Столь же неуспешными оказались и попытки перерегистрации общества в соответствии с новым советским законодательством в 1922 г. Камнем преткновения на этот раз стал устав РТО, вызвавший серьезные возражения Губполитпросвета (одной из структур Губоно), опять-таки по идеологическим соображениям. В отзыве этого учреждения от 27 декабря 1922 г., в частности, говорилось: «Губполитпросвет, ознакомившись с уставом Т. О. (и на основании общего знакомства с его предшествующей деятельностью), высказывается за отклонение его регистрации, т. к. его работа находится в полном противоречии с идеями, положенными в основу политпросвет. работы»[156]. А вскоре после этого — всего лишь через месяц с небольшим (9 февраля 1923 г.) — местная администрация приняла решение о закрытии «Всемирного Братства»[157].
11. Учителя
«Встречи с замечательными людьми» (Meetings with remarkable men) — так Г. И. Гурджиев озаглавил книгу своих воспоминаний, в которой рассказывает о людях, оказавших на него наибольшее влияние в годы духовного становления, по сути таких же, как и он, «искателях Истины». Подобные встречи были, конечно же, и у нашего героя. В 1923–1924 гг. судьба свела А. В. Барченко с несколькими «замечательными людьми», общение с которыми значительно расширило его представления о традиции эзотерических знаний и обогатило рядом свежих идей. Это были прежде всего бывший ученик Г. И. Гурджиева, уже упоминавшийся ранее П. С. Шандаровский, монгол Хаян (Хиян) Хирва и тибетец Нага Навен — «восточные ученые», как их называет сам А. В. Барченко, и, наконец, странник-юродивый из Юрьевца Михаил Круглов. О них и пойдет речь в этой главе.
Петр Сергеевич Шандаровский (р. 1887) был хорошо известен до революции в оккультистских кругах Северной столицы. Сын военного сановника — его отец С. П. Шандаровский занимал в начале 1900-х пост уездного воинского начальника в Могилевской губернии, — он окончил юридический факультет Петербургского университета. В предреволюционные годы служил по Военному ведомству (был кодировщиком в кодировальном отделе), однако свое истинное призвание видел в занятиях наукой и искусством. После революции П. С. Шандаровский читал лекции и работал художником-оформителем. (Во время ареста в 1927 г. на вопрос следователя о профессии он ответил: «художник — научный работник».) Предметом научных интересов П. С. Шандаровского являлась идеография, точнее, международное идеографическое письмо. Со своими исследованиями в этой области П. С. Шандаровский, по собственному признанию, познакомил А. В. Луначарского, который затем направил его в Музейный отдел Наркомпроса. Там П. С. Шандаровскому посоветовали обратиться к кому-нибудь из специалистов Эрмитажа, что он и сделал[158].
С П. С. Шандаровским А. В. Барченко познакомился совершенно случайно — хотя бывают ли такого рода встречи случайными? — зимой 1922–1923 гг. Э. М. Кондиайн в своих записках рассказывает об этом так:
«Однажды зимой Ал. Вас. стоял перед витриной магазина и рассматривал узор на выставленном восточном ковре, где имелись элементы Универсальной Схемы. Рядом стоит какой-то гражданин, уже не молодой, худощавый и тоже рассматривает этот ковер. А. В. обращается к нему: „Это Вам что-нибудь говорит?“ А тот рисует ногой на снегу какую-то геометрическую фигуру и спрашивает: „А это Вам что-нибудь говорит?“ А. В. ботинком на снегу тоже изображает какую-то фигуру… Так, обменявшись чертежами, они пошли вместе.
Шандаровский просидел с Ал. Вас. в комнате всю ночь. Наташа (жена Барченко) им только изредка чай приносила. Они сидели почти молча, но за ночь целую кипу бумаги цифрами исписали. Иногда из комнаты выскакивал Ал. Вас., взволнованный, восторженный. Снимал пенсне, ворошил волосы, протирал покрасневшие глаза и издавал восторженные восклицания»[159].
Важность этой встречи, по словам Э. М. Кондиайн, состояла в том, что П. С. Шандаровский познакомил А. В. Барченко с «числовым механизмом» Древней Науки. В дальнейшем между ними установились тесные отношения. П. С. Шандаровский часто заходил к А. В. Барченко, а после того, как последний поселился в ламском общежитии при буддийском храме, он стал регулярно навещать его там. (Сам Петр Сергеевич также имел немало знакомых среди лам.) Во время одной из встреч с А. В. Барченко П. С. Шандаровский поведал ему о том, что его учитель Г. И. Гурджиев, к тому времени уже выехавший из России вместе с группой учеников, обладал «некоторыми знаниями древней науки», полученными в Кафиристане. А также рассказал о создании Г. И. Гурджиевым перед самой революцией «Единого Трудового Содружества», объединявшего его последователей в Москве, Петрограде и Тифлисе (речь, по-видимому, идет о гурджиевском «Институте гармоничного развития человека»). От П. С. Шандаровского же А. В. Барченко узнал о других учениках Г. И. Гурджиева, оставшихся в России, — С. Д. Меркурове (его двоюродном племяннике, известном скульпторе), Шишкове и Жукове. Все они проживали в Москве, и впоследствии А. В. Барченко постарается установить с ними контакт.
