Мне вдруг расхотелось говорить о деле. В конце концов — я в отпуске. И друзей не видел больше года. Нет, это не «бердыши» психи, а мы сами. Работа, работа, работа…
— Значит так, друзья мои, — заявил я, — вечером все дела отставить. Нынче вечером мы идем в баню. В нашу баню!
— Хм-м-м… — изрек подполковник Сучков. Под нашей подразумевалась баня на Наличной улице, выстроенная через три года после Коронации в пяти минутах ходьбы от казармы Высшей Императорской школы и сразу же превратившаяся в своеобразный клуб «государевых орлят»: курсантов Военного Корпуса. — Стоит ли молодежь смущать? У меня есть другое предложение: послезавтра на конец недели слетаем в Суоми. Зарядим домик в лесу, рыбку половим — я организую.
— Кстати о рыбках… — подал голос Буркин. — Рыбок я берусь организовать. Себе и Артёму. Ваня у нас человек женатый…
— Серьезно? — Я чуть палочки не уронил. Вот это новость! Ай да Сучков! — И когда?
— Семь месяцев уже.
— И ты молчал!!!
— Да он вообще ненормальный, — сказал Буркин. — Сдвинулся умом, как его сектанты. Знаешь, с кем поведешься… Представляешь, юной супруге вместо медового месяца программу «Муж в командировке» устроил.
— Так сложилось, — проворчал Сучков.
— Значит, баня отменяется! — заявил я — Все будет культурно. Вечером — в Мариинку. Ответственный — я. А потом — большой ночной загул по клубам. Ответственный — статский советник Буркин, потому что я, как вчера выяснилось, в злачном мире Санкт-Петербурга уже не специалист. Подполковнику Сучкову предписывается явиться с супругой на предмет предъявления ей меня, лучшего друга, односкамеечника и настоящего боевого офицера, в отличие от вас, канцеляристов. Вопросы, возражения есть?
— Есть, — сказал Сучков. — Супруге моей через три недели рожать, так что с загулом придется повременить. А в Мариинку мы пойдем. Там сегодня премьера, на которую простому жандарму ни в жисть не пробиться, а всяким там камергерам — раз плюнуть…
Но в Мариинку мы в этот вечер не пошли. И с женой Ивана я тоже не познакомился.
Едва мы вернулись на Мещанскую, Сучкову вручили результаты глубокой психиатрической экспертизы задержанных «бердышей», которая полностью опровергла предварительные выводы следователей-психологов Департамента. Никаких психопатологических отклонений у задержанных не было. Нельзя же считать отклонением инстинктивную реакцию, изначально, на генетическом уровне, входящую в поведенческую модель человека…
Глава четырнадцатая
ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ИНСТИНКТ
Артём Грива
— Элементарная вещь, — заявил председатель экспертной комиссии. — Естественная реакция живого существа, чье существование связано с обладанием определенной территорией и вынужденного в ограниченном пространстве, контактировать с избытком себе подобных. Агрессия в такой ситуации — безусловный рефлекс, но направлена она может быть либо внутрь, либо наружу, либо в обоих направлениях, в зависимости от видовых установок. Крысы в подобных ситуациях, извините, кушают друг друга, лемминги, говорят, идут топиться, а для вида хомо сапиенс направление воздействия варьируется в зависимости от психологии конкретного индивидуума. Для сильных мужских, физически здоровых особей характерно первоначальное направление агрессии вовне, но если индивидууму не удается реализовать свой посыл, возможна конвертация импульса в суицидальный.
— В таком случае как вы объясняете то, что на своих сборищах наши подследственные не набрасывались друг на друга, а наоборот, сводили эту вашу естественную реакцию к нулю? — спросил я.
— В структурах с жесткой иерархией всякая агрессия без санкции вожака недопустима и воспринимается вожаком как вызов. Кроме того, в таких группах существуют внутренние опознавательные символы: вербальные, поведенческие, визуальные. Такая группа будет действовать как единая система с общим управляющим центром…
— Постойте, профессор! — перебил я эксперта. — Насколько я понял, члены этой системы, как вы выразились, обладают повышенной агрессивностью. Насколько мне известно, такие вот сердитые молодые люди, собравшись вместе, не только не утрачивают агрессивности, но, наоборот, становятся еще более агрессивными и охотно направляют свою агрессию вовне.
