— Мне очень нравится ваш пиджак, — сказала я, сообразив, что беззастенчиво разглядываю ее.
— Пластифицированный лен, — невозмутимо ответила секретарша. — В ветеринарной клинике приходится носить практичную одежду. Но вернемся к вашей собаке. Что с ней не так, помимо состояния шерсти, разумеется?
— Он сожрал тюбик масляной краски, — ответила я. — Думаю, краска была нетоксичная. Больше я ничего не знаю, но мне кажется, у него что-то болит.
— Очень хорошо, мы проверим его организм на наличие токсинов, а затем позвоним вам и скажем, удалось ли обнаружить что-либо заслуживающее внимания. Как вы его назвали?
— Завьер, — ответила я и произнесла это имя по буквам. Девушка сделала запись в настольном экране и заверила меня в том, что о собаке как следует позаботятся. У меня слегка отлегло от сердца, и я со спокойной душой отправилась в школу. Воспоминания о светящемся человеке я надежно спрятала за постстазисной апатией, решив вернуться к ним не раньше, чем найду в себе достаточно сил.
Брэндан ждал меня во дворе.
— Все небесно! — объявил он, выхватывая у меня из рук ноутскрин. Несколько раз прикоснувшись к экрану, он вернул его мне и показал новое расписание. — Вот смотри: история, четвертый период, преподаватель — мистер Койлер. Нам пришлось заодно перевести тебя с классиков на романтиков по английской литературе. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Нет, что ты, это замечательно! — ответила я. Оказывается, Брэн одним махом решил сразу две проблемы вместо одной: мне приходилось постоянно сдерживать желание сообщить преподавательнице английского о том, что я не имею ни малейшего представления обо всех этих так называемых великих писателях рубежа веков. Я не хотела обижать ее.
Однако даже после устранения угрозы исторического курса школа не стала для меня намного приятней. Я все равно оставалась здесь самой странной ученицей, за исключением разве что Отто, но, по крайней мере, теперь у меня появилась возможность мечтать об уроках в одном классе с Брэном.
Он оказался исключительно активным учеником: постоянно вступал в споры со своими одноклассниками, не уставал удивлять учителей малоизвестными фактами, вычитанными из сторонних источников, и запросто делал выводы из, казалось бы, совершенно не связанных друг с другом посылок. Иными словами, он был именно таким, какой мне всегда хотелось быть в школе. Только у меня никогда не хватало для этого ума.
Начав наблюдать за Брэном, я впервые открыла для себя множество новых деталей: например, то, с какой небрежной уверенностью его руки порхают над ноутскрином. Понятно, что Брэн пользовался им с детского сада, а я только-только начинала знакомство с этой техникой, и все-таки его длинные смуглые пальцы танцевали над экраном, словно в волшебном балете. Длинные смуглые пальцы, продолжение длинных, гибких и мускулистых рук теннисиста.
Брэн был красивый.
Это открытие обрушилось на меня, как удар. Я затаила дыхание. Как же я могла не заметить этого раньше? Наверное, до сих пор я была слишком оглушена культурным шоком. Словно в тумане я вышла из кабинета истории и заблудилась по дороге на элементарную астрофизику. Впрочем, учитель и не думал ругать меня за пятиминутное опоздание. Наверное, мистер Гиллрой проинструктировал его и на этот случай.
На уроке я по-прежнему ничего не понимала. Через двадцать минут писк сотового голофона дал мне прекрасную возможность отвлечься от совершенно невразумительных вычислений. Я пулей вылетела в коридор.
— Мы нашли вашу собаку совершенно здоровой, за исключением сильного физического истощения, — сообщил ветеринар, оказавшийся темнокожим мужчиной с улыбающимися карими глазами. — Мы провели проверку на токсины, но краска оказалась относительно безопасной. Вы вчера выводили собаку на долгую прогулку?
— Нет, — помотала головой я.
— Однако наши датчики показывают, что мышцы собаки сильно утомлены. Зафиксирован избыток молочной кислоты. Все мышцы перенапряжены. Через пару дней собака будет в полном порядке, однако ей нужен покой и хороший уход. Постарайтесь не переутомлять животное. Вы уверены, что никто не перегружал собаку нагрузками?
— Нет, насколько я знаю, — ответила я. Не могла же я сказать ветеринару, что вчера мою собаку стукнул какой-то непонятной дубинкой светящийся человек с механическим голосом, которому зачем-то понадобилось меня убить!
Я вернулась обратно в класс. Мне не хотелось думать о светящемся человеке, я совершенно ничего не понимала в материале, а после того как узнала, что с Завьером все будет в порядке, мне больше не о чем было беспокоиться. Поэтому я стала думать о Брэне.
Не могу точно сказать, что я чувствовала. Ксавьер был единственным парнем, которого я любила в своей жизни, но эта любовь возникала очень постепенно, на протяжении многих лет и в ходе множества изменений, поэтому сейчас я просто не знала, что мне делать с этой щемящей нежностью. Она разрывала мне сердце, Наверное, мне было больно от того, что я не слышала чувств Брэна.
Я всегда знала, что чувствует Ксавьер. Я знала его так долго, видела в таких разных настроениях, что просто не могла ошибиться. И еще он никогда ничего не скрывал от меня. Он был моим лучшим другом, моим братом, моим любимым. А теперь он был мертв, и я тосковала по нему. И я не понимала, было ли мое чувство к Брэну лишь продолжением этой тоски или все-таки чем-то большим.
Снова и снова я думала о том, как он спас меня и что именно ему, единственному из всех людей на планете, суждено было споткнуться о мою стазисную капсулу и разбудить меня… поцелуем, как Спящую красавицу. Правда, тогда я даже не восприняла это как поцелуй. Интересно, а как воспринял это Брэн?
Выходя с последнего урока, поэзии эпохи романтизма, я увидела в коридоре Брэна. Сердце у меня пустилось вскачь, и я со всех ног кинулась к нему.
— Огромное тебе спасибо за все! — сказала я ему. — Романтики в тысячу раз лучше писателей рубежа веков! Честно говоря, те меня слегка… разочаровали.
— Дедушка сразу сказал, что романтики должны тебе больше понравиться, — улыбнулся Брэн. — Он помнит, как читал этих классиков еще в то время, когда их произведения только-только увидел свет, и уверяет, что не видел в них тогда никаких особых достоинств. А как тебе история? Нравится период Восстановления?
— Я в восторге! Но я все равно не понимаю, как нам удалось сохранить запланетные колонии?
— Мы пока до этого не дошли, — ответил Брэн. — Но я знаю, что нам пришлось оставить свои поселения на Ганимеде и Церере, а также ликвидировать колонию на Энцеладе. — Он обернулся через плечо. Набики и Отто стояли у него за спиной, терпеливо ожидая, когда он закончит. — Слушай, мне надо бежать, а то я опоздаю на глиссер.
