– Хотя сейчас… после всего, что произошло. Нет, все бесполезно.
– А что, собственно, произошло? – спросил Тибо, которому хотелось обо всем разузнать.
– О! Ничего такого, – ответил Ландри, – я даже не осмеливаюсь об этом рассказать.
– Почему?
– Потому что, как у нас говорят, не буди лихо, пока оно тихо.
Тибо продолжал настаивать, желая узнать, о каком несчастье говорил Ландри, но они уже приближались к мельнице, а объяснению, если предположить, что оно имело начало, не было видно конца.
Впрочем, по мнению Тибо, он и так узнал достаточно.
Ландри любил красавицу мельничиху, но красавица мельничиха не любила Ландри.
И такой соперник казался башмачнику не слишком опасным.
Он не без гордости и внутреннего удовлетворения сравнивал детский, тщедушный вид двоюродного брата – восемнадцатилетнего мальчишки ростом всего в пять футов и шесть дюймов – и свою ладную, высокую фигуру. Это, естественно, привело его к мысли, что если госпожа Поле обладает хотя бы мало-мальским вкусом, то ему обеспечит успех то, из-за чего потерпел неудачу Ландри.
Мельница Койолль расположена в чудесном месте в глубине прохладной долины. Питающая ее вода образует небольшой пруд, затененный ивами с уродливыми верхушками и стройными тополями; деревья-карлики и деревья-великаны сменяются чудесным ольховником и зарослями орешника с благоухающей листвой. Провернув колесо мельницы, вспененная вода сбегает ручейком, который напевает свою извечную песенку, подпрыгивая на камешках русла и разбрызгивая в воздухе капельки-бриллианты, которые осыпаются на кокетливо склоненные головки цветов, глядящих на свое отражение в воде.
Мельница скрыта за деревьями – кленами и плакучими ивами, так что на расстоянии ста шагов видна лишь труба, откуда выходит дым, поднимающийся между деревьями, как колонна из лазурного алебастра.
Место, прекрасно известное Тибо, на этот раз произвело на него несравнимо лучшее впечатление. Потому что никогда ранее он не рассматривал его с точки зрения условий, в которых находился теперь, – он уже испытывал некое эгоистическое удовольствие собственника, обходящего свои владения, приобретенные по доверенности.
Но его радость приобрела совершенно иной оттенок, когда он вошел во двор и картина словно ожила.
Голуби с лазурными и пурпурными шейками ворковали на крышах, утки крякали, резвясь в ручейке, куры кудахтали на навозной куче, индюки надувались, вышагивая вокруг самочек, красивые коричнево-белые коровы возвращались с пастбища с набухшим от молока выменем; здесь разгружали повозку; там снимали сбрую с двух прекрасных першеронов, которые ржали и тянулись к кормушкам своими красивыми головами, освобожденными от удил; какой-то мальчишка тащил мешок в амбар, какая-то девочка несла кулек корок и помои огромному борову, который грелся на солнышке, ожидая, пока превратится в свеженину, колбасы, кровянку; голоса всех животных ковчега, начиная с вопящего осла и заканчивая поющим петухом, невпопад перемешивались в этом сельском концерте, а «тик-так» мельничного колеса, отбивая такт, казалось, задавало всему ритм.
Тибо был восхищен.
Он уже видел себя хозяином всего этого и так живо потирал руки, что, конечно, его ничем не мотивированная радость не укрылась бы от Ландри, не будь последний так поглощен своим горем, которое по мере приближения к дому становилось все глубже.
Находившаяся в столовой вдова заметила братьев еще у ворот.
И, конечно, заинтересовалась, что за незнакомец пришел с ее первым помощником.
Тибо прошел через двор, с независимым видом приблизился к жилым помещениям, представился и объяснил мельничихе, что желание повидаться с Ландри, единственным родственником, заставило его оказаться здесь.
Мельничиха повела себя весьма любезно. С улыбкой, которую башмачник счел добрым предзнаменованием, она пригласила его провести день на мельнице.
Тибо пришел с подарками: проходя по лесу, он снял несколько дроздов, которые были подвешены в качестве приманки. Мельничиха тотчас же отдала их ощипать, выразив надежду, что гость не откажется отведать свою долю.
Тибо не мог не отметить, что, ведя беседу, красавица мельничиха казалась несколько рассеянной и поглядывала через его плечо.
Он живо обернулся и увидел, что предметом интереса вдовы стал Ландри, снимавший поклажу с ослов.
Госпожа Поле, поняв, что ее интерес не остался незамеченным Тибо, покраснела как мак, однако быстро овладела собой и сказала:
– Господин Тибо, вы выглядите весьма крепким, и было бы очень милосердно с вашей стороны помочь кузену – вы ведь прекрасно видите, что такая работа ему не вполне по плечу.
И она пошла в дом.
– Черт! Черт! – восклицал Тибо, провожая мельничиху взглядом и переводя глаза на Ландри. – Этот парень даже не подозревает, насколько ему повезло. Как бы мне не пришлось прибегнуть к помощи волка, чтобы избавиться от него!
Однако Тибо не отказался выполнить просьбу мельничихи. Он почти не сомневался, что красавица вдова станет наблюдать за ним в щелочку, поэтому работал в полную силу и со всем изяществом, которым был наделен.
По окончании работы все собрались в комнате, где служанка накрывала на стол.
Когда все было готово, вдова заняла почетное место, а Тибо усадила справа от себя.
Госпожа Поле была исполнена заботы и внимания к нему, и башмачник, на мгновение усомнившийся, почувствовал, как в сердце вновь воцаряются радость и надежда.
Словно желая оказать честь Тибо, мельничиха сама приготовила дроздов с ягодами можжевельника, и они оказались настолько отменными, что им могли позавидовать и во дворце.
Но, смеясь в ответ на шутки Тибо, вдова время от времени тайком бросала взгляды на Ландри и заметила, что бедняга даже не притронулся к тому, что она собственноручно положила ему на тарелку. Еще она заметила, что крупные слезы текут по его щекам и капают в можжевеловый соус в нетронутой тарелке.
Это молчаливое страдание тронуло мельничиху. Ее взгляд стал почти нежным, и она кивнула, словно говоря: «Кушайте, Ландри, прошу вас».
В этой пантомиме, похоже, заключалось признание в любви. Ландри понял красавицу вдову и едва не подавился, проглатывая птицу чуть ли не целиком, – так он спешил выполнить приказание своей хозяйки.
Ни одно движение не ускользнуло от Тибо.
«Клянусь селезенкой Бога! – про себя пробормотал он (это ругательство башмачник слышал от барона Жана и сейчас, став другом дьявола, счел для себя возможным говорить языком знатных вельмож). – Клянусь селезенкой Бога, да она решительно влюблена в мальчишку! Это свидетельствует о дурном вкусе и к тому же вовсе не соответствует моим намерениям. Нет-нет, красавица, для того чтобы управляться с делами на мельнице, нужен удалой парень, и этим парнем буду я – или черный волк попусту старается».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
