- Я просто вышла за цветами, - оправдывается она. - Это в пяти минутах ходьбы от офиса.
- В прошлый раз он схватил тебя возле школы! – напоминаю я. - Ты можешь просто выйти из подъезда, и он будет рядом!
Лицо Ники покрывается красными пятнами и приобретает воинственную решительность.
- Извини, но я не готова так жить, - говорит она, прижимая к себе пеструю охапку цветов, как щит.
- Как так?
- Бояться своей тени. Повсюду видеть плохое. Не иметь возможность свободно выйти на улицу, - она запинается, но уже через мгновение уверенно добавляет: - Я это пережила однажды. Больше не хочу и не буду.
Я смотрю на нее во все глаза, испытывая одновременно ярость и восхищение. Делаю короткий вдох, стараясь заглушить кипящую внутри ярость.
- Я была осторожна, - продолжает Ника, задыхаясь от возмущения, а на ее глазах закипают слезы злости и обиды. - Почему ты так со мной? У меня всегда есть баллончик. Я два года занималась на курсах самообороны. Я ценю твою заботу, но это чересчур… Чересчур демонстративно!
Несмотря на все мои усилия, ярость, словно потоки бурлящей лавы, несется по венам, отравляя мой организм. Кровь стучит в висках, а на глаза словно опускается красная тряпка. Рациональные слова Ники оборачиваются противоположным эффектом. Прежде чем она успевает понять, что происходит, я выхватываю из ее рук букет, бросаю его на стол, обхватываю пальцами тонкое запястье и так резко дергаю ее на себя за руку, что Ника теряет равновесие и оказывается прижатой к моему телу.
В моем кабинете есть просторная туалетная комната, которая сейчас оказывается особенно кстати. Заталкиваю Нику внутрь, на ходу расстегивая пуговицу на брюках.
- Может быть, еще немного демонстрации будет нелишней? - спрашиваю я мрачно, сгребая ее в охапку и усаживая на столешницу раковины.
Ника все еще растеряна, в ее огромных голубых глазах плещутся вопросы, но я замечаю в их глубине тот же самый неистовый огонь, что съедает меня.
Слова здесь излишни. Нас обоих засасывает в темный водоворот первобытных чувств, которые сейчас становятся способом выплеснуть из себя страх и обиду.
Нетерпеливо дергаю молнию брюк вниз, следя за тем как Ника, прикусив губу, дрожащими пальцами начинает расстегивать пуговицы на своей рубашке. Еще никогда в своей жизни я не испытывал такого бесстыдного, бешеного желания, которое полностью затмевает разум. Впрочем, голова во всем этом и не участвует - сейчас я действую на инстинктах, игнорируя все остальное.
Наш секс похож на грубое соитие двух животных. Я беру Нику резко и глубоко, исступлено вбиваясь в ее тело, а она, чтобы сдержать рвущиеся из груди крики, бессознательно впивается зубами в мое плечо.
Когда все заканчивается, а спазмы, сотрясающие тело, утихают вместе с бешеной яростью, я, тяжело дыша, отстраняюсь от Ники и смотрю на лицо, по которому бегут тонкие дорожки слез.
- Я сделал тебе больно? – спрашиваю тихо, ощущая себя последним мерзавцем.
Ника отрицательно мотает головой.
- Просто это было так… По-настоящему.
По-настоящему. Пробую это слово на вкус, пряча лицо в сгибе пахнущей тропиками шеи. Откровенность произошедшего в своей первобытности потрясает не только Нику - я тоже не предполагал, что могу настолько потерять связь с реальностью.
Отстраняюсь от Ники, собираясь найти пару салфеток и вдруг замираю. Господи, ослепленный яростным желанием, я ведь даже не подумал о предохранении!
- Ника? – спрашиваю сипло, пытаясь проглотить растущий в горле ком. – Ты пьешь таблетки?
- Нет, - шепчет она после секундного колебания. – Но ты не волнуйся, у меня безопасный период.
