— Поговорим об этом позднее. Миранде сегодня еще предстоит выступать. Нет смысла начинать… — Она смолкла, очевидно, хорошо знала, какие проблемы могут возникнуть, и покачала головой. — Ладно, забыли. Я надеюсь, теперь мы будем часто тебя видеть, Трес. Мы с удовольствием посмотрим, как некоторые головы бьются о бочки с пивом.
Дверь открылась, и в комнату заглянул брат Миранды.
— Все в порядке? — спросил он.
Не вызывало сомнений, что Брент Дэниелс успел хорошенько выпить после моей стычки с Кэмом. Его вьющиеся волосы спутались, клетчатая рубашка выбилась из брюк, глаза плохо фокусировались, а лицо так раскраснелось, что двухдневную щетину можно было принять за бороду.
Он хмуро посмотрел на меня, точно верная, но не слишком умная сторожевая собака. Я ему улыбнулся.
— Все в порядке, Брент, — сказала Миранда, в голосе которой внезапно появился холод.
Тот посмотрел на Эллисон, чтобы получить подтверждение, и неохотно кивнул, словно не поверил Миранде.
— Тогда минут через пять. Я займу место Кэма, — он закрыл дверь.
— Мой старший брат, — объяснила Миранда, бросив недовольный взгляд на картонную подставку, повернулась ко мне и попыталась улыбнуться. — Мне пора начинать вторую часть концерта.
— Я бы хотел с вами поговорить. Возможно, сейчас не самое подходящее время…
— Во вторник вечером в доме Дэниелсов будет вечеринка, — вмешалась Эллисон. — Миранда не станет возражать…
Эллисон посмотрела на подругу, предоставляя ей закончить приглашение. Миранда кивнула без особого энтузиазма, посмотрела мне в глаза и сделала другое предложение:
— Завтра утром у нас запись. В студии «Сило» на Ред-Ривер. Если вы останетесь в Остине, то можете зайти.
Она произнесла эти слова так, словно хотела, чтобы я именно так и сделал. Эллисон выглядела не слишком довольной.
— В какое время?
— В шесть, — немного смущенно ответила Миранда.
— Утра?
Миранда со вздохом кивнула.
— Мы работаем в то время, которое нам предлагают, у нас нет выбора.
— В то время, которое вам выделяет Мило, — уточнила Эллисон. — Три часа сна и выступления в разных городах каждый вечер. Я бы тоже хотела с тобой поговорить, Трес. Надеюсь, ты сможешь прийти на вечеринку.
Я сказал, что постараюсь, и встал, собираясь уйти.
— Кстати, мне понравилась песня «Сеньорита Билли». Это вы ее написали?
Миранда с сомнением посмотрела на меня и кивнула.
— Особенно строчка о розах цвета синяков. Мне бы такое в голову не пришло.
Миранда покраснела.
— Доброй ночи, мистер Наварр. Я скажу Мило, что вы заходили.
На этот раз Эллисон промолчала.
Когда началась вторая часть, я покатил кресло Гарретта к выходу, пытаясь его убедить, что все хорошо и Кэм не получил серьезных ранений, я только стукнул его по голове. На сцену вышли барабанщик, который использовал лишь щетку,[55] и Миранда. Песня была медленной, голос певицы звучал низко и чувственно, она пела о потерянной любви. И в тот единственный раз, когда Миранда открыла свои огромные карие глаза, я решил, что она смотрит прямо на меня.
Потом я перехватил взгляд Эллисон Сент-Пьер, которая сидела за стойкой бара. Она холодно улыбалась мне, словно точно знала, о чем я думаю, и не сомневалась, что все мужчины в зале думают об одном и том же.
Глава 16
Мы ехали к дому, где жил Гарретт, и у меня возникло ощущение, что мы попали в другой мир. Прошла гроза, и температура упала до двадцати градусов. Улицы стали мокрыми и блестящими, а воздух — чистым. Этого хватило, чтобы у всех улучшилось настроение, разве что за исключением попугая.
Задница, успевший обозвать меня всеми ругательными именами, какие он только знал, летал по машине и объяснял, что не получил никакого удовольствия от того, что весь вечер просидел в замкнутом пространстве «ФВ».
— Еще пять минут, — сказал я ему. — И у тебя будет новый дом.
— Шумный ублюдок! — пронзительно завопил попугай.
Я следовал за фургоном для сафари Гарретта по Двадцать шестой в сторону Ламара. Еще не пробило одиннадцати часов, и возле «Лезами»[56] все еще околачивалось много народу, кто-то пил вино у печи Франклина,[57] другие о чем-то беседовали возле светофора или курили на парковке, и все наслаждались прохладным воздухом. Время от времени кто-нибудь узнавал «Кармен Миранду» и махал рукой. Гарретт в ответ нажимал на клаксон, выдававший мелодию «Кокосового телеграфа». Всякий раз, когда мой брат переключал передачу, груда пластиковых фруктов на крыше начинала сиять всеми цветами радуги. Мой брат — местная знаменитость.
