— Как я погляжу, дела обстоят неважно! Лукас выпрямился. Старый бродяга протягивал ему сигарету.
— Темный табак, крепковата — как раз по обстоятельствам.
Лукас взял сигарету, Джуэлс щелкнул зажигалкой, язычок пламени на короткое мгновение озарил лица обоих. Лукас глубоко затянулся и закашлялся.
— Хорошие! — одобрил он, отбрасывая подальше сигарету.
— Что-то с желудком? — спросил Джуэлс.
— Нет! — простонал Лукас.
— Может, хандра?
— Лучше скажите, как поживает ваша нога, Джуэлс.
— Как все остальное: хромает!
— Надо ее перебинтовать, чтобы не загноилась, — посоветовал Лукас, удаляясь.
Джуэлс наблюдал, как он шагает к старым офисным постройкам метрах в ста от воды. Лукас взбежал по изъеденной ржавчиной лесенке и загромыхал по трапу вдоль фасада второго этажа.
— Ваша хандра — блондинка или брюнетка? — крикнул ему Джуэлс.
Но Лукас не услышал крика. За ним закрылась дверь единственного кабинета, в окне которого горел свет.
* * *
Софии совершенно не хотелось возвращаться домой. Как ни радовалась она тому, что приютила Матильду, с ее появлением в доме не стало так необходимого Софии уединения. Она прошла под старой башней из красного кирпича, высившейся над пустой пристанью. Часы под коническим карнизом башни обозначили одним ударом половину двенадцатого. Она приблизилась к краю пристани. Свет луны, пробиваясь сквозь легкую дымку, падал на нос старого торгового корабля.
— Люблю эту старую посудину: мы с ней ровесники! Она тоже движется со скрежетом, проржавела почище меня
София обернулась и улыбнулась Джуэлсу.
— Ничего против нее не имею, — сказала она. — Будь трапы не в таком плачевном состоянии, «Вальпараисо» нравился бы мне еще больше.
— Железо в этом происшествии ни при чем.
— Откуда вы знаете?
— В доках даже у стен есть уши, недоговоренные слова превращаются в недоговоренные фразы…
— Вам известны обстоятельства падения Гомеса в трюм?
— Загадочная история! Если бы это был неопытный юнга, то можно было бы свалить все на его собственную невнимательность. Недаром по телевизору талдычат, что молодые дурнее стариков! Но телека у меня нет, а докер — бывалый матрос. Никто не поверит, что он свернул себе шею по оплошности.
— Может, ему стало плохо?
— Не исключено, но надо разобраться, что вызвало недомогание.
— У вас есть свои соображения!
— Главное, я озяб, эта сырость пробирает меня до костей. Я не против продолжить нашу беседу, но подальше от воды, у лестницы в контору. Там что-то вроде микроклимата. Не возражаешь?
София взяла старика под руку и увела его под трап, служивший конторе коридором между офисами. Джу-элс облюбовал местечко под единственным окном, в котором в этот поздний час еще не погас свет. София знала, что у всех стариков есть причуды и что любить их — значит не чинить помех их привычкам.
— Совсем другое дело! — заявил Джуэлс. — Здесь лучше всего!
Они сели у стены. Джуэлс разгладил свои клетчатые штанины.
— Так что там насчет Гомеса? — напомнила ему София.
— Ничего я не знаю! Но ты слушай, вдруг ветерок чего-нибудь нам нашепчет?
София нахмурилась, но Джуэлс приложил к губам палец. В ночной тишине София расслышала низкий голос Лукаса, доносившийся из кабинета у нее над головой.
* * *
Херт, сидя на краю пластикового стола, подталкивал в сторону директора службы недвижимости порта запечатанный пакет из крафт-бумаги. Друг напротив друга сидели Теренс Уоллес и Лукас.
— Треть сейчас, треть — когда ваш административный совет проголосует за отчуждение доков, последняя треть — когда я подпишу разрешение на исключительное право продажи участков, — говорил вице-президент.
— Мы договорились, что совет соберется до конца недели, — напомнил Лукас.
— Слишком мало времени, — простонал Уоллес, еще не осмелившийся взять коричневый пакет.
— Близятся выборы! Мэрия с радостью объявит о превращении грязной портовой зоны в чистенькое жилье. Это будет настоящей манной небесной! — И Лукас сунул пакет Уоллесу в руки. — От вас требуется не такая уж трудная работа.
Лукас встал, подошел к окну, приоткрыл его и добавил:
— А поскольку скоро вам уже не нужно будет работать, вы сможете даже отказаться от повышения, которое вам предложат в благодарность за то, что вы их обогатили…
— Вернее, за предотвращение неминуемого кризиса! — подхватил Уоллес жеманным тоном, протягивая Эду большой белый конверт. — В этом секретном докладе указана стоимость каждого участка Повысьте ее на десять процентов — и мои администраторы не смогут отказаться от вашего предложения. Уоллес схватил пакет и радостно его потряс.
