— Думаю, часа через два у нас уже будет общая картина, — заметил Сучков, на чей личный модуль сливались результаты наиболее интересных «бесед».
Так выяснилось, что «окровавленный бердыш» является эмблемой малозначительной партии «Славянская старина», зарегистрированной два года назад в Томске, но базирующейся в Санкт-Петербурге. Музыкальный клуб «Орфей» один из лидеров «Старины» приобрел десять месяцев назад. В дни, когда здесь не проводилось партийных мероприятий, клуб работал в режиме «открытого доступа». Часть публики — «бердыши», часть — случайные посетители. Охранники, соответственно, тоже были «партийными». Этих сразу увезли на Мещанскую — на «глубинное потрошение». Сроки им светили немалые, равно как и замешанным в инциденте полицейским. Всё это были пешки, но и фигурам покрупнее тоже непоздоровится. Поскольку никто из лидеров «Старины» не обладал специальными привилегиями, Сучков распорядился задержать всех, произвести обыски в офисах партии и на квартирах ее основоположников. Поднаторевший в работе с сектами Иван работал жестко и быстро, помня, что уничтожение материальных улик — дело нескольких часов, а информационные базы вообще подчищаются мгновенно.
— В голове не укладывается, — проговорил Артём. — Такое — в Санкт-Петербурге. Под боком у Государя! А если бы на моем месте оказался обычный гражданин?
— Его, скорее всего, осудили бы, — сказал Иван. — А преступники остались бы на свободе. Возможно, такое уже имело место: мы это выясним. Но это — единичные случаи. Можно купить пару рядовых полицейских, но не Департамент общественной безопасности.
— Когда мы с тобой учились, никто и подумать не мог, что полицейского вообще можно купить, — заметил Грива.
— Да, — согласился подполковник. — Тенденция неприятная. Но ожидаемая. Чем спокойнее мы живем, тем мягче становятся карательные органы. Согласись, нынешний наш Государь, да благословит его Бог, куда либеральнее своего батюшки. Ты, кстати, можешь идти и веселиться.
— Я мог бы помочь…
— Спасибо, брат, мы и сами как-нибудь справимся! — Сучков похлопал Артёма по руке. — Ты же на отдыхе — вот и отдыхай. Тем более у меня выпускной балл на три пункта выше, чем у тебя, не забыл?
— Ошибка компьютера, — немедленно отреагировал Грива.
Оба рассмеялись.
— Иди, — сказал Иван. — Я скажу ребятам, чтобы тебя в центр подбросили. На нашей вертушке. Тебе куда надо?
— К Летнему саду.
— Лады. Веселись, а завтра, часиком к двенадцати — ко мне, на Мещанскую. Я за тобой вертушку пришлю.
— Ты же в Махачкалу улетаешь? — удивился Грива.
— Уже нет, — ответил Сучков. — Я подумал — и решил сам эту «Старину» раскручивать. Есть у меня чувство: далеко ниточка потянется, моему заму не удержать.
— А кто у тебя зам?
— Ты не знаешь. Он не из наших. Из киевской Школы.
— Понятно. Ладно, до завтра.
У входа Гриву остановил Жареный. Такой длиннющий, что Грива сразу его вспомнил: Жареный пять лет был бессменным капитаном баскетбольной команды.
— Сударь! От лица Департамента общественной безопасности приношу вам свои извинения!
— Принимаю, — серьезно ответил Артём. — Можете рассчитывать на мою помощь, господин подполковник! Правда, Валер, если что нужно — скажи.
— Благодарю вас, сударь! — Жареный коснулся пальцами края фуражки. — Вон ваша вертушка, сударь! Счастливо отдохнуть, Артём!
Глава тринадцатая
КРИВАЯ САМОУБИЙСТВ
Артём Грива
На следующий день я сидел у Ивана в кабинете и от нечего делать изучал сводку происшествий. Строго говоря, права на просмотр у меня не было. Сейчас, будучи представителем крупнейшей международной спецслужбы, я не имел российского допуска даже на уровень ДСП. Вот когда я работал в Управлении Контроля внештатных ситуаций, у меня была нулевка по Управлению, единичка по всему Департаменту внешней разведки и двойка — по базам прочих Департаментов. Это потому, что каждый Департамент традиционно оберегает свои базы данных от прочих российских спецслужб: установка, заложенная еще Кондратьевым. Взаимный контроль и жесткая конкурентная борьба. Правда, в теперешние времена свирепости в отношениях спецслужб поубавилось. Соперничество из реальной борьбы превратилось в подобие спорта, поскольку на ключевых постах Департаментов сплошь и рядом сидели выпускники-«односкамеечники», для которых только Россия и Государь были выше школьной дружбы. Да и в самом деле, неужели я стал бы рыть компромат на Ваньку Сучкова? Или он — на меня? Мы еще в своем уме.