Многоквартирный дом на Двадцать четвертой улице, в котором жил Гарретт, обладал очарованием «Мотеля-6».[58] Он представлял собой коробку из красного дерева: шесть секций в ширину и три в высоту, все двери выходят на юг и выкрашены в цвет зеленого лишайника. Чтобы добраться до квартиры Гарретта, требовалось подняться по трем пролетам металлической лестницы и пересечь бетонную подъездную дорожку. Лифта не было. Естественно, Гарретт выбрал жилье на верхнем этаже, чтобы иметь возможность подать на хозяина в суд за отсутствие удобного доступа в квартиру. Процесс, насколько я знал, шел успешно, и владелец дома просто обожал Гарретта.
Брат поставил «Кармен Миранду» между «Харлеем» и разбитой поливальной машиной. Я припарковался на противоположной стороне улицы, возле здания студенческого братства.
— Вот что ты мне устроил, — пожаловался Гарретт, перебираясь из машины в свое кресло. — Я дома, хотя еще нет полуночи. Спасибо за прекрасный вечер. — Потом он заметил попугая, и его лицо заметно просветлело. — Дерьмо господне, — пробормотал Гарретт.
— Задница, — сообщила птица, слетая с моего плеча и устраиваясь на ручке кресла Гарретта.
Я понял, что это любовь с первого взгляда.
— Где, черт возьми, ты сумел его раздобыть? — спросил Гарретт, поглаживая клюв птицы.
Попугай посматривал на бороду Гарретта, видимо, решил, что из нее получится отличное гнездо. Я рассказал Гарретту, что Задница осиротел, но не стал говорить, что его хозяйку убили. Ко всему прочему, поклонники Джимми Баффетта называли себя «попугаеголовыми» — и я решил, что этот брак свершился на небесах. Или в Ки-Уэст.[59]
— Он тебе нравится? — спросил я.
Птица нашептывала непристойности Гарретту на ухо, тот улыбнулся и пригласил меня выпить пива.
— Трес Наварр, мастер этикета. Когда разбиваешь кому-то голову, нужно заранее подготовить подарок, который дарует тебе прощение.
Мы поднялись наверх, Гарретт преодолевал ступеньки на руках и тащил за собой кресло. Когда он распахнул входную дверь, запах пачулей едва не сбил меня с ног. Даже попугай покачал головой.
— Возьми бутылку «Шайнера», — предложил Гарретт. — А мне нужно послушать пару мелодий.
Квартира Гарретта представляла собой длинный коридор — гостиную отделяла от кухни стойка бара, в конце находилась крошечная спальня. И лишь потолок избавлял гостей квартиры от приступов клаустрофобии — он уходил от кухни вверх под углом в сорок пять градусов и заканчивался застекленной крышей.
Я направился к холодильнику, а Гарретт покатил к стене с электронным оборудованием — компьютеру и соединенным с ним музыкальным центром, включил главный рубильник, и огни Северного Остина потускнели. Он выбрал компакт-диск.
— Кто побеждает? — спросил я, пока еще мог слышать собственный голос.
В квартире, расположенной этажом ниже, гремела мощная стереосистема, исполнявшая «металлику». Впрочем, исполнением это вряд ли стоило назвать. Шла шлифовка или, быть может, штамповка.
Гарретт вздохнул.
— Подонки на прошлой неделе поставили себе новые вуферы.[60] Паршивое дело. Тогда я пригласил одного своего приятеля — он участвовал в производстве «Сесорранда» для «Долби». Ну, ты знаешь — эффект тряски, который использовали в некоторых фильмах с землетрясениями? Он совершил со мной неплохую сделку.
— Замечательно, — проворчал я. — Землетрясения. После десяти лет в Калифорнии я приехал в Остин, чтобы получить землетрясение.
Я оглядел кухню, чтобы найти точку опоры.
Когда Гарретт врубил звук на полную, книжные полки у стен затряслись, на пол посыпались экземпляры «Электрический «Кулэйд»[61] пробный камень» и «Поваренная книга анархиста». Плакаты «Мирового штаба Армадилло»[62] на стенах охватила мелкая дрожь. Попугай занялся воздушной акробатикой.
Когда наступила короткая пауза и жидкость в моем мозгу начала правильно циркулировать, я узнал песню — «Бодисатва» группы «Стили Дэн».[63] Мы не столько ее слушали, сколько воспринимали по Брайлю.[64]
Несмотря на то что квартира Гарретта ходила ходуном, мне каким-то образом удалось откупорить пиво. Когда песня закончилась, наступила тишина, только попугай пытался вырваться сквозь прозрачную крышу на свободу. Стерео у соседей внизу смолкло.
