- Продай их как мощи, - сказал я, - а деньги потрать на новый колокол.
- Но они могут быть язычниками! - возмутился он.
- Ну и что? - спросил я, распрямившись и вздрогнув от привычной боли. Теперь смердящий погреб послужит темницей для Бриса и его людей. Они заслужили и худшего. Они обшарили дом Этельфлед, сложив всё самое ценное в кучу - платья, покрывала, драгоценности, кухонные горшки и лампы.
- Это принадлежит ее мужу, - угрюмо объяснил мне Брис, - а в монастыре ей не понадобятся пышные наряды.
Значит, вот что являлось частью сделки, которую Этельхельм заключил с Этельредом - влиятельные западные саксы должны были каким-то образом принудить Этельфлед уйти в монастырь. Одобрил бы это ее брат? Не знаю. Но, пришел я к заключению, Эдуард, возможно, завидовал славе сестры. Его постоянно сравнивали с отцом и находили обделенным его качествами, а теперь, что еще хуже, считали менее грозным воином, чем сестра. У королей, даже таких достойных, как Эдуард, есть своя гордость. Он согласился бы с тем, что не может соперничать с отцом, но, должно быть, ему было ненавистно слышать похвалы в адрес сестры. Он с удовольствием отправил бы ее в монастырь.
Тело отца Алдвина внесли в церковь. Финан натянул на труп разорванную черную рясу, но невозможно было скрыть, каким ужасным был его конец.
- Что произошло? - испуганно прошептал отец Креода.
- Он покончил с собой из-за угрызений совести, - сказал я ему.
- Он...
- Покончил с собой, - рявкнул я.
- Да, господин.
- Значит, это самоубийство, - продолжал я, - и его нельзя хоронить в освященной земле. даже не знаю, с какой стати Финан принес его в церковь.
- Просто не подумал, - ухмыльнулся Финан.
- Так что лучше выкопай ублюдку глубокую могилу где-нибудь вне городских стен, - посоветовал я.
- На перекрестке, - предложил Финан.
- На перекрестке? - спросил отец Креода.
- Чтобы его душа сбилась с пути, - объяснил Финан. - Она не поймет, в какую сторону идти. Ты же не хочешь, чтобы его дух вернулся, прости Господи, так что закопай его на перекрестке, чтобы запутать.
- Запутать, - повторил отец Креода, в ужасе уставившись на скривившееся в жуткой гримасе лицо мертвеца.
Бриса и его людей втолкнули в темноту провонявшего дерьмом подвала. Со всех сняли кольчуги, сапоги, украшения и ремни.
- Через два дня можешь их выпустить, - сказал я главному городскому судье. - Брось ублюдкам немного хлеба и дай несколько ведер воды, а потом оставь там на два дня. Они будут пытаться убедить тебя выпустить их пораньше, пытаться тебя подкупить, но не выпускай их.
- Не буду, господин.
- А если ты это сделаешь, - продолжал я, - станешь моим врагом и врагом леди Этельфлед.
Было время, подумал я, когда такая угроза и в самом деле чего-то стоила.
- И моим, - вступил в разговор Финан.
От тихих слов Финана судья содрогнулся.
- Они останутся там на два дня, господин, обещаю. Клянусь телом Господа нашего, - он повернулся и поклонился в сторону алтаря, где торчали заключенные в серебро перья тех гусей, что Святая Вербурга изгнала с поля.
- Выпустишь их раньше, - добавил Финан, - и за тобой придут духи тех костей.
- Клянусь, господин! - отчаянно воскликнул судья.
- Думаю, меня закопают на перекрестке, - сказал я Финану, когда мы направились обратно к дому Этельфлед.
Он ухмыльнулся.
- Мы устроим тебе достойные похороны. Разожжем такой костер, что затмит солнце. Поверь мне, твои боги узнают, что ты к ним идешь.
Я улыбнулся, размышляя о перекрестках, обо всех построенных римлянами дорогах, что постепенно разрушались по всей Британии. Часть их смыло наводнениями, иногда камни растаскивали, потому что большие плоские валуны хорошо подходили, чтобы разметить границы поля, или для фундамента строений. Путешествуя по стране, чаще всего мы ехали или шли рядом с дорогой, потому что на ее поверхности зияло слишком много ям, мешающих продвижению, и дорога оставалась лишь затянутой сорняками отметиной, указывающей направление. Эти разрушающиеся отметины протянулись по всей Британии, и я гадал, что с ними случится.
- Как думаешь, - спросил я Финана, - после смерти мы увидим, что здесь происходит?
Он бросил на меня странный взгляд.
- Священники говорят, что да.
- Правда? - удивился я.
- Говорят, что можно заглянуть в ад, - нахмурился он, - так почему же нельзя заглянуть в жизнь?
- Мне бы хотелось узнать, что произойдет, - сказал я. Я подумал, что дороги исчезнут, а поля по обе стороны зарастут орешником, а потом его колючие ветки скроют свои саваном старые дороги. Я это увижу из Вальхаллы? И неужели римляне до сих пор смотрят на Сирренсестр, недоумевая, как камень медового цвета и белый мрамор мог превратиться в сырую солому и гнилую древесину? Я знал, что заставляю Финана чувствовать неловкость, но знал также, что три Норны, эти мрачные женщины, контролирующие нашу жизнь, плетут нить моей судьбы и размышляют, не пора ли перерезать ее острыми ножницами. Я уже так давно опасался, что они это сделают, а теперь почти желал этого. Желал прекращения боли и всех бед, но я также жаждал узнать, как всё закончится. И закончится ли? Мы изгнали датчан, но разгорелась новая битва, битва за Мерсию.
- Здесь отец Кутберт, - объявил Финан, и я вынырнул из своих мыслей, увидев, что Осферт привез священника из Фагранфорды в целости и сохранности. Какое облегчение. Жена Кутберта Мехраса приехала с ним.
- Вы едете на север, - сказал я Осферту.
- Господин! - обратился ко мне Кутберт, узнав мой голос. Кнут ослепил его, и он крутил головой из стороны в сторону, чтобы понять, где я нахожусь.
- На север? - спросил Осферт.
- Мы все туда поедем, - ответил я. - Вместе с семьями. Мы едем в Честер.
- Господин? - повторил Кутберт.
- Вы с Мехрасой в безопасности, - сказал я ему.
- От чего, господин?
- Ты единственный оставшийся в живых свидетель первой женитьбы Эдуарда, - объяснил я, - и в Уэссексе есть люди, желающие доказать, что этого брака не было.
- Но он был! - горестно заметил он.
- Потому вы поедете на север, в Честер, - сказал я, - вы оба, - я бросил взгляд на Осферта. - Отвезешь все семьи на север. Хочу, чтобы вы отправились в путь завтра. Возьмешь в Фагранфорде две телеги для припасов и пожитков, и поезжайте через Аленсестр.
В Честер вели две хорошие дороги. Одна шла неподалеку от границы с Уэльсом, и я убеждал своих людей ездить по ней, чтобы показать валлийцам, что мы их не боимся, но дорога через Аленсестр была безопасней, потому что лежала гораздо дальше от приграничных земель.