— Они у меня соберутся не позднее вечера пятницы!
Внимание Лукаса, оставшегося у окна, привлекла тень внизу. Когда София садилась в машину, ему показалось, что она заглянула ему в глаза. Габаритные огни «Форда» растаяли в темноте. Лукас повесил голову.
— У вас не бывает угрызений совести, Теренс?
— Забастовку спровоцирую не я! — ответил тот, выходя из кабинета.
Лукас отверг общество Эда и остался один.
Колокола собора Божьей Милости пробили полночь. Лукас надел плащ, засунул руки в карманы. Открывая дверь, он погладил кончиками пальцев обложку украденной книги, которую везде носил с собой. С улыбкой глядя на звезды, он продекламировал:
— Да будут светила на тверди небесной, для отделения дня от ночи… и для знамений, и времен, и дней, и годов.
И увидел Бог, что это хорошо.
И был вечер, и было утро…
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Матильда почти каждый час стонала, ее все еще мучила боль, и она забылась только на рассвете. София встала, стараясь не шуметь, поспешно оделась и на цыпочках удалилась. В окно на лестнице заглядывало ласковое солнце. Внизу она столкнулась с Рен: та открыла дверь ногой, потому что ее руки были заняты огромным букетом цветов.
— Доброе утро, Рен!
Рен сжимала зубами конверт и в ответ только замычала. София подскочила к ней, чтобы помочь, забрала букет и положила его на столик у двери.
— Кто-то вас балует, Рен.
— Не меня, а тебя! Держи, эта записка тоже, кажется, тебе.
Она протянула Софии конверт, та недоуменно поспешила его вскрыть.
«За мной объяснения, позвоните мне, пожалуйста. Лукас».
София спрятала записку в карман. Рен любовалась цветами с наполовину восторженным, наполовину насмешливым выражением.
— Гляди-ка, ты ему не безразлична! Тут их сотни три, разных сортов! У меня не найдется для такого букета достаточно большой вазы.
Мисс Шеридан направилась в свои комнаты, София последовала за ней, нагруженная роскошным букетом.
— Положи цветы у раковины, я наделаю тебе букетов нормальной величины, ты заберешь их, когда вернешься. Беги, я вижу, что ты уже опаздываешь.
— Спасибо, Рен, я скоро вернусь.
— Да-да, пошевеливайся, терпеть не могу, когда ты присутствуешь только наполовину, голова уже в другом месте!
София обняла свою квартирную хозяйку и убежала Рен достала из шкафа пять ваз, расставила их на столе, нашла в кухонном ящике секатор и принялась составлять композиции. Длинную ветку сирени она отложила в сторону. Когда над головой у нее заскрипел паркет, она отвлеклась от приятного занятия, чтобы приготовить Матильде завтрак. Немного погодя, поднимаясь по лестнице, она бормотала:
— Квартирная хозяйка, цветочница… Что теперь? Голова идет кругом!
София поставила машину перед «Рыбацкой закусочной». Войдя, она сразу узнала инспектора Пиль-геса. Полицейский пригласил ее подсесть к нему.
— Как поживает ваша подопечная?
— Потихоньку поправляется. Нога беспокоит ее больше, чем рука.
— Понятное дело, на руках в последнее время не очень-то принято расхаживать.
— Что вас сюда привело, инспектор?
— Расследование падения докера в трюм! Чем вас угостить? — Пильгес повернулся к стойке.
Без Матильды в закусочной приходилось запасаться терпением и подолгу ждать заказанного, даже простого кофе.
— Уже известно, почему он упал? — спросила София.
— Комиссия по расследованию грешит на ступеньку железной лестницы.
— Очень плохая новость— пробормотала София.
— Их методы расследования меня не убеждают! Я даже поцапался с их главным.
— Из-за чего?
— Он так часто повторял о ступеньке «трухлявая», что можно было подумать, что он полощет горло! Беда в том, — задумчиво продолжил Пильгес, — что никого из уполномоченных не заинтересовала панель предохранителей…
— При чем тут предохранители?
— Тут — ни при чем, а вот в трюме они еще как важны! Опытный докер может упасть по очень ограниченному числу причин. Может быть виновата и ветхая лестница, я не утверждаю, что она была молода и упруга, может — невнимательность. Гомес, правда, не из тех, кто способен зазеваться. А как вам темнота в трюме? Вдруг там погас свет? Если так, то несчастья было не избежать.
