— Меня бабушка с детства в церковь водила, — говорил Иеровоам, глядя сквозь меня куда-то в звёздное небо, которое постепенно затягивали тучи, — я к десяти годам все молитвы выучил, а потом, когда она погибла, в пятьдесят первом, я сам продолжал ходить, и свечки ставил, и всё прочее…
Сам я к «опиуму для народа» отношусь прохладно, но искреннюю веру уважаю.
Наш новый приятель после Катастрофы сумел выжить, прибился к питерцам и даже заработал денег на имплантацию — вставил себе метаболический имплант, чтобы не так опасно было ходить в локацию. Подумывал о том, чтобы дополнить его ещё парой полезных приспособлений, но тут Крамор, старший группировки, отправил Колючего в очередной рейд.
— Ну и встретили они нас у Красной Горки, — сказал Иеровоам, или в этот момент скорее Колючий, и злость прозвучала в его голосе: — Троих парней на месте положили, а меня только ранило. Я лежу, молитву читаю, а с ними тогда Дьякон был, он услышал. Решил, что это знак Божий, спросил — верую ли я в Господа, а затем предложил у них остаться.
Понятное дело, что пацан согласился. Не на смерть же ему идти?
Лучше живой праведник Иеровоам, чем мёртвый питерец Колючий.
Дальше рассказ мальчишки стал более интересным — полгода он проходил в послушниках, доказывал верность Дьякону и его своре. Использовали его в это время для всякой грязной работы, подручных дел, и оружия в руки не давали. Зато потом организовали нечто вроде посвящения, в той самой церкви Неопалимая Купина, что неподалёку от тамбура в Сосновом Бору, нарекли Иеровоамом и устроили ему имплантацию.
— Ба, а у праведников свои мастерские есть? — удивился Синдбад. — А я и не знал.
— Чего бы им и не быть, и мастерским, и финансам, и всему прочему? — Я пожал плечами. — Будь эти типы с крестами на рукавах просто бандой агрессивных сумасшедших, от них давно ничего бы не осталось.
Если бы дела обстояли так, Дьякон и его секта исчезли бы после первой военной операции против них, году эдак в пятьдесят третьем. Но они пережили и её, и несколько последующих, и сумели довольно неплохо устроиться, стать одной из реальных сил Пятизонья.
— Ну, так чего дальше? — спросил я, глянув на пленника.
— А ничего. В прошлом сентябре я взял в руки «мегеру», и вот, с ними… — Тут Иеровоам улыбнулся совершенно взрослой улыбкой. — Но противно. Верят они вроде, но при этом заповеди нарушают… Думал пару раз сбежать, так куда мне теперь, с имплантами? За Барьер не выйти, а внутри него всегда найдут и устроят… искупление грехов…
Огненное такое, жаркое, чтобы с грехами ещё и тело заблудшего в пепел сжечь.
Не сказать, что я проникся к мальчишке симпатией — понятно, что крови на нём за эти полгода накопилось достаточно, но после допроса желание пристрелить его ослабло. Судя по озадаченной физиономии, схожие чувства одолели и Синдбада, так что мы переглянулись и перешли на разговор через М-фоны.
«Что с ним делать будем?» — спросил я.
«Не знаю, — отозвался Синдбад. — Зла на него у меня нет».
«И у меня. Может быть, просто отпустим?»
«Без оружия, маркеров и остального? Это, считай, та же смерть».
«Ну не волочь же его с собой до ближайшего детского сада?» — Я понял, что начинаю злиться, и это мне не понравилось — не тот вопрос, чтобы из-за него поддаваться эмоциям.
Хотя стоило признать, что Колючий напомнил мне меня в его возрасте, когда я после детского дома пытался устроиться в обычной человеческой жизни и только пришёл в университет, озлобленный, никого не боящийся, сердитый на весь мир и ничего хорошего от него не ждущий.
«А давай спросим у него», — предложил Синдбад, и я после мгновенной заминки кивнул.
— Слушай, земляк, — сказал я, пытливо глядя на Иеровоама. — Мы тут думаем, что с тобой делать. Если хочешь, можем отпустить на все четыре стороны, только оружия, сам понимаешь, не дадим. Шансов уцелеть немного, но они есть. Если желаешь быстрой смерти, можем тебя пристрелить, хотя честно скажу, нам этого не хочется. Но ты сам-то чего бы желал?
— А возьмите меня с собой! — выпалил мальчишка, и во взгляде его вспыхнула надежда. — Можно ведь доспехи эти снять… как-то сменить, замаскироваться, чтобы они меня не нашли!
— Нет! — резко возразил я и уже спокойнее добавил: — В принципе это возможно, руки у Дьякона длинные, но не особенно. Просто сейчас нам некогда этим заниматься — тебя куда-то вести, пристраивать. Я сам гоняюсь за тем, кого ваши приняли за меня. — Незачем Иеровоаму знать подробности о дубле. — Помимо твоих единоверцев, по моим следам тащатся ещё всякие «друзья»…
— Так вам что, помешает лишний ствол? Я ангельски хорошо стреляю!
