— Ясное дело, сей момент, вашбродь, принесу холодненькой! — взял под козырек старый солдат и исчез, словно его ветром сдуло.
Иван сунул в кисет листья, отслоив один листочек. Задумчиво скрутил из листочка цигарку и прикурил от заботливо оставленной у изголовья зажигалки. Цигарка не сразу раскурилась, но первый же вдох принес в голову необычайную ясность мыслей. Словно метлой вымело из башки всякий мусор, прошла боль, и вспомнился вчерашний день с кристальной ясностью.
Вспомнил, как кутил в кабаке, а потом потащил всю компанию в самый богатый ресторан крепости. Как всем девкам покупал украшения и особо понравившимся, а такие почитай все были, так и белье из самого богатого магазина. Девки танцевали на столе, демонстрируя Ванькины подарки. Но это была лишь верхушка айсберга.
Ляпнул кто-то из господ пилотов, что обидно, когда полицейские мотаются на раздолбанных истребителях, а пираты так на новеньких штурмовиках — несправедливо это. Отчего никто царю про то безобразие не доложит, царь добрый и справедливый, вот только бояре вороваты, да трусоваты. Чего им за нас радеть, кричал пилот, когда над ними не каплет?
В запале человек сказал, можно сказать пожаловался неизвестно кому на тяжелую жизнь пилотов полицейского полка. И отчего-то мнилось Ивану, что человек тот удивительным образом походил на полковника Врубеля. Хотя по его же словам по кабакам он не ходок, да и вполне возможно померещилось это Ивану.
Но слова в душу Волгина запали и он, недолго думая, позвонил в арсенал и за наличный расчет тотчас приобрел шесть новехоньких штурмовиков, на которых у царской казны никак деньги не находились. Тут же под веселый гомон пилотов оснастили штурмовики по каталогу самым крутым снаряжением и под крышку заправили горючкой. Хоть сейчас садись и лети крушить пиратов.
По такому случаю выпили за арсенал, за каждый штурмовик, за счастливую жизнь новых пилотов и чтоб всем пиратам пришел единовременный и повсеместный карачун. Разойдясь, Иван вспомнил и друзей. Позвонил куда следует, и уже через полчаса в ресторан ввалилась толпа женщин в самых легкомысленных нарядах. Почти одновременно к ресторану подъехал огромный грузовик и грузчики начали деловито монтировать перед рестораном какую-то мудреную конструкцию.
Как выяснилось, Иван прикупил по случаю у заезжего султана весь его гарем на сто душ прекрасного пола и тотчас же вручил этот подарок другу Кахе.
Перед рестораном же в скором времени вырос фонтан, заиграла музыка, заблистали огни и ударили в небо звонкие струи. Иван буквально силком притащил Семенова к фонтану — тот принюхался, отхлебнул из ладошки и побежал за кружкой в ресторан. Фонтан извергал из себя кристально чистую водку.
И что из этого? Сбылась мечта идиота — он богат, немыслимо богат. Друзья смотрят на него с завистью и… словно прощаясь. Кто он и кто они, небо и земля. Не ровня. Он теперь в верхи полезет, заводами да фабриками владеть, девок море, дворцы, яхты — красивая жизнь. А им лямку тянуть, да перебиваться с паленой водки на тухлую солонину. Грустно, блин. Не по-человечески как-то, не по-другански.
Сколько раз друг другу спину прикрывали, шли в лоб на опасность, чтобы друга спасти, а тут он один раз и в дамки. Непорядок, нельзя так, дурные деньги радости не принесут — отхлебнув из стакана водки, трезво рассудил Иван, — или ну их к черту или поделить с друганами, что осталось.
Правильнее поделить, грех деньгами раскидываться. Кому как не друганам долю той удачи получить, что Ивану подкатила? В этом и есть истинный смысл настоящей дружбы — все поровну и боль и радость! Кабы сразу та мысль в голову Ивана пришла, не болела бы она сейчас от мыслей тяжких. Не царь ведь Иван, не генерал, чтобы великими думами голову загружать, о народе думать. Все! Решено! Делим все поровну и делу конец!
Вот-вот это правильно, вдохновился Иван, как он сразу-то не догадался? А когда догадываться было, — оправдывался сам перед собой Иван, — ежели гужбанили от души всю ночь, увлеклись сверх меры, друганы поди сами еще не проснулись от пьянки. Есть время исправить ошибку судьбы!
— Оте-е-е-ц, еще водки сюда, бего-о-о-м! — загрохотал в коридорах гауптвахты командирский голос взбодрившегося Волгина.
«Вот она — жизнь царская! Чего не пожелаешь, все враз исполняется! Оковы и те из чистого золота. Это же надо, любой дурацкий каприз исполняется мигом и никто в рожу не тычет, мол дурак ты, Ванька! Все воспринимают, как должное, как важное и само собой разумеющееся. А как же на самом деле цари живут, если просто богатому человеку живется так радостно?»