— Совершенно не обязательно! — запротестовал эксперт. — У них есть лидеры, способные управлять всей группой в целом…
— Стоп! — опять перебил я. — У нас есть данные, что вспышки агрессии внутри групп гасились самопроизвольно. Без участия лидеров. Как вы это объясняете?
— Это надо проверить, — уклончиво ответил эксперт.
Нет, «умник» — всегда «умник». Там, где нормальный человек скажет: я ошибался, ученый заявит: «предположение следует подвергнуть анализу». Ну как же! Признать в присутствии человека не из твоей «касты», что ты не всеведущ…
— Всё следует проверить, профессор! — заявил Сучков. — Если у вас есть хоть малейшие сомнения в психической полноценности подследственных, вам следует указать это в заключении. Иначе эти граждане должны будут в полной мере ответить перед Законом, а по предъявленному им обвинению они могут получить от шести до пятнадцати лет лишения свободы плюс пожизненное ущемление в правах. Это очень серьезно, профессор!
— И еще один момент! — вмешался я. — Я хочу знать, чем члены группы «Славянская старина» отличаются от остальных граждан города. Почему мне, ему (кивок в сторону Ивана), вам и миллионам остальных жителей Санкт-Петербурга не приходит в голову набрасываться друг на друга? Чем они отличаются от нас? Если это не дефект психики — то что?
— Возможно, у них повышенный уровень притязаний… — произнес эксперт. — Мнение комиссии единодушно: это не психическое отклонение, а нормальная поведенческая реакция, генетически заложенная в любого человека. Разумеется, поведенческие характеристики варьируются.
— Разумеется, все люди разные! — кивнул я.
С господином экспертом все было ясно.
— Подполковник! — я повернулся к Сучкову. — Полагаю, нам следует передать решение этого вопроса на более высокий уровень.
— А кто вы, собственно, такой? — недовольно осведомился профессор.
— Артём Алексеевич — представитель Секретариата Двора, — не моргнув глазом соврал мой друг.
Председатель экспертной комиссии поджал губы. Но вякнуть не посмел. Пререкаться с представителем Государя — чревато. Может кончиться тем, что пререкающемуся придется преподавать психологию китайцам в какой-нибудь Небраске.
— Слушай, — сказал я Сучкову, когда мы остались вдвоем. — Давай-ка еще разок глянем материалы допросов. Что-то мне они смутно напоминают…
— Можешь не смотреть, я тебе и так скажу, — сказал мой друг. — Помнишь, нам еще в Корпусе фильм показывали? О разгроме последней террористической организации…
— «Новая нация»?
— Они самые. Очень похоже. С поправкой на язык, конечно. Там все были из Запад-Европы, но если перевести с французского и немецкого, уверен, та же самая лексика. Отчетливо просматривается общая матрица. Ты уж мне поверь, я такие вещи с ходу отлавливаю. Специфика работы такая: едва доложат мне, что кто-то обещает последователям «космическое сознание» или «открытие третьего глаза» за соответствующее вознаграждение, сразу ясно: мой контингент, берем в разработку.
— Неужели этим еще можно кого-то охмурить? — удивился я. — Не устарело?
— Новое — это хорошо забытое старое, — сказал подполковник. — Казалось, при Кондратьеве эту пакость вывели начисто, ан нет. Опять торгуют той же дрянью. Даже обертка та же.
— Хочешь сказать, что эта «Старина» — зачаток будущего всплеска нацизма-терроризма?
— Какое там будущее! Нет у них никакого «будущего». Этот сорняк мы выполем с корнем. — Сучков усмехнулся. — Для того в Российской империи и существует Департамент территорий. Меня другое беспокоит: партейка эта, «Славянская старина», зарегистрирована года два назад и год с лишним ничем особым себя не проявляла, разве что пыталась к Федерации русских единоборств присосаться, но «стеночники» их в момент раскусили и шуганули. А ровно девять месяцев назад вдруг пошла в рост.
— Может, им денег прибавили? — предположил я.
— Нет, я проверял. Зато этот рост в точности коррелирует с той кривой, в которую ты мне ткнул носом нынешним утром.
— Кривая самоубийств? — у меня в мозгу щелкнуло: офицер «Алладина» отодвинул в сторонку подданного Российской империи. — Прошу прощения, подполковник. Назовите, пожалуйста, точную дату.
— Пожалуйста, — Сучков вывел на экран обе кривые. — Первые числа сентября прошлого года. Плюс-минус семь дней… — Иван посмотрел на меня, прищурившись: — Что-то не так, Артём?
— Всё так, — сказал я. — Это «ифрит».
