от меня отодвинуться, как бы близко я ни склонилась. Он абсолютно беззащитен. С ним можно делать все, что угодно. Я не хочу, чтобы он был в сознании, ведь даже если он и убил мою семью, это слишком суровое наказание.
– Джозеф, если ты меня слышишь, подвигай глазами, как можешь, – говорю я.
У меня сжимается горло. Его глаза поднимаются вверх. Я уверена в этом. Часть меня хочет быстро бежать отсюда, пролететь через стерильную приемную и нестись по освещенным солнцем полям на улице, только бы не видеть этого. Джозеф не может общаться. Он не может быть здесь. Он же овощ. Он никогда не был в сознании. Правда ведь?
Я заставляю себя остаться. Если он на самом деле в сознании, как он должен сейчас себя чувствовать? Зная о возможности общаться. Я не могу этого представить.
– Отлично, – хвалю я его. – О боже, я думаю, что это видела. Пожалуйста, не повторяй это движение, пока я тебя не попрошу. Никаких движений, пока я не скажу.
Я жду несколько секунд и наблюдаю, как его глаза двигаются только по горизонтальной траектории.
Я понимаю, что схватила его за руку и сильно сжимаю ее, вероятно, причиняя ему боль. Я ослабляю хватку.
– Хорошо, Джозеф, – говорю я. – А теперь сделай это снова. Сейчас.
Вон оно! Легкое, почти незаметное движение. Такое движение нормальный человек, вероятно, и не заметит. Но я всю жизнь борюсь с лицами и рассматриваю их в мельчайших деталях, словно я с другой планеты. Поэтому я замечаю это движение глаз.
– Боже мой, боже мой, – повторяю я. – Ты на самом деле здесь. Нам нужно это повторить еще разок, чтобы я уже была уверена. Джозеф, повтори это. Сейчас.
Опять!
– Черт побери! – И это все, что я могу сказать. – Черт по-бе-ри!
Я откидываюсь на спинку стула, сердце стучит у меня в груди. И что мне теперь делать? Я получила только один вид сигнала – «да», но не «нет». Я смотрю на Джозефа, и весь ужас его судьбы тяжелым грузом наваливается на меня. Наверное, он мог бы столько всего рассказать, но пока не знает, как это сделать.
Я делаю глубокий вдох и опять склоняюсь к нему поближе.
– Джозеф, мне нужно знать, что делать. Мне нужно задать тебе несколько вопросов.
Глаза идут вверх.
– Я воспринимаю этот ответ как «да», но можем ли мы сказать «нет»? Ты способен сделать что-то еще? Что-то другое? Ты можешь повторить это движение два раза подряд?
Я смотрю на его лицо, руки, остальную часть тела, но в основном на его глаза. Ничего.
– Хорошо, – киваю я. – Наверное, для тебя сложно два раза подряд проделать это движение. У тебя очень хорошо получается. Я буду считать, что ты ответил «да», если ты двигаешь глазами, и «нет» или «не знаю», если ты ими вообще не двигаешь. Пойдет?
Быстрое движение вверх.
Я знаю, что он быстро устанет. Или кто-то сюда зайдет и велит мне прекратить эксперимент.
– Я – твоя сестра, – продолжаю я. – Сейчас меня зовут Ева, но раньше звали Селестина. Ты меня помнишь?
«Да!»
Я хватаюсь руками за стул. Он меня знает.
Наверное, у меня мало времени. Но я должна это сделать.
– Джозеф, ты помнишь что-нибудь про ту ночь, когда ты попал в аварию?
Я смотрю ему в глаза, но ответа нет. Они не двигаются.
– Ты забыл, что случилось?
Легкое движение.
Я вздыхаю с облегчением. Он не помнит. Он не знает, что натворил.
Я жду несколько секунд, затем тихо спрашиваю:
– Ты хочешь, чтобы мы позволили тебе умереть?
Очень явное движение глазами. Мгновенный ответ.
Он хочет умереть. Он в сознании и хочет умереть.
Дверь распахивается, и в палату быстро заходит женщина. Судя по виду, это медсестра, у нее прямоугольная фигура, каштановые волосы зачесаны назад. Всем своим видом она показывает, что не потерпит никаких возражений. Я ее не узнаю, но в этом нет ничего удивительного.
– Ева Тейлор? – спрашивает она у меня.
Я киваю.
Она бросает взгляд на Джозефа, и у нее округляются глаза.
– Пожалуйста, пройдите со мной.
– В чем дело?
– Боюсь, что СМИ каким-то образом узнали, что ваш брат находится в нашем заведении. – Она смотрит на Джозефа со смесью удивления, возбуждения и ужаса. – Репортеры дежурят у главного входа. Мы считаем, что вам лучше уйти через черный ход, пока они и туда не добрались. Если не возражаете.
Вот оно. Начало конца Евы. Я почти ощущаю облегчение.
– Но мне нужно поговорить с доктором Патель.
– Вы можете поговорить с ней по телефону?
Она уже выводит меня из палаты, явно не собираясь слушать, что я скажу.
У меня нет возможности что-то еще сказать Джозефу.
Я быстрым шагом иду за медсестрой, и вскоре мы оказываемся у черного хода. Он ведет в сад, по большей части состоящий из стриженых лужаек, но в окружении больших кустов. Двое сотрудников украдкой курят под деревом в дальнем конце сада. Никаких журналистов здесь нет, но когда я выглядываю из-за угла здания, я вижу, сколько их собралось на автостоянке.
– Они могут меня узнать, – говорю я медсестре. – Как мне добраться до моей машины? Они же навалятся на меня всей толпой.
– Дайте мне ключи от вашей машины. – Похоже, она наслаждается происходящим. Наверное, это хоть какое-то разнообразие в ее работе, ей же приходится ухаживать за людьми, которые зачастую и поблагодарить не могут. Медсестра показывает на кусты в дальней части сада. Я вижу ступеньки для перехода через забор на простирающееся за ним поле. – Идите вон туда, поверните налево, затем по краю поля, и окажетесь в переулке. Там я вас встречу.
Происходящее кажется эпизодом из фильма о Джеймсе Бонде. Как и обычно, я прокручиваю в голове разные сценарии. А что, если она совсем не медсестра, а постороннее лицо, которое пытается украсть мою машину? А что, если она на самом деле журналистка? А что, если она убийца и будет поджидать меня с топором? Но она настолько соответствует классическому образу медсестры, что я не могу продолжать в том же духе. Я вручаю ей ключи от машины, и она быстро бежит к автомобильной стоянке. Я иду через сад к полю.
Глава 15
Джозеф
Они перестали меня кормить и поить. Они меня убивают. Как же я хочу пить, черт побери. Большую часть времени я пребываю в полусне и только и делаю, что мечтаю о воде, но в этом полусне возвращаются и кое-какие воспоминания. Я
