Он огляделся, да с таким страхом в глазах, что Клаус и Ригард невольно огляделись тоже, готовые увидеть среди еловых лап затаившуюся опасность.
– Меня зовут Маконец, и я иду в город Твердикулум. Знаете такой?
– Нет, – покачал головой Клаус, с подозрением поглядывая на этого Маконца. Путь у него был вроде долгий, а ни воды, ни съестных припасов при себе не имелось.
– Твердикулум в тридцати милях отсюда. Сначала дойдем до озера Каркуш, потом направо, мимо деревни и до песчаных дюн. Там еще мили три – и большая река, а вдоль ее берега и будет город Твердикулум. Ничего, если я составлю вам компанию, а?
– Это не наша дорога, иди куда хочешь, – пожал плечами Клаус, и они с Ригардом обменялись взглядами. Что-то в этом прилипчивом попутчике казалось им подозрительным.
– Сами-то откуда будете? Из Слимбурга?
– Угадал, – обронил Клаус.
– А куда теперь? Прогуляться или как? Гляжу, у вас одежка-то богатая. Из купеческих будете?
– Из купеческих.
– А я и сам из купеческих был… Только обеднели мы…
Вытягивая попутчиков на никчемные разговоры, Маконец продолжал их пытать и, как показалось Клаусу, уж очень часто поглядывал в лес.
Это продолжалось с полчаса, а потом темы для разговоров у Маконца иссякли и он понес полную чепуху.
– Я тут на реке раков ловил… И поймал – много… – Он присел, как будто поправить на башмаке язычок, и покосился на чащу, откуда вдруг вылетела перепуганная птица. – Они здоровенные, фунтов по пяти каждый и эта… синего цвета…
– Не бывает синих раков, да по пяти фунтов весу, – оборвал его Клаус, поудобнее перехватывая трофейный костыль, а Ригард поднял с обочины большой кусок сколотой гальки и спрятала за спину.
– Выходи, Брук! Мне нечего больше говорить! – завопил назвавшийся Маконцем попутчик, и, тотчас, сломав несколько веток, на дорогу выскочили два рослых оборванца – один с топором, другой с дубинкой.
– Давай кошельки, щеголи! – закричал тот, что был с дубиной.
– Да, кошельки давай! – закричал Маконец и, выхватив из башмака нож, бросился к Клаусу, но тот встретил его ударом костыля, а Ригард швырнул камнем в ближайшего к нему разбойника, а затем подхватил оброненный Маконцем нож и встал рядом с Клаусом.
Разбойники переглянулись. Обычно, стоило им появиться, путники пугались и делали все, что им скажут, но эти оказались не такие.
– Отдавайте кошельки и проваливайте! – потребовал один из громил, замахиваясь дубиной.
– Да, отдавайте кошельки… – простонал с обочины Маконец, ощупывая голову.
– Держи! – крикнул Клаус и, присев, ударил палкой громилу по голени. Тот взвыл, а его напарник отпрянул в сторону, и Клаус тут же приложил его по лбу.
Дорога была свободна, и приятели рванули вперед, не дожидаясь, пока разбойники оклемаются. Они бежали минут десять, постепенно уставая и замедляя бег. Остановились возле балки, по дну которой бежал ручей, и решили отсидеться у водоема, в который впадал этот ручей.
– Это должно быть рядом, смотри – чайка озерная! – сказал Клаус, указывая на белую птицу с красным клювом.
Они спустились в балку и двинулись вдоль густого кустарника, надежно скрывавшего их от возможной погони.
35
К озеру Каркуш приятели вышли ближе к вечеру, по кочковатой дороге, проходившей по старой просеке. Пока они шли по берегу, вдоль темного, лишенного звуков леса, у Клауса не раз возникало желание вернуться в Слимбург. Не страшила даже возможная встреча с грабителями, таким пугающим казались этот лес и дорога. Удерживало лишь то, что ночевать пришлось бы в этом же лесу, да и перед Ригардом было совестно, ведь он во всем полагался на него, Клауса.
– Здесь что, птиц совсем нет или они уже спят? – спросил он, когда Клаус уже уловил запах дыма из деревенских труб.
– Спят, конечно.
– Но солнце же еще высоко, – возразил Ригард, указав на густую синь небосвода над макушками елей.
– Стало быть, у здешних птиц натура другая, – пояснил Клаус.
– А как же здесь рыбу в город вывозят, если дорога такая непроезжая? – не унимался Ригард.
– Должно, по воде возят, да и город, может, другой, а вовсе не Слимбург.
– Оно конечно, – согласился Ригард, и какое-то время они шли молча. Ригард посмотрел на Клауса, явно собираясь спросить еще о чем-то, но тут кочковатая дорога вдруг вывела их на укатанный проселок, обильно удобренный конским навозом.