«Меньшиков… Меньшиков… граф Меньшиков… ты должен найти графа Меньшикова… твоя цель Меньшиков…» — вновь проснулся назойливый голос в башке.
— Надо же так нажраться, — грустно взохнул Иван, — прям шиза какая-то. И дался же мне тот Меньшиков. Ну, что я приду к нему и скажу вот так вот в лоб: «Дай мне, дядька, корзину винища!»? Так не пойдет, проще у Шан Дженя прикупить, раз уж я при деньгах нынче.
Иван сильно затянулся и под табачный кайф выплеснул в луженую глотку водку из оставленного стариком стакана.
— Эх, заживу теперь по-царски! — мелькнула последняя мысль в голове Ивана.
То ли табак крепок оказался, то ли водка несвежая, но померкло все в глазах лейтенанта Волгина. Звезды полыхнули перед его внутренним взором и погасли. Шмякнулся кисет, звякнул о бетон стакан, тело лейтенанта безвольно опустилось на холодный пол.
* * *
Если вы проснулись после пьянки и у вас ничего не болит, значит, вы умерли.
Снова снится Ивану дивная картина. Словно проснулся он после сладкого сна, но глаз не открывает, нежится в мягкой постели под атласным одеялом. И все бы хорошо, только пить охота до невозможности.
— Оно и понятно, — размышляет Иван, — выпито намедни немало, сушняк утренний мучает организм.
Открывает он глаза, обводит взглядом окружающее его пространство и словно бы ищет что-то ему известное, чтобы не вставая с постели водички хлебнуть. Да где ж ты в кубрике такого найдешь, нужно на кухню к крану ползти, дурачина.
Однако пред взором Ивана встает неожиданная картина. Нет его кубрика вечно неприбранного, а лежит он в роскошной постели и действительно атласным одеялом укрытый. В комнате, размером со сто его кубриков, чего только нет — роскошь царская. А вот и кувшинчик заветный на прикроватном столике прямо под рукой стоит, Ивана дожидается — хрупкий, аж в руки брать боязно, но раз поставлен, знать можно брать без опаски.
Ай да сон, ай как все хорошо-то устроено в нем. Рука сама привычно к кувшинчику тянется, странная какая-то рука, словно и не своя — нет в ней силы, пухлая изнеженная рука, да и пальчики, как у девки — ноготки подстрижены, да наманикюрены. Не обращай внимания, Иван — то же сон, в том сне царская жизнь, вот и выглядишь ты по-другому в том сне. Вспомни казино!
Иван кувшинчик невесомый к губам подносит, а там не вода — медовуха чистейшая его дожидается, здоровье поправить собирается. Иван делает смачный глоток и тут организм странно вздрагивает, не принимает вроде как, пытается обратно отправить тем же путем.
— Стоп-стоп-стоп, что это за сон такой неправильный, кто ему хозяин? — возмущается Иван.
— Я ему хозяин, — отзывается сон.
— Не понял, так ты и разговаривать умеешь? — озадачился Иван, до сей поры не помнивший снов с ним болтавших.
С обитателями снов поболтать — это в порядке вещей, на то и сон, то есть собственная фантазия организма. Но, чтобы сам сон с тобой разговаривал, такого в жизни Ивана еще не было.
— А как же мне не уметь-то, чай не младенец, не уметь разговаривать. Одного не пойму, с кем я говорю-то, что это со мной такое творится — с утра медовуху пью? — капризным фальцетом возмущался сон.
При этом, как ни странно, шевелились губы и язык Ивана, а голос проистекал явно не его. Да еще так странно проистекал, словно Иван его ушами слышал и одновременно изнутри, как это бывает, когда вслух разговариваешь.
— Со мной разговариваешь, сон, хозяин я твой, Иван Волгин. Ты снишься, мечту показываешь, как на заказ. Спасибо за это великое. Только не совсем понятно, отчего в собственном сне медовуха поперек горла встала? — ласково, почти нежно ворковал Иван, боясь разрушить хрупкое творение собственной фантазии.
— Какой такой Иван Волгин? — взвизгнул сон. — Что значит — хозяин? Никто мне царю хозяином быть не может! — женственная ладошка Волгина-царя решительно хлопнула по одеялу. — Стража-а-а! — заорал Иван в голос, да как-то непривычно: визгливо, по-бабски, с претензией.
— Глупость какая-то, а не сон, — посетовал Иван, — в прошлый раз веселее было.
Он собрался было поговорить с собственным сном по душам, попытаться как-то выправить дело, но в тот же момент двери спальни распахнулись и вбежали охранники с дубинками наперевес и с ними встревоженный дворецкий.