Не менее важным было и знакомство А. В. Барченко с восточными учителями — представителями «Великого Братства Азии»; некоторые из них, по его словам, «лично побывали в Шамбале». Именно они и стали для него главным источником сведений о тантрической системе «Дуйнхор» (Калачакра-тантре). Особенно часто на допросах А. В. Барченко упоминал два имени: тибетца Нага Навена (Навана) и монгола Хаян Хирвы. Нага Навен являлся наместником Западного Тибета (провинция Нгари). В Россию приехал в 1923 г., как кажется, по собственной инициативе (а следовательно, втайне от Лхасы) для ведения переговоров с советским правительством. И это по сути все, что мы знаем о нем.
«Нага Навен осведомил меня, что он прибыл для личного свидания с представителями советского правительства, чтобы добиться сближения Западного Тибета с СССР. Он сказал, что Далай-лама все больше сближается в Восточном Тибете с англичанами, а население и ламство Западного Тибета против союза с англичанами, что вследствие этого ламство массами эмигрирует во Внутреннюю Монголию и далее в Улан-Батор, что духовный глава Тибета Панчен-Богдо также обнаруживает оппозицию Далай-ламе и что в связи с этим создаются исключительные возможности для установления самых тесных отношений, как политических, так и культурных, между СССР и Западным Тибетом, через Южную Монголию.
Нага Навен указал, что политическую сторону этого вопроса он надеется осветить советскому правительству и Коминтерну через Чичерина. Далее Нага Навен сообщил мне ряд сведений о Шамбале как о хранилище опыта доисторической культуры и центре „Великого Братства Азии“, объединявшего теснейшим образом связанные между собой мистические течения Азии»[160].
Несмотря на глубокую озабоченность Москвы политической активностью Великобритании в Азии, в особенности ее экспансией в отношении Тибета, советские вожди не могли приветствовать сепаратизма Нага Навена, предпочитая в этой ситуации более решительное воздействие на колеблющегося Далай-ламу. С этой целью в августе 1923 г. Политбюро, по предложению Г. В. Чичерина, решило отправить в Лхасу секретную дипломатическую миссию во главе с бывшим коминтерновцем (незадолго до того перешедшим в восточный отдел НКИД) С. С. Борисовым, который должен был предложить Далай-ламе советскую помощь в различных областях (прежде всего в военной)[161]. Таким образом, в то время как А. В. Барченко мирно беседовал с тибетским сановником в дацанском общежитии на окраине Петрограда, в Москве полным ходом шла подготовка к отправке в Тибет, под видом буддийских паломников, группы советских эмиссаров, состоявшей в основном из лиц бурятско-калмыцкого происхождения. Поэтому Г. В. Чичерин благоразумно уклонился от встречи с Нага Навеном, и последний спустя некоторое время выехал из России. А. А. Кондиайн об этом тибетце рассказывал следующее:
«В 1923–25 гг. в Ленинграде в здании Тибетской миссии (в Новой Деревне) проживал представитель центра Шамбала — некто Нага-Наван. Барченко имел с ним регулярные встречи в Тибетской миссии и у меня на квартире (Малая Посадская, 9/2, кв. 49). Нага-Наван предпринял ряд поездок по Союзу и в 1925 г. уехал в Китай — выехал работать в китайскую армию в качестве инспектора по заданию Центра»[162].
Еще одним «эмиссаром Шамбалы» в России являлся Хаян-Хирва — личность довольно темная. Член ЦК МНРП, он занимал в Монголии в то время весьма ответственный пост начальника Государственной Внутренней Охраны (монгольский аналог ГПУ). По словам А. В. Барченко, Хаян-Хирва, узнав от дацанских лам о том, что он «разрабатывает систему Дюнхор», явился на квартиру Кондиайнов в Петрограде (где А. В. Барченко проживал со своей семьей). О себе заявил, что хотя сам не является авторитетом в этой системе, но имеет о ней конкретное представление. Впоследствии он неоднократно встречался с Барченко в Москве и там же связался с Нага Навеном[163], что недвусмысленно говорит о том, что монгольский чекист проявлял определенный интерес к обоим.
