отбросив последние остатки гордости и ложного эго?
«Разве не Ишвара — тот, кто подает бхикшу, и разве не Ишвара тот, кто ее получает? Разве Шива не появлялся множество раз в образе просящего, чтобы испытать искренность преданных?»[53]
Как же это было тяжело! В конце концов он нашел приют в местном храме Шивы, где получил прасад (освященную пищу) и побеседовал с местными священниками. Он проходит в святая святых храма и медитирует на лингам — священный символ Шивы, связанный с основами мироздания. Лингам представляет собой столбик, воспринимаемый как фаллос Шивы, благодаря которому существуют миры: индуизм вообще сочетает в себе древние сексуальные символы с идеей абсолютного целомудрия, так что такие объекты культа нельзя толковать превратно. Лингамы устанавливаются в центре большинства шиваитских храмов, и их обходят по кругу с величайшим почтением, после чего предлагают им свои подношения: молоко, цветы, фрукты. Один из самых знаменитых лингамов Южной Индии находится в тамильском городке Рамешварам, который расположен на побережье Бенгальского залива: по преданию, этот лингам установил Рама, во время своей военной кампании на Шри-Ланке. Лингам рассматривается как живое существо, и большинство лингамов имеют имена собственные: например, лингам Рамы в Рамешвараме носит имя Шри Раманатхасвами. Тамилы приписывают лингамам различные мистические свойства и слагают о них легенды. Согласно одной такой истории, некий человек обосновался на ночь под деревом, которое росло над заброшенным лингамом. Путник стал ужинать и пролил немного молока, затем воды: таким образом, по случайному совпадению, лингам оказался ритуально омытым и человек немедленно стал святым, поскольку случайно выполнил все предписанные Писаниями действия, необходимые для поклонения лингаму. Иногда говорят, что Шиву очень легко ублажить поклонением лингаму, и он может исполнить все желания преданного. Для многих христиан этот культ может показаться варварством, и Абхишиктананда прекрасно отдавал себе в этом отчет. Ему было трудно передать европейцам свой положительный опыт в этом отношении, хотя еще в 1952 г. он писал о связи культа лингама с философией недвойственного единства:
«Адвайта невероятно могущественна — исчезновение в Одном. То же самое можно сказать и об индуистском культе — по крайней мере, в его чистой форме — подношению цветов и молока камню фаллической формы. Нет ничего непристойного в этой идее — лингам пребывает в святая святых, в пещере, в маленькой темной комнате в глубине сердца храма, которую преданный может достичь лишь пройдя через бесчисленные дворы и залы»[54].
На этот раз в Тирукойилуре посещение храма Шивы стало для Абхишиктананды новым откровением: он уже в достаточной мере чувствовал себя индийцем, чтобы ощущать духовную общность с жителями деревни, и то, что он был христианским священником, вовсе не мешало ему увидеть в образе Шивы ту же самую Высшую Реальность, которая открылась нам в образе Христа. Шива сам стал символом Космического Христа, который открывался Свами в новых образах. 5 марта в своем «Духовном дневнике» он делает запись, которая раскрывает чувства, овладевшие им в тот момент:
«Как же мне не простереться перед Ним ниц, когда я снова приду в храм, на этот раз вместе с другими преданными и не скрываясь, нарисовав на челе трехчастный символ священного лингама? Но не является ли этот
Шива-лингам мной самим, как и этим камнем? Кто поклоняется и кому? Его тело тонет в земле, и он исчезает так же, как когда-то он появился из глубины лона сердца в котором наконец открылась Суть, наконец был достигнут этот знак, этот чистый знак, который представляет собой священный камень в центре перерождения Существа»[55].
Конечно, в душе Свами не было полного согласия между его европейской и индийской ипостасью: очень трудно одновременно принадлежать к двум культурам с различным менталитетом и образом мысли, но, по словам самого Абхишиктананды, он пытался «жить космической универсальной трансисторической Церковью и, одновременно, исторической институциональной Римской Церковью».
К тому времени у Свами было уже довольно много индийских друзей, несмотря на его стремление к отрешенному образу жизни. Он активно путешествовал по всему югу и планировал посетить северные штаты, чтобы глубже познакомиться с образом жизни знаменитых гималайских отшельников. Некоторые из друзей Абхишиктананды ежегодно совершали паломничество в древний город Кумбаконам, который некогда был столицей могущественного царства тамильских царей Чола. Это место знаменито многими храмами, самый почитаемый и популярный из которых — Мауна Мандир. Слово «мауна» переводится с санскрита как «молчание»: Мандир располагал многочисленными кельями, где желающие могли проводить какое-то время в уединении и в молчании, пребывая в постоянной медитации. Для материалистически настроенного ума это место казалось настоящей тюрьмой: даже еда здесь подавалась через специальное окошко, чтобы не тревожить отшельников. Друзья Абхишиктананды проводили в Мауна Мандире 108 дней в год (по количеству бусин на индуистских четках, на которых отмечался каждый день пребывания). В поисках нового опыта в сентябре 1956 г. отправился в Кумбаконам с намерением провести месяц в Мауна Мандире в полном молчании и погружении в себя. С собой он взял только Новый Завет и Упанишады, а также принадлежности для проведения евхаристии. Когда дверь кельи затворилась за Абхишиктанандой, он почувствовал себя весьма некомфортно, ведь одиночество так несвойственно жизнерадостным бретонцам. Первоначально стены давили на Свами, и он не находил себе места, обретая спокойствие лишь в повторении Святых Имен Бога, в намаджапе. Намаджапа — это традиционная форма бхакти-йоги, которую используют представители большинства школ, от вайшнавов (преданных Вишну) до шиваитов (преданных Шивы). Бенгальский святой Чайтанья (1486–1534) учил, что этот способ — наилучшая форма йоги в нашу эпоху, когда никто не имеет возможности медитировать и совершать ведические обряды совершенным образом. Абхишиктананда давно практиковал такую форму медитации, однако лишь в Мауна Мандире он наконец ощутил ее особую силу, о чем впоследствии рассказывал своим друзьям и ученикам:
«Из всех мантр и молитв воспевание Святого Имени Бога — наивысшее и наиболее могущественное. На психологическом уровне оно сосредоточивает и углубляет ум. На истинно духовном уровне, благодаря божественной силе, которой оно наполнено, оно ведет душу к самому центру себя и всех вещей, к Источнику, к Отцу».
Глубоко погрузившись в себя, Свами осознал, что очень близок к пробуждению. Он все более и более ясно ощущал реальное присутствие истинного «Я» и к концу своего уединения вдруг испытал особое состояние трансцендентного взрыва:
«Вчера утром я был напуган. В глубине, в самой глубине этого сна в состоянии бодрствования, мое дыхание ослабло, и я почувствовал ужасающий ритм ОМ TAT CAT ОМ, а затем справа от меня появилось сияние. Я как будто бы находился перед поворотом дороги,
