджой.
В тот же вечер я позвонил Отто Фельду.
- Возвращаюсь завтра в Париж, - сказал я ему, - Надо бы повидаться. Может, позавтракаем вместе?
- Дурацкая американская привычка - деловой завтрак. Что, плохи твои дела?
- Хуже некуда. Но, может, мне это только кажется.
- Ладно, приду. Закажи мне овсяные хлопья.
За едой - у него хлопья, у меня яичница - я объяснил ситуацию.
- Понимаешь, это задание не хуже всякого другого, но никогда ещё я не ощущал себя в таком проигрыше. А тут ещё Хенк Мант норовит стать хозяином положения.
- Чем я могу помочь?
- Ты не находишь, что все эти копания в прошлом Маршана - дурацкая затея?
- Конечно, нахожу. В том смысле, что расследования такого рода никогда не приносят того результата, который с самого начала ожидается. Какой-нибудь результат да будет, только не тот, на который рассчитываешь.
- Тогда на кой черт я время теряю?
- Это ведь твоя профессия, не так ли? Кто ты такой, приятель, чтобы получать радость от работы, чем ты лучше остальных?
- Звучит хорошо, только я не о том. Вот уже три человека умерли - и ещё кто-то умрет. Может, я сам. А чего я, собственно, добиваюсь?
- Чтобы премьер-министр получил ответ на свой вопрос - неважно, правдивый или нет. А тебе, если уцелеешь, дадут новое задание - столь же идиотское. - Произнося это, Отто с наслаждением уплетал свои хлопья и попросил ещё кофе.
- Отто, знаешь, я иногда думаю, что с работой надо завязывать. Не то, чтобы нервы не выдерживают - нервы у меня в порядке, - но просто хочется делать что-то, что имеет значение и смысл.
- А контрразведка, ты считаешь, не имеет ни значения, ни смысла?
- Другому бы не сказал, а тебе скажу: не имеет.
- Другой бы тебя и не понял, а я пойму. Может, Кэри, ты не в достаточной степени неврастеник. У неврастеников, как ни странно, большое преимущество. Когда они подключают к работе эту свою неврастению, то вся их энергия, все чувства идут в дело. И не мучаются они сомнениями, заботами всякими. Неврастеничный кэгэбэшник исступленно ненавидит американцев - и этой ненавистью жив, она ему помогает. Другой какой-нибудь псих одержим интригами, заговорами, конспирацией - весь мир против него, чистая паранойя. Зато она делает его прекрасным агентом. А ты, Кэри, слишком здоровый малый, чтобы играть в такие игры. Ты ведь любишь женщин, правда?
- Люблю.
- А хорошо приготовленного цыпленка под соусом?
- Ну да.
- А когда кого-нибудь приходится пристрелить в интересах дела расстраиваешься...
- Это точно.
Отто утерся салфеткой и погладил себя по животу.
- Будь поосторожнее, мой мальчик. Твоим занятиям столь простые вещи не приносят пользы. Возвращайся в Париж и выкинь из головы мою болтовню.
ГЛАВА 15
Возвращение во Францию оказалось довольно утомительным. Я выбрал маршрут через Базель - аэропорт там находится как раз на швейцарско-французской границе, есть возможность пройти таможенный и иммиграционный досмотр на швейцарской стороне. В Базеле взял напрокат машину и пересек границу по шоссе N 69 - пропускной пункт там известен своей либеральностью. Добравшись на машине до Бельфура, сел в поезд, идущий в Париж.
Изабел встречала меня на платформе Восточного вокзала - табачного цвета замшевое пальто, мягкие сапожки в тон, бархатный берет. Надменное выражение лица смягчилось, когда она увидела меня. В знак приветствия она взмахнула рукой и улыбнулась своей особенной, медленной улыбкой. Мы поцеловались.