— Кто ж тебе его даст? — Тут я разозлился по-настоящему. — Ты думаешь, я вручу оружие тому, кто час назад был готов убить меня? Вот честно скажи, ведь готов был?
Иеровоам отвёл глаза и, помедлив немного, кивнул.
Наверняка ведь ещё и спусковой сенсор нажимал, гад, в наши спины целясь, а теперь вместе с нами просится! И то, что он выполнял приказ Дьякона, ничуть сопляка не оправдывает — умел хулиганить, умей и ответ держать!
«Может быть, всё же возьмём? — Синдбад вновь перешёл на беседу через имплант. — Доведём до Тушинского лагеря, да там и оставим — пусть сам выкручивается. Всё равно в ту сторону идём».
— Нет! — повторил я.
Очень неразумно тащить с собой по Пятизонью того, в ком ты не уверен и кому ты не можешь дать в руки пушку. Он будет обузой, отвлекающим фактором, минус-баллом в любой ситуации, и может стать причиной больших проблем. И мало меняет ситуацию факт, что юный праведник — вовсе не новичок, что он понюхал пороху и знает, чего здесь с чем едят.
Вон, в экспедициях на одного большеголового приходится пять вооружённых проводников!
— Нет, не возьмём, — повторил я в третий раз.
— Тогда отпускайте, — сказал Иеровоам мрачно и решительно. — Отдам себя в руки Господа. Если будет на то его воля, то выживу, а если нет — то лучше сгинуть от лап безгрешных тварей, чем так жить.
— Ты что делаешь? — прошипел Синдбад. — Давай хоть вооружим его! «Мегеру» отдадим!
Тоже мне, гуманист выискался. И как он с таким гуманизмом в Пятизонье выжил, интересно мне? Или каждого чугунка добрым словом встречал, а злобным бандюкам подставлял вторую щёку?
Расскажите кому-нибудь другому!
— Пусть уходит, — сказал я твёрдо. — Ты можешь идти вместе с ним. Я тебя с собой не звал и не раз предлагал тебе уйти. Вот очередной удобный случай. Вы делайте, что хотите, а я дальше отправлюсь.
Мальчишка глаза выпучил — он-то не знает, что мы с Синдбадом едва знакомы.
Ну а бритоголовый закряхтел, засопел, глаза кровью налились — того гляди, в драку полезет. А что, брат Лис, может, это не худший вариант — расплеваться и разбежаться, чтобы дальше идти в одиночку?
Как раньше, в прежние спокойные времена.
И тут Синдбад вместо того, чтобы кинуться в драку или послать меня по матушке, неожиданно успокоился.
— Зачем ты так делаешь? — спросил он, пристально глядя на меня.
— Что именно?
— Пытаешься доказать всем и себе самому, что ты мерзкий бессердечный ублюдок. Ведь ты не такой! Ведь ты понимаешь, что мальчишка — не кровопийца, не прожжённый праведник!
— Давай без проповедей! — Я выставил перед собой ладони. — Какой я есть, такой я и есть, и если хочешь с ним возиться, то возись, а мне скоро надо будет идти. Дубль на месте сидеть не станет.
Синдбад усмехнулся, и мне почему-то захотелось его ударить — столько превосходства оказалось в этой усмешке. Я заскрипел зубами, удерживаясь от глупого, совершенно мальчишеского желания — что мне за дело до чужих улыбок?
И в этот момент что-то случилось с моим главным имплантом — он выдал информацию, что тестируемая колония наноботов типа 36К5643 несовместима с остальными компонентами внутренней информационной системы, а кроме того, обладает признаками внутренней нестабильности, а затем вовсе завис, выключился, точно ему выдали несколько слишком сложных задач одновременно.
Ощущение мерзостное — словно внутри головы возникло выгнившее дупло, как в больном зубе. Плюс нехватка привычного внутреннего собеседника, с которым поддерживаешь полуосознанный диалог.
Я сбился, замер, пытаясь осознать, что со мной происходит.
Нет, само сообщение выглядело обычно, такие я получал пару раз в процессе имплантации новых устройств. Да вот только никаких колоний наноботов типа 36К5643 рядом не наблюдалось, как и мнемотехника с набором оборудования.
Главный имплант включился, пустота в голове заполнилась, и на мгновение мне показалось, что через мои глаза смотрит кто-то ещё.
— В чём дело? — спросил Синдбад.
— Так, ерунда, — просипел я, заставляя себя вспомнить, чем мы тут вообще занимаемся. — Не обращайте внимания. В общем — я уже сказал, я ухожу, один или с тобой, но не с ним.
