когда МОТ допускала неоплачиваемый труд, при том, однако, условии, что военных не используют для решения гражданских задач, в чем в той ситуации Франция, собственно, и подозревалась). В 1930 году правительство страны, возмущенное подобным «нарушением национального суверенитета», отказалось ратифицировать конвенцию МОТ. Таким образом, положить конец практике неоплачиваемого труда через всеобщий оброк или воинский набор во французских колониях, например на плантациях по выращиванию какао в Кот-д’Ивуаре, удалось только после Второй мировой войны. Декрет 1912 года был отменен лишь в 1946 году, в первую очередь под давлением Феликса Уфуэ-Буаньи, будущего ивуарийского президента – в тот самый момент, когда Франция неожиданно согласилась на любые уступки, лишь бы избежать демонтажа своей колониальной империи.
Франция, неизвестная колониальная республика
Одна из самых лицемерных и лживых форм дискриминации в колониальном контексте, как, впрочем, и при других режимах с высоким уровнем неравенства, касается доступа к образованию. На юге США запрет чернокожим детям посещать одни с белыми школы входил в перечень основополагающих мер, определяющих законный режим расовой дискриминации, действовавший до 1964–1965 годов. После этого дискриминация утратила свой законный характер, но последствия этого глубинного неравенства по расовому и территориальному признаку, которое никуда не делось, в американском обществе можно заметить и по сей день. В Европе, особенно во Франции, существует мнение о том, что трудное наследие правового режима расовой дискриминации представляет собой специфику исключительно США, ни в коем случае не распространяя его на европейский континент. Во Франции при этом обычно принято говорить о «республиканском» наследии и соответствующих ценностях, будто сам факт окончательной смены монархических и имперских режимов республикой в 1870 году был гарантией равенства прав в целом и равенства по расовому признаку в частности.
В действительности Третья Французская республика безо всяких угрызений совести многими десятилетиями взимала с Гаити дань, заставив аж до 1950 года выплачивать долг, навязанный монархистским государством в 1825 году. А в 1912 году без малейших колебаний учредила в своих африканских колониях режим принудительного труда за счет обложения «аборигенов» обязательными выплатами, просуществовавший до 1946 года. В Алжире, впрочем, как и на остальной территории своей колониальной империи, республиканское государство ввело режим, явно основанный на глубинной дискриминации по расовому, этническому и религиозному признакам, действовавший вплоть до 1962 года. В частности, до самого последнего дня колониальной империи, независимо от названия, под которым она существовала, «алжирские мусульмане», как и другие представители местного населения, никогда не обладали с колонистами равными правами – ни политическими[94], ни социальными, ни экономическими. В особенности это касалось системы школьного образования, основанной на самой глубокой сегрегации, в том смысле, что учебные заведения для детей колонистов и для детей местных жителей чаще всего разделяла непреодолимая стена, в основе которой лежали принципы хотя и не соответствовавшие строго условиям на юге Соединенных Штатов, но ничуть не меньше их порождавшие неравенство. Если США были рабовладельческой республикой, то Франция в течение долгого времени выступала в роли республики колониальной или, если угодно, республики во главе колониальной империи. Вплоть до 1960-х годов территории, контролируемые обоими государствами, базировались на фундаменте расовой дискриминации. Поэтому, если мы хотим покончить с этим трудным наследием, для начала нам лучше признать его и дать ему оценку.
Ряд исследований, проведенных совсем недавно, как раз позволил лучше разобраться в структуре колониальных бюджетов в период французской колонизации и понять порождаемое ими неравенство[95]. В 1925 году школы и лицеи для европейцев в Марокко (составлявших 4 % населения) получили 79 % всех средств, выделенных на образование в стране. Уровень охвата начальным школьным образованием в тот период в Северной Африке и Индокитае был менее 5 %, а в Западной Африке не дотягивал даже до 2 %. К концу колониального периода подобное неравенство в расходах, по-видимому, практически сохранилось, что не может не удивлять. К примеру, из бюджетных архивов Алжира следует, что если в 1925 году на школы для колонистов приходилось 78 % от общих расходов на образование, то в 1955 году этот показатель достиг 82 %, при том, что борьба за независимость там уже шла полным ходом. В механизмах функционирования колониальной системы было заложено столь глубокое неравенство, что как-то реформировать их в значительной степени попросту не представлялось возможным. Уточним, что сама фискальная система, использовавшаяся для финансирования этих расходов, была регрессивной, тоже характеризовалась огромным неравенством и в основном опиралась на аборигенов (налоги на потребление, косвенные выплаты сборы и т. д.). Обобщая, можно сказать, что колонизованные народы несли тяжкое налоговое бремя, в первую очередь финансируя расходы тех, кто явился к ним домой с целью установить свое политическое и военное доминирование.
Образовательная система в метрополии в начале XX века, конечно, тоже следовала строгой иерархии и в силу этого была чрезвычайно далека от справедливости, каковой во многом остается и по сей день. Но это не идет ни в какое сравнение с неравенством в сфере просвещения в контексте колоний (см. График 14), и это очень важно понимать. В 1910 году в школьной системе Франции наблюдались огромные различия: низшие классы, представленные простолюдинами, в основном могли получить самое большее – свидетельство о начальном образовании. Если объединить имеющиеся в нашем распоряжении данные о бюджетных тратах, получится, что на долю самых привилегированных детей, составлявших 10 % от общего числа в стране, приходилось около 38 % от общих расходов на просвещение (включая обучение в лицеях и реже в высших учебных заведениях), в то время как 50 % наименее привилегированных получали только 26 %. Подобный уровень неравенства иначе как очень высоким не назовешь, особенно если учесть, что вторая группа количественно в пять раз больше первой. Иными словами, траты на обучение 10 % самых привилегированных детей в 8 раз превышали расходы на обучение 50 % наименее привилегированных. В период с 1910 по 2020 год неравенство в расходах на образование во Франции значительно сократилось, хотя в рамках существующих механизмов просвещения на обучение 10 % самых привилегированных детей из государственной казны все равно тратится почти в три раза больше, чем на обучение 50 % менее привилегированных, что довольно удивительно для системы, которая, по утверждению многих, привела к сокращению общественного воспроизводства (к этому вопросу мы еще вернемся). Пока же лишь заметим, что неравенство в образовательной сфере в колониальных странах, таких как Французский Алжир, было неизмеримо выше: соотношение расходов на обучение детей колонистов и детей колонизованных местных жителей составляло 40 к 1.
График 14
Колонии для колонистов: неравенство расходов на образование в исторической перспективе
Интерпретация. В 1950 году 10 % самых привилегированных детей (на практике детей колонистов) получали 82 % от общего объема расходов на начальное, среднее и высшее образование в стране. Для сравнения, во Франции в 1910 году этот показатель составлял 38 %, а в 2020 году снизился до 20 % (хотя это все