27
Ника
После всепоглощающей вспышки страсти в офисном туалете, Платова словно подменили: он избегает меня, замыкается в себе, на любые вопросы отвечает кратко и односложно. Я не глупая, понимаю, что он все еще потрясен нашим спонтанным сексом, во время которого он не подумал ни о защите от нежелательной беременности, ни о том, что в кабинет может войти кто-то из сотрудников, и готова дать ему время. Немного. Потому что после всего, что он заставил меня испытать за последние дни, один его вид действует на меня как звоночек на собаку Павлова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я хочу его дико, страстно, откровенно. Чем больше его в моей жизни, тем больше мне хочется. Когда пять дней назад я сказала ему, что мне будет достаточно игры, которую он может предложить, я действительно думала, что смогу отделить ее от чувств. Наивная. Полностью подчинив себе мое тело, Дима еще глубже проник в мою душу, и теперь я совсем не готова его отпустить.
- Дим, давай поговорим, - предлагаю я буднично, опускаясь на диван рядом с ним.
Сейчас поздний вечер, и мы давно вернулись из офиса в его квартиру. Но в отличие от предыдущих дней не проводим время задыхаясь в объятиях друг друга, а молчим, словно незнакомцы.
- Я занят, Ника, - отвечает он, не отрывая взгляд от экрана телевизора, на котором идет монотонная партия по теннису. - До завтра твой разговор подождать может?
- Не может, - упрямо заявляю я.
- Если это связано с работой...
- С работой это не связано, - перебиваю Диму и придвигаюсь к нему ближе.
Он нехотя переводит взгляд с экрана на мое лицо, но вместо уже привычных огоньков страсти в его глазах я вижу лишь подчеркнутое равнодушие и холод.
- Что тебе? - бросает от недовольно.
- Что мне? – переспрашиваю я, ошарашенная пренебрежительным тоном. – Восемь часов назад ты занимался со мной любовью в туалете своего офиса, а сейчас спрашиваешь «что мне»?
- Я, кажется, заранее предупреждал, чтобы ты не относилась ко всему этому как к чему-то серьезному, - пока он произносит эту отрезвляющую фразу, ни один мускул не дергается на его лице. - Связь между нами закончена.
Несколько секунд я смотрю на него невидящим взглядом, пока смысл его слов пробивается к моему сознанию сквозь розовые замки, которые я сама себе нарисовала.
- Это ты так решил? - наконец, выдавливаю из себя очевидный вопрос.
- Именно, - он коротко кивает. - Я так решил.
- А у меня в этой ситуации нет права голоса?
- Твое право голоса – сказать, если у моего необдуманного поступка будут последствия. Все остальное меня не интересует, - говорит он стальным тоном, но по особым интонациям я угадываю за всем этим какой-то эмоциональный надрыв. - Иди спать, Ника. Разговор окончен.
Я много раз видела, как Дима ведет себя с подружками. Может быть я и наивная, но не не слепая - со мной он другой. Точно так же, как я другая с ним. Просто я готова к этому, а он - нет. И понимание этого дает мне силы на дальнейшую борьбу.
- Если ты думаешь, что я позволю тебе вести себя вот так, после всего, что было... - задыхаюсь от негодования. - Я не одна из твоих удобных «Даш», которые молчаливо уходят, когда ты им приказываешь!
- И с чего ты взяла, что чем-то отличаешься от них? - спрашивает он надменно.
Резко выпускаю воздух из легких, чувствуя себя так, словно получила нокаут на боксерском ринге. Мне хочется ударить его в ответ, причинить ему боль физически, но я выбираю браваду, за которой могу скрыть, как сильно ранят меня его слова.
- Для тебя - отличаюсь всем, - говорю самоуверенно.
- Ты права, - внезапно соглашается он, но до того, как я успеваю отпраздновать в душе эту маленькую победу, он добавляет: - Ты - сестра моего лучшего друга, которую я по глупости лишил невинности.
Больше всего мне хочется взять его за плечи и как следует встряхнуть. Рассказать ему, почему он неправ, показать, что я чувствую и как отношусь ко всему тому, что между нами происходит. Но я смотрю на его лицо и понимаю, что сейчас будет мудрее оставить его в покое. Мудрее, но не легче, потому что на душе от этого решения ох как тяжело.
- Ты про Кирилла вспоминаешь, чтобы опять не наделать «глупости»? - не удерживаюсь от язвительного вопроса.
- Иди в свою комнату, Ника, - рявкает он, прочищая горло.