– Ну вот, должно, деревня за тем поворотом! – обрадованно сообщил Клаус и улыбнулся, впервые за последнее время.
– Уверен, что так! – поддержал его Ригард, и они зашагали быстрее.
Перед самым поворотом, на обочине, приятели увидели смятые молодые елочки и размашистый знак в виде косой засечки на стволе столетней ели. Срезанная чем-то острым, еловая кора свисала до самой земли.
– Ишь ты, постарался кто-то, – сказал Ригард.
– Делать им тут нечего, – произнес Клаус, не представляя, кто и как мог нанести дереву такую рану.
А между тем он оказался прав – за крутым поворотом показались первые дома Каркуша и часть другого берега озера, с черной и глубокой водой.
Появились первые живые звуки, прятавшиеся до этого на молчаливой дороге. Скрип весельных уключин на озере, стук молотка, куриное квохтанье и звон цепи.
Первый дом, до которого дошли Клаус с Ригардом, оказался нежилым, с темными окнами и припорошенным пылью крыльцом. Зато уже в следующем жили люди.
– Добрый вечер, хозяин, не подскажете, где дом Гизеллы? – спросил Клаус у старика с всклокоченными седыми волосами, который распутывал расстеленную на траве сеть.
Тот встал с табуретки и, оставив работу, подошел к забору. Затем выглянул на дорогу, идущую к лесу, и, наконец, ответил:
– Четвертый дом вот от того, тесаного…
Старик указал на дом с новой пристройкой, находившийся на другой стороне улицы.
– Спасибо, – сказал Клаус, и они пошли дальше, а старик остался у забора, глядя на разряженных по-городскому чужаков.
– Странный он какой-то, – сказал Ригард. – Ох, а жрать-то как хочется…
– Может, племянница бабушки Орсы нас и покормит, – предположил Клаус. Где-то неуверенно залаяла собака, но тут же замолчала, словно испугавшись собственной дерзости.
– Слушай, а чего у них все заборы поломаны и дома в бревнах? – спросил Ригард о том, что Клаус приметил еще на доме старика, у которого спрашивали дорогу.
Заборы стояли на месте, но они носили следы многочисленных ремонтов. Штакетник был разного размера, а кое-где его обломки оказались сшиты некрашеными досками и жердями.
Основания домов укреплялись бревнами, скрепленными коваными скобами, а ставни на окнах, с набитыми на них толстыми досками, выглядели более чем основательно.
На новых оплетках из бревен на стенах и ставнях то тут то там попадались косые зазубрины, которые Клаус тотчас сравнил со знаком на вековой ели.
– Добрый вам вечер, хозяин, здесь ли живет Гизелла, племянница Орсы? – спросил Клаус у молодого человека, который выглядел на пару лет постарше их с Ригардом и занимался тем, что раскладывал по корзинам вываленную на деревянные мостки рыбу.
Отставив корзину, молодой человек взглянул на незнакомцев, потом поднялся на крыльцо и, приоткрыв тяжелую, окованную железом дверь, крикнул:
– Мать, к тебе какие-то городские! Выйди!
И, спустившись, снова занялся сортировкой рыбы.
Вскоре на пороге показалась женщина лет сорока. Она вытирала руки о фартук, внимательно вглядываясь в лица незнакомцев.
– Мы от вашей тети Орсы, – пояснил Клаус. – Она сказала, что здесь для нас есть работа…
– Мы пришли свинью выгнать! – громко объявил Ригард, которому надоели эти полунамеки.
Разбиравший рыбу молодой человек резко поднялся, и они с матерью обменялись быстрыми взглядами.
– Ну, входите, – сказала хозяйка.
Клаус отворил расшатанную калитку, и они с Ригардом прошли во двор.
– Поднимайтесь в дом, а ты, Рой, позови старосту.
Молодой человек вытер руки о ветошь и пошел через палисад к соседнему дому.
36
Клаус с Ригардом поднялись на крыльцо и прошли мимо хозяйки в коридор, где на натянутых под потолком нитках висели пузыри с вялившейся икрой.
– Сюда проходите, в горницу, – сказала женщина, указывая на дверь. Клаус открыл ее и вошел в просторную комнату, где совсем не пахло рыбой, хотя во дворе и коридоре все пропиталось ее запахом. – Садитесь за стол, – сказала хозяйка, подхватила рассыпавшиеся волосы и скрутила их в пучок на затылке. – Сейчас я вам поесть принесу, но у нас тут только рыба.
– Мы любой еде рады, – сказал Клаус, оставаясь стоять возле стула.
– Садитесь, – повторила хозяйка и вышла.
– Ох и глазищи у нее! Уж не колдунья ли? – проговорил Ригард, с облегчением опускаясь на стул.
– Почему сразу колдунья? – возразил Клаус, тоже садясь и пристраивая рядом свой посох. – Просто им тут нелегко живется и всякий новый человек кажется враждебным.
