— Вот пока и не решай. Все нужно делать по мере поступления возможностей. Не хорошее дело: догонять в жизни.
— Кого? — не поняла Наташа.
— Себя. Ведь, чувство долга, как чувство вины. От него хочется избавиться. Но долго не получается.
— Да, в принципе, может, вообще, не получиться.
— Поэтому и не занимаю.
Наступило молчание. Выражение его лица там, в разговоре с мужчиной, застряло у нее в мозгу тонкой, острой иголочкой.
— Обрати внимание, люди, просящие взаймы, почти всегда недовольны жизнью.
— Это недовольство приходит, чаще всего, с возрастом.
— А у молодых не бывает?
— Бывает.
— Знаешь, американцы говорят: пока ты не доволен жизнью — она проходит.
Стараясь говорить легко и не заинтересованно, сказала: «Интересно, это расчетливость или жадность?»
— Это умение зарабатывать деньги, и ценить заработанное.
Ответить нечего.
— В понятие культуры, Наташенька, входит еще и умение разумно тратить деньги, — сказал он назидательно.
Что-то в ней взбунтовалось: то ли манера говорить, то ли желание поучать. Но стало неприятно на душе. Лицо не смогло этого скрыть.
— Ты еще не понял главного: все, что можно купить за деньги, по большому счету, ничего не стоит.
— Теоретически я это понимаю. Скажи, почему любовь к деньгам называют низменным чувством?
— Мы с тобой люди разных поколений и поэтому на очень многие вещи у нас диаметрально противоположные мнения.
— Я этого не заметил.
— Не понял. Это точнее. Я говорила тебе, правда по другому поводу, что не люблю посредников. Не понимаю «светлую» любовь к деньгам. Ведь, эти бумажки не более чем посредники между нами и необходимыми вещами.
— Но ведь, для чего-то придумали эти «проволочные» заграждения, имя которым деньги?
— Через них так трудно пробиться к сердцу и душе другого человека.
— Видимо, не зря одних называют прагматиками, а других романтиками.
— Прагматики знают, что тяжело зарабатываются маленькие деньги, а большие легко. Может, поэтому и смотрят всегда под ноги.
— Разве осторожность бывает лишней?
— Не знаю. Знаю, что романтики смотрят в небо.
— Может, они пришли оттуда?
Он посмотрел на небо.
— Может. Обрати внимание, деньги делают людей агрессивными.
— У нас это естественно.
— Почему?
— На них изображен дедушка Ленин или ему подобные.
— Ты думаешь, если бы рисовались цветочки, птички или козлики, все резко поменялось?
— Не знаю
— Кирилл, ты же умница, ты должен понимать, что золото для души и тела имеют разное значение. Что чрезмерная любовь к деньгам приводит к болезни.
— Какой? — усмехнулся Кирилл.
— Алчности.
— Это болезнь?
— Да. Это психическая болезнь. Она зарабатывается так же, как и алкоголизм. «Хитрая» болезнь, которая рассчитывает на то, что в человеке слабое, а зачастую и не управляемое, чувство меры. Хочется все больше и больше денег, все больше и больше пить. А главное, не в состоянии ответить на вопрос: зачем? Какое от этого удовольствие, какое наслаждение? У меня есть, а у других нет? Чего? Бумаг? Деньги заслоняют разум или разумный подход, простые вопросы загоняя в тупик. Что важнее: бесчетное количество зеленых бумажек или здоровье, или искреннее счастье со взаимностью, или свобода: выбора, передвижения, общения? Похоже, мы в жизни выбираем собственные болезни.
Кирилл ее не понимал.
— Понимаешь, деньги опасны еще одним: ими завоевывают.
— Я знаю. Еще завоевывают оружием, еще комфортом.
Он чуть не сказал: ты, видно, забыла. Он сказал другое.
— Я молод. Я хочу очень много. Я работаю, как проклятый. Ни у кого ничего не забираю, ни у кого ничего не краду. Хочу иметь сейчас, пока молод, пока мне это необходимо, пока есть желание и возможность этим воспользоваться. Посмотри, разве все люди ставят цели в жизни?
— Нет, не все. Интересно, а сколько из них понимают смысл собственных целей.
— Разве мои аргументы не понятны?
— Понятны. А мои?
— В них присутствует чувство осторожности.
— А в твоих — загнано в тупик слово «жалость».
С одной стороны, разговор начал раздражать Кирилла, с другой — ни с одним из тех, кого он знал, такого диалога произойти не могло. Она притягивала его и отталкивала. Нежная женщина, образованная умница была чужда ему по сути. Разница в возрасте говорила не только о разных представлениях любви, но и о разных предпочтениях в жизни.
— Мне кажется, в нашей стране делается все, чтобы искоренить слово «жалость».
— Горько, но ты прав. Я вижу это по Вите.
Впервые за время их встречи она вспомнила вслух сына. Все-таки в глубине души угнетало то, что Кирилл моложе даже сына. Старалась не думать. Но куда от этого деться?
Предопределенная бесперспективность взаимоотношений все больше и больше проявлялась. Наташа знала, понимала, что у этой любви очень близкое окончание, которое будет связано с разочарованиями и обидами. С одной стороны, о каком очаровании могла быть речь? Чувственность — да. Короткое, приятное времяпрепровождение — да. Но очарование? Нет. Для этого нужно быть намного моложе. По большому счету, что чувствовал Кирилл ее не очень интересовало. С другой — обиды. На что и за что? Обиды появляются только тогда, когда много делаешь для другого, ущемляя себя и не получая взамен. Для этого нужно время. Время, чтобы делать, время, чтобы гордиться содеянным, время, чтобы ждать ответных поступков и время, чтобы обижаться. Обижаться, не дождавшись и разочаровавшись. Всего этого у Наташи не было и не могло быть. Но это, вполне, могло быть в душе Кирилла. Он очарован, он старался, как мог, ему казалось, что так будет долго. Прошло совсем не много и жизненные разночтения и предпочтения, взгляды и перспективы начали ставить все на свои места. Ему казалось, что разные взгляды на одни и те же вещи не могут повлиять и, тем более, разрушить хрустальный замок под названием «любовь».
Одна мысль, не останавливаясь ни на минуту, сверлила его мозг: как вернуться к прошлому? Как заговорить о встрече? Что предложить? Где встретиться? Он понимал и не хотел понимать, что за эти недели Наташа отошла от него. Дело было не в смерти отца. Просто, в Крыму всего пару дней, а здесь — несколько недель. Кирилл боялся позвонить домой и опять разговаривать с Витей. Мобильный молчал. Но им нужно было встретиться. И они встретились в миллионном городе.
— Мы не случайно встретились, — думал он, — так было нужно. Кому? Мне. А ей?
— Наташа, ты спешишь?
— Да.
— Когда я застану тебя дома?
В лице у нее удивление.
