Я вздохнула. Стазисные препараты полностью вывелись из моего организма, поэтому я снова вздрагивала от каждого шороха и боялась оставаться одна. Я так и не смогла заставить себя поделиться с кем-нибудь событиями прошлой ночи, но мне было страшно. И еще я хотела быть рядом с Брэном.
— Я могу… подвезти тебя домой на лимо-ялике, — выдавила я, всеми силами стараясь не выдать своего отчаяния. — Ведь нам… по пути, в Юникорн.
Брэн заметно заколебался, но потом пожал плечами.
— Хорошо, — согласился Он и, повернувшись к Отто и Набики, покачал головой. Набики дернула плечом и зашагала в сторону парковки глиссеров. Отто несколько мгновений молча смотрел на меня, его желтые глаза странно поблескивали на солнце.
Мне стало не по себе.
— Я чем-то обидела Отто? — спросила я у Брэна.
Брэн обернулся к своему пришельцевидному приятелю и усмехнулся. Отто ответил ему натянутой улыбкой, а потом помахал рукой и пошел догонять Набики.
— Нет, — ответил Брэн. — Он считает тебя интересной. Но, с юридической точки зрения, ты владеешь его патентом, а следовательно… Разумеется, он достаточно человечен для того, чтобы иметь права человека, но тут все очень сложно. Он опасается стать объектом для очередного эксперимента. Когда ты достигнешь совершеннолетия и вступишь в права наследования, его судьба окажется в твоих руках.
Я оторопела.
— Как он может так думать? Разве я когда-нибудь смогу сделать что-то подобное? Ты же сам сказал, что большая часть этих несчастных детей погибла?
— Это ужасно, — кивнул Брэн. — Не пережинай из-за Отто. Я думаю, он очень хочет поговорить с тобой, но ты его пугаешь.
Я сглотнула ком в горле.
— А тебя я тоже пугаю?
Брэн задумчиво посмотрел на меня, сдвинув брови.
— Тебе придется загрузить, что ты довольно странная, — сказал он наконец. — Ты разговариваешь совсем как моя бабушка. Но иногда говоришь или делаешь нечто такое… Пожалуйста, не пойми меня неправильно и не обижайся, ладно? Просто очень часто ты ведешь себя как маленький ребенок. Без обид?
— Без обид, — кивнула я.
— Иными словами, ты совсем другая. Как из другой страны, но не совсем. Нет, не знаю, — сдался он. — Я ответил на твой вопрос?
— Наверное, — выдавила я и снова сглотнула. — Лимо-ялик встречает меня прямо тут, — неуклюже ляпнула я. Брэн молча вышел следом за мной и забрался в ялик. — Только мне нужно кое-куда заехать по дороге. Ты ничего не имеешь против собак?
— Нет. До прошлого года у меня тоже жила собака. Умерла от старости. Бедняга Джек.
— Какой он был породы? — спросила я.
— Ретривер, — ответил Брэн. — Он у меня был отличным принимающим, ему бы только в бейсбол играть. Ловил все теннисные мячи, вылетавшие за корт.
Когда я привела Завьера в ялик, он сдержанно кивнул Брэну головой, а потом обнюхал его ноги.
— Привет, мальчик, — поздоровался Брэн и потрепал Завьера по ушам.
— Будь с ним поласковее, — попросила я. — У него сегодня была тяжелая ночь. Налопался краски.
— Ты ешь краску? — укоризненно спросил Брэн у Завьера. Потом поднял глаза на меня. — Откуда он ее взял?
— В моей студии.
Брэн с новым уважением посмотрел на меня.
— В твоей студии?
— Да… Так, пустяки… Балуюсь понемножку.
— Пайферы устроили тебе студию?
— Я думаю, это подарок Гиллроя, — призналась я. — Наверное, где-то в моих документах сохранилась запись о том, что я люблю искусство.
Брэн пожал плечами и снова опустил взгляд на Завьера.
— Лично я ничего такого не видел, — сказал он. — А я очень старался разыскать что-нибудь.
— Правда?
Ну да. И ничего не смог найти. Честно говоря, я не нашел даже записей о том, что у твоих родителей когда-то был ребенок. Наверное, они очень строго охраняли от чужих свою личную жизнь. В Юниархивах я отыскал старую фотографию, где ты снята с родителями, там тебе лет десять или около того. Но эта фотография даже не подписана. Иными словами, ты сильно смахиваешь на призрак. Никакого цифрового следа. Я даже не смог выяснить, когда у тебя день рождения.
— Как будто меня вообще не было, — негромко вздохнула я. — Знаешь, иногда мне кажется, что так оно и есть. Все, кого я когда-то знала, давно умерли.
Брэн отпустил Завьера и неловко поерзал на сиденьи.
— Мне жаль.
— Я постепенно привыкаю к этой мысли, — вздохнула я.
— И все-таки мне очень жаль.
Лимо-ялик слишком быстро довез нас до дома. Мы были уже в Юникорне, но я по-прежнему боялась остаться одна.
— Хочешь посмотреть мою студию? — спросила я. — Правда, там сейчас небольшой разгром. Завьер вчера порезвился на славу, но… Мне все равно нужно все прибрать до возвращения Патти и Барри.
— До их прихода ты дома одна? — спросил Брэн.
Я кивнула.
— Угу. С Завьером.
Мне показалось, что Брэну совсем не хотелось идти со мной, но он все-таки кивнул.
— Ладно. Конечно. Идем.
* * *
Открывая дверь в студию, я ожидала увидеть там хаос, который оставила утром, убегая в школу. Но все оказалось совсем иначе. Наверное, у уборщицы был свой ключ, и она не слышала распоряжения Патти. Так или иначе, она убрала все следы разгрома, вылизав комнату так, как я бы все равно никогда не сумела.
— Ух ты! — ахнул Брэн, переступая порог. Он окинул взглядом мои картины. Теперь я была даже рада тому, что мой последний портрет мелками погиб в потасовке с незнакомцем. Его мокрые смятые останки до сих пор торчали из уничтожителя мусора. Если бы Брэн увидел свой портрет вчера, я бы ни капельки не смутилась. Тогда я бы честно сказала ему, что всегда рисую людей, которых вижу вокруг себя. И даже показала бы ему портреты Патти и Барри и карандашный набросок мистера Гиллроя. Но сегодня… Нет, сегодня я бы сквозь пол провалилась от смущения.
В то же время мне страшно хотелось нарисовать Брэна. Я бы усадила его на стул в углу, на фоне книжных стеллажей. Или напротив окна, особенно если бы мне удалось уговорить его распахнуть рубашку. Хотя бы чуть-чуть. Или немного больше. Я бы повторила цвет его глаз в оттенке листвы за окном и…
Внезапно я поняла, что Брэн задал мне какой-то вопрос. Я встряхнула головой, отгоняя видение полуголого Брэна, сидящего в моей студии.
— Что, прости?
— Почему ты не посещаешь уроки искусства в школе?
— Не знаю, — честно ответила я. — Наверное, мистер Гиллрой не считает, что они мне необходимы. — Я обвела рукой комнату. — Да я и не возражаю, ведь у меня есть все это!
Брэн подошел к стене, где все еще сохла моя самая крупная на сегодняшний день картина. Это был написанный маслом один из так называемых стазисных пейзажей — гряды ярких волнообразных холмов и подсвеченные молниями тучи, казавшиеся скорее радостными, чем грозными. Я назвала эту картину «Голубые дюны».