— Ванька, — сказал я. — Ты кривую самоубийств за последний год прописывал?
— Почему — кривую? — рассеянно спросил Сучков. По его дисплею на предельной скорости «прокатывалась» информация, и чтение требовало максимум внимания.
— Потому что наблюдается явная тенденция к росту. Причем в геометрической прогрессии. По текущему кварталу уже сто сорок два.
— Да ты что? — Ваня заблокировал экран и повернулся ко мне.
— Сам смотри, — я продемонстрировал ему график. — В позапрошлом квартале — восемнадцать, в прошлом шестьдесят четыре, а в этом сто сорок два.
Ванька глянул… и вздохнул с облегчением, даже засмеялся.
— Это же попытки, — сказал он. — Реально — всего восемь трупов.
— Да, — согласился я. — Но с реальными, сударь, еще хуже. Два, четыре, восемь. А к концу года будет не меньше шестнадцати.
— Да пусть хоть двадцать! — отмахнулся Сучков. — Для шестимиллионного города… — попытался вернуться к своей информации.
Но я не дал.
— Дважды два — четыре, — сказал я. — Четырежды четыре — шестнадцать. Шестнадцать на шестнадцать — двести пятьдесят шесть… Ваня, это тенденция! Неужели никто из ваших аналитиков ее не зацепил?
Мой друг потер виски — наверняка со вчерашней ночи так и не ложился.
— Артём, — сказал он. — Мы не занимается самоубийствами. Мы даже убийствами занимается только тогда, когда замешана политика или нарушена Конституция. Здоровье населения — это Департамент здравоохранения, если ты еще не забыл.
— Не забыл, — сказал я. — Приложи пальчик.
— Это что? — он уставился на документ, который выполз на его дисплей, нахально потеснив оперативную информацию.
— Это, Ваня, мой допуск к служебной информации.
— Зачем? — удивился мой односкамеечник.
— Затем, что я собираюсь привлечь кое-чье внимание к этому делу и хочу, чтобы все было законно. Я теперь твой внештатный консультант. Визируй, не парься.
Ваня прижал палец к идентификатору и быстро согнал мою бумажку. Что и требовалось. Я тут же набрал номер Императорской Канцелярии. Причем воспользовался камергерскими привилегиями и вызвал Секретариат, минуя Приемную.
Ответили мне не сразу. Прошло минуты три-четыре, пока на моем экране высветилось лицо. И не просто лицо, а Лицо. Первый заместитель Секретаря Императорского Совета действительный тайный советник Вершин. Лично.
— Ваше Высокопревосходительство! — я был, мягко говоря, удивлен.
— Здравствуйте, майор Грива! — чопорно произнес он. — От имени Императорского Совета приношу вам извинения за вчерашний инцидент! Заверяю вас, что виновные в преступлении против подданного Российской империи будут строго наказаны!
Намек прозрачнее некуда. Подданный Российской империи, а не сотрудник «Алладина». Не международный скандал, а дело, так сказать, домашнего свойства. Однако мне как подданному было очень приятно узнать, что информационные каналы российской государственной машины работают без перебоев.
— Сожалею, — сказал я, — что столь незначительный эпизод отнял время у вашего высокопревосходительства. Сам я никогда не осмелился бы посягнуть на внимание столь занятого человека, как вы, ваше высокопревосходительство. Мой вызов не имеет отношения к вчерашнему инциденту. Я только хочу довести до сведения Секретариата некую социальную информацию, и принять ее может лицо куда меньшего ранга, чем вы, ваше превосходительство!
— Излагайте, майор, — прервал меня советник. — Даю вам пять минут.
Я уложился в одну. И еще одну минуту обосновывал, почему я не обратился в Департамент здравоохранения.
— Какова вероятность, что это — проявление феномена спонтанной деструкции? — спросил Вершин.
— Не более нескольких процентов, — честно ответил я. — Если я свяжусь со своим начальством и оно подключит наших аналитиков, вы, ваше высокопревосходительство, получите более обоснованный ответ.
— Думаю, пока в этом нет необходимости, — задумчиво произнес советник. — Я свяжусь с директором Департамента территорий. Пусть разбираются. Благодарю за службу, майор! — он улыбнулся.
— Служу Государю и России, — ответил я без улыбки.
Да, я сотрудник «Алладина», но это не значит, что я больше не служу своей Родине!